Было непросто оглядываться в прошлое и думать обо всем том времени, которое мы упустили в борьбе с тем, что нас разделяло, в борьбе друг с другом, – тем более когда будущее казалось таким невероятно коротким, но теперь я не могла на этом сосредоточиться, потому что мы были вместе. Не имело значения, сколько часов, дней, месяцев или лет нам оставалось; мы всегда будем вместе.
Только любовь была настоящей, сильнее целой планеты инопланетян-психопатов и какого-то там правительства.
Мы долгое время стояли, сплетясь в крепком объятии, и только потом наконец воспользовались душем – по его прямому назначению. Но купаться с Дэймоном было все равно что… в общем, купаться с Дэймоном.
В конце концов, мы выбрались из ванны, растерлись полотенцем и надели свитера и чересчур большие рубашки – впрочем, на Дэймоне они не выглядели такими уж большими. Белая рубашка туго натянулась на его плечах, обрисовывая каждый кубик пресса. Моя кожа была очень чувствительной, хотя в ванной мы не занимались никакой ерундой.
Я нашла расческу и устроилась на середине кровати, расчесывая спутанные волосы, а Дэймон включил телевизор и стал искать канал новостей. Затем, бросив пульт управления к ногам, он сел за мной и вынул расческу у меня из рук.
– Дай-ка я сам.
Я скорчила гримасу, но села смирно, а он начал расчесывать мне волосы. Я посмотрела на экран, увидела еще один город в руинах и отвернулась. Я не хотела об этом думать, потому что не знала, где моя мама или как справляются с этим мои друзья, оставшиеся дома.
Дэймон распутывал колтуны с удивительной ловкостью.
– Есть ли что-нибудь, чего ты не умеешь? – поинтересовалась я.
Он засмеялся.
– Ты знаешь ответ на этот вопрос.
Я улыбнулась.
Когда Дэймон закончил с моими волосами, я ощутила, как конец расчески кольнул меня в поясницу. Приподняв брови, я оглянулась.
– Что?
Дэймон наклонился ко мне и нежно поцеловал. Кончики его влажных волос коснулись моих щек, а его поцелуй становился глубже, и сердце мое неистово забилось.
Я положила руку ему на грудь, над сердцем, и почувствовала, что наши ритмы совпадают. Я подняла голову, и наши глаза встретились. Как-то незаметно оказалось, что мы уже лежали на кровати, и моя спина была прижата к его груди.
– Я еще не закончил лечить тебя, – хрипловатым голосом сказал Дэймон.
Он провел пальцами по моему виску.
Закрыв глаза, я позволила Дэймону делать то, что он хочет. Как-никак, ему от этого становилось лучше. Но тепло от лечения стало медленно превращаться во что-то другое, когда кончики его пальцев пробрались ко мне под руку, затем под рубашку и оказались на животе. И вот между его кожей и моей не осталось уже ничего.
– Ты часто использовала Источник. – Рука Дэймона прижалась к нижней части моего живота, а его мизинец залез под свободный поясок моих спортивных штанов. – Это отняло у тебя много сил.
Другой палец тоже пробрался под пояс, и мне уже не казалось, что я без сил. Все мое сознание сфокусировалось на его руке – на ее тяжести и тепле, на том, как она расположилась на мне.
– Котенок?
– М-м-м?
Голос его был низким и завораживающим.
– Просто хотел проверить, не уснула ли ты рядом со мной.
– Как тебе такое могло прийти в голову?
– Знаешь, о чем я думал? – спросил он, помолчав немного.
С ним никогда ничего не знаешь наверняка.
– О чем?
– Я думал о том, куда мы направимся, когда все это кончится. – Теперь уже половина руки Дэймона оказалась у меня под пояском. – Чем займемся.
– У тебя есть идеи на этот счет?
– У меня полно идей.
Горячее, сладостное чувство захлестнуло меня.
– Не сомневаюсь в этом.
Дэймон засмеялся, а его большой палец стал медленно чертить ленивый круг под моим пупком.
– Я думал поступить в университет.
– По-твоему, после всего этого останутся университеты?
– По-моему, да.
Два его пальца опустились ниже, и от этого у меня перехватило дыхание.
– Почему ты так считаешь?
– Ответ простой. – Дэймон поцеловал меня в щеку. – Если ты чему и научила меня, то это тому, что люди выносливы – куда более выносливы, чем наш род. Что бы ни случилось, они не сдаются. Поэтому я не могу поверить, что не будет университетов, рабочих мест и тому подобного.
Мои губы изогнулись в легкой улыбке, поскольку я решила ему подыграть.
– Университет – думаю, это было бы хорошо.
– Кажется, ты как-то говорила об университете Колорадо, – сказал Дэймон, а его пальцы продвинулись еще ниже, из-за чего мышцы внизу моего живота напряглись. – Как насчет него?
