Те, что атаковали нас, не щадили патронов и болтов самострелов. Отряд редел на глазах. Вот свалился рыбарь, нашпигованный торчащими из груди болтами. Упал в пыль один из людей Барина, дергаясь в смертельных конвульсиях. Затих карабин Афанасия. Старик отбросил его в сторону и потянул с кобуры двуствольного «шмеля». Обливаясь потом, громко прорычал:
– У перед бий падлу!
Афанасий вскочил и, прихрамывая, рванул к арке, на ходу стреляя из двух стволов «шмеля». Рыбари, слишком увлеченные стрельбой по окнам, не заметили порывов старшого. Пули, выпущенные Афанасием, скосили парочку оборванцев. Старик принялся перезаряжать «шмеля», когда выскочил кочевой мутант с секирой в огромных лапах. Афанасий вставил патрон в казенник и попытался взвести курок, но было поздно. Заточенное лезвие секиры впилось в плечо и ушло наискось, разрубая грудную клетку. Из раны хлынула кровь. Старший рыбарь, припадая на колени, на последнем вздохе разрядил «шмеля» в лицо кочевого. Кровавые ошметки разлетелись в стороны, картечью разнесло полголовы кочевника. Длинная рукоять секиры уперлась в землю, удерживая от падения уже мертвое тело Афанасия.
Шайка Шкуры плотно засела на этажах и крышах соседствующих зданий, сжимая нас в смертельное кольцо. И с каждым мгновением казалось, что выхода из этого капкана, состоящего из шквального огня, нет.
Я снова дал очередь по окнам. В ответ в меня полетели арбалетные болты, со свистом рассекая воздух над головой. Несколько болтов ударилось в стену. Я отскочил в сторону, перекатился, уходя за крупные валуны, образовавшие отличное укрытие.
Привалившись спиной к покатому валуну, сидел рыбарь. Его немного посекло осколками гранаты, на груди брезентовой куртки растекались кровавые разводы, но в целом его состояние было нормальным. Не отличным, а именно нормальным. Он тяжело дышал, непроизвольно тряся головой. Ну а что вы хотите? Конечно его трясло, а огромные зеленые глаза были наполнены ужасом. Но я был уверен, что парень мог двигаться и, что намного важнее, мог стрелять. Мог хоть как-то огрызаться в ответ противнику. Но его разряженный самострел лежал рядом. Россыпью валялись болты, поигрывая черным оперением. Когда стрельба на миг стихла, стало слышно, что парень рыдает во весь голос.
– Ты чего, дурень, ревешь? Вот, погляди, у тебя же руки-ноги целы! Видишь? – Прокричал я.
– Вижу… – Продолжил реветь парень.
– А это видишь? – При этих словах я сунул кибернетический кулак под нос рыбаря.
– Да-а… – сказал парень, догадливо перемогая свою истерику.
– А вот Афанасий и другие ребята уже ничего не увидят…
Парень смолк, утирая слезы тыльной стороной ладони.
– Вот, держи… – Я протянул ему автомат. – Умеешь обращаться?
Паренек быстро закивал головой.
– Ну вот и ладненько! Прикрой!
Рыбарь трясся. Его непослушные пальцы перемещались по рукояти и цевью, то норовили обхватить черный рожок, то неумело тискали затвор автомата. От тряски вороненый ствол вздрагивал. Мда, с таким воякой много не навоюешь, не дай Создатель, еще меня подстрелит. Может, в схватке с речной змеей он бы проворнее меня оказался, но тут, увидав, как его собратьев растрепали пули и стрелы обитателей нищенских кварталов, просто оцепенел. Его накрыл панический страх. И в этом нет ничего зазорного, так устроен человек. А рыбарь в этом ужасном аде все же являлся таковым.
– Верни. – Тихо, почти шепотом сказал я и, не дожидаясь, вырвал автомат из рук парнишки. Он сопротивлялся. Его отрешенный и пугающе пустой взгляд уперся мне в лицо.
– Тихо, паря, не глупи… – В следующий момент я залепил ему пощечину. Рыбарь вздрогнул, пряча взгляд, взялся ладонью за багровеющую щеку.
– Идти сможешь?
Парень послушно закивал.
– Ну вот и здорово! Держись, паренек, держись! Отправляйся к поселку, скажи Барину: задание провалилось. Тебе ясно? Ну и отлично. Пусть собирает всех и выдвигается к городку. Сейчас каждый воин на вес золота. Да и Матрене передай, что я постараюсь спасти ее брата. Все понял?
Рыбарь что-то промычал и снова принялся кивать. Потом он с трудом поднялся и, пригибаясь, припустил прочь. Я проводил паренька взглядом, убедившись, что он благополучно скрылся за огромной кучей строительного мусора, направился к бородатому «вонючке». Тот, прикрываясь за возвышающейся над ним грудой металлического хлама, припав к земле на огромное пузо, старался выцепить на мушку старенькой трехлинейки маячащую фигуру в окне третьего этажа покореженного здания. Азарт охотника завлек бойца, полностью погрузив его в это занятие. Теперь, высунув язык и слегка прикусив его, он прищурил левый глаз, даже не обращая внимания на огромные капли пота, что обильно усеяли весь лоб. Бах. Тень в темной глазнице пошатнулась. Щелчок затвора. Со звоном упала отстреленная гильза. Затвор дослал патрон в патронник. Бах. Фигура пропала вовсе. В ответ, из зданий напротив, по нам дали залп из всех видов скудного вооружения. Залязгали острые наконечники болтов о проржавевший остов старой рухляди, высекая искры, ударили пули. У ног взмыла земля, поднимая неровный ряд фонтанчиков пыли.
– Не, ты видел? Бродяги совсем нюх потеряли. А это косяк! И косяк конкретный. – Прогудел бородач, перезаряжая винтовку.
– Нужно прорываться в здание. Еще немного и нас как ползунов у холмовейника перещелкают. – Подытожил я, всматриваясь в темные глазницы окон первого этажа. Высоковато. Пока провозимся, забираясь в окно, рискуем получить пулю в спину, а то и арбалетный болт в задницу…
Стоп! А это чего? Мой взгляд уперся в зияющий проем. У самого основания полуразрушенного здания в кирпичной стене имелся пролом. Конечно, это вам не арка, но вполне можно проскочить. Отлично!
Есть ли за проемом враг? Не было времени решать. Я понадеялся лишь на то, что нападающие, устраивая засаду, в первую очередь занимали верхние этажи и крыши. Перекинув ремень автомата через плечо, я выхватил боевой нож и, петляя, как затравленная пустынными псами тушка, метнулся к проему и, не останавливаясь, влетел в его раззявленное жерло. Скользнул на заднице, ощущая неровность рельефа, ввалился в окутавший меня мрак. Полагаясь больше на инстинктивные рефлексы, чем на бесполезное в темноте зрение, я ушел в сторону одним резким кувырком. Никого не было.
Тишину нарушила осыпающаяся галька и прочий мусор, когда в проем протиснулась туша бородача.
– Ах, ты ж, едрить твою кочерыжку… – Простонал «вонючка». Признаться, зловониями в этом мраке несло до одури, куда там бородачу с его выхлопами.
– Тихо ты. – Прошипел я.
Вскоре глаза свыклись с темнотой, и в этом окутывающем нас мраке стали различаться контуры подвального помещения. Обширная комната была вся переплетена темными трубами. Они вырастали из стены, проходили под потолком, переплетались между собой, причудливо извивались и исчезали в противоположенной бетонной стене, по которой тянулись мокрые потеки. А на полу красовались огромные источающие зловония лужи. Местами были разбросаны обломки мебели, покореженные стулья, разбитые и сгнившие в труху столы. Дальний угол по-прежнему был темным. Властвующий мрак не давал возможности разглядеть комнату полностью.
Я посильнее обхватил рукоять ножа, чувствуя, как вспотела ладонь. По загривку проскочил холодок. Аккуратно переставляя ноги, чтобы ненароком ничего не зацепить, стал продвигаться к выходу из этого помещения.
Бородач, что-то скуля и потирая шею, поднялся из кучи строительного мусора и, прихрамывая, припустил за мной.
Бой снаружи почти затих, только иногда слышались одиночные выстрелы. Отряд был разгромлен.
Глава 24. Циркон
Кап-кап-кап. Звук капающей воды. Иногда редкий писк и стук острых когтей по бетону. Крысы?
Я уже достиг дверного проема и занес ногу, чтобы переступить полусгнивший порог, когда за спиной раздался шум. Что-то с лязгом грохнулось на пол, расплескивая содержимое маслянистых луж. Смрад усилился. Я развернулся, вскидывая перед собой острый клинок ножа. Как выяснилось позже, эту какофонию шума за моей спиной поднял бородач, отскочивший в сторону, прямо на кучу гниющего мусора.
Длинная стремительная тень метнулась сверху, прямо с потолка, бесшумно и очень быстро, словно оторвалась темно-зеленая вековая плесень, висевшая тут лохмотьями в изрядном количестве. Она упала на Вонючку, сухие, обтянутые почти прозрачной кожей конечности обвили мускулистую шею, огромные когти вцепились в плоть. Тварь издала писк. Ее тонкое тело изогнулось, на маленькой мордашке с огромными черными глазами раскрылась пасть, в которой торчали острые желтые клыки. Еще мгновение и они вопьются в шею амбала, а тварь насытится свежей кровью. Огромная клешня Вонючки вцепилась в хрупкую шею бестии. Послышался треск ломаемых позвонков. Тварь заверещала. Ревя, как взбесившийся манис, бородач сорвал существо со спины и метнул в стену. Хрясть. Тварь сползла на пол и затихла.
Крыланы были бесшумны, и их было много. В следующий миг все стены и потолок словно ожили, и на нас стали обрушиваться все новые и новые существа. Размахивая широкими перепончатыми крыльями, они мешали друг другу. Пищали, скалили страшные морды, лупили друг друга когтистыми конечностями. Но охота началась, а твари были голодны. Они не опасны, когда их мало. Но когда их стая…
Вопя что-то нечленораздельное, Вонючка оголил огромный тесак и стал рубить и крошить мелких тварей направо и налево. В стороны летели отрубленные головы, конечности, перепончатые крылья. Вонь стала невыносимой.
Нож – это тот предмет, который обязан вонзиться в тело противника уже в следующее мгновение, после появления в руке. Я поразил тонкое тельце крылана, клинок пробил его насквозь. Тут же сбил кибернетической рукой второго, сервоприводы завизжали. Уклонился от когтистых конечностей, совершив скачок в сторону. Молниеносно среагировал, отправляя очередную тварь в их мутафагский ад. Налетел на стену, увернулся. Бестия со всего маху врезалась о бетон и затихла. Снова укол. Потом еще и еще. Все зависело от скорости и точности поражения. Любое промедление или запа