Я вспомнила, как мы в первый раз говорили об университете, и я так волновалась, что перехожу границу в наших отношениях. Кажется, с тех пор прошла целая вечность.
– Думаю, это отличный выбор.
– Уверен, что Доусону и Бет там бы понравилось. – Дэймон помедлил. – И Ди тоже.
– Да, ей бы тоже. – Особенно если бы рядом оказался Арчер, но в таком случае нам вроде как пришлось бы сперва вернуть ее голову на место. – Может… может, я могла бы и маму убедить туда переехать.
– Конечно, – пробормотал Дэймон, и я до крови прикусила губу, потому что он сумел просунуть колено между моими ногами. – Твоя мама должна быть там, потому что мы действительно сделаем это.
Мои глаза широко раскрылись.
– Э, я не уверена, что хочу, чтобы моя мама была частью этого.
От смеха Дэймона я почувствовала сильную щекотку.
– Котенок, хватит думать о всякой ерунде. У нас будет настоящая свадьба. Все, как у взрослых, – подружки невесты, шафер, красивое белое платье и свадебная церемония. Даже прием. Все будет.
У меня открылся рот, но слов не было. Я погрузилась в грезы о настоящей свадьбе. Представила себе, как мама помогает мне облачиться в прекрасное, как у Золушки, платье; как Ди и Леса стоят рядом со мной; как Доусон, Арчер и даже Люк исполняют роль шаферов. Потом я представила Дэймона в смокинге – да, черт возьми, эту картину мне даже хотелось пересмотреть.
И, конечно же, на приеме мы будем фотографироваться, и жаркое там тоже будет. И диджей, который крутит сомнительную музыку, а потом мы с Дэймоном станцуем свой первый танец в качестве мужа и жены.
Сердце мое отчаянно колотилось – я впервые поняла, как сильно мне всего этого хотелось. Да, это так по-девчоночьи, но мне все равно.
– Котенок?
– Мне нравится, – прошептала я, чувствуя, как у меня в груди все сжалось. – Нравится говорить об этом. У меня такое чувство, что это нормально. Такое чувство, что…
Дэймон наклонился надо мной, пленив мой рот своими губами. Поцелуй захватил меня, заставив запылать каждую клеточку моего тела.
– У нас есть будущее.
Когда губы Дэймона соприкоснулись с моими и он опустил меня на спину, все мысли улетучились прочь. Весь остальной мир, все тревоги и опасности – все померкло, и вскоре ничего не осталось, кроме нас двоих. Рука Дэймона творила какие-то невообразимые, сумасшедшие вещи, и от обрушившихся на меня эмоций меня подбрасывало так, словно я оседлала гребень волны. Опустившись в очередной раз вниз, я перевернула его на спину.
Брови Дэймона удивленно изогнулись, когда я нависла над ним.
– Что ты?..
Но вот он уже отвечает мне, принимая мой ритм, и силуэт его тела начинает отсвечивать красновато-белым, а рука ложится на мои влажные волосы. До того, как ресницы Дэймона опустились, я успела заметить, что его глаза похожи на неограненные алмазы, и в них сквозило потрясение и благоговение, хотя на самом деле я толком не понимала, что делаю. Но, похоже, ему это нравилось – наверное, потому что он любил меня.
Потом мы лежали, глядя друг на друга, и молчали. Я проводила пальцем по его нижней губе, набираясь храбрости, чтобы спросить о том, что меня давно волновало.
– Почему ты ушел с ними, когда они появились?
Глаза Дэймона были закрыты, а лицо выглядело умиротворенным.
– Когда они вышли из леса, я мог слышать все, о чем они думали, чего хотели. То же самое произошло с Доусоном и Ди. Между нами мгновенно образовалась связь. И поначалу это просто захлестывало меня. Я хотел пойти с ними. – Помолчав, Дэймон открыл глаза. Наши взгляды встретились. – Казалось, я забыл обо всем, кроме них. Они стали всем.
Я даже не могла понять, как это.
– Ты и теперь их слышишь?
– Нет. Разве что тихое гудение где-то на заднем плане. – Дэймон помолчал. – Это не первый раз, когда происходило нечто подобное. Когда таких, как мы, собирается очень много, становится тяжело, потому что это похоже на миллион радиоволн. Поэтому нам никогда не нравилось образовывать колонии. Когда мы собираемся вместе в большом количестве, мы все оказываемся связаны и почти образуем одно целое. И оказываешься втянут в то, чего совсем не хочешь. Ты перестаешь быть индивидуальностью. Ты становишься частью целого. Но до того, как они пришли, я даже не понимал, что эта связь может быть настолько мощной.
– Но ты преодолел это, – напомнила я ему, потому что мне показалось, что Дэймон почти разочаровался в себе.
– Благодаря тому, что я чувствовал к тебе. То же самое помогло и Доусону, и, ясное дело, любому другому Лаксену, кто связан еще с кем-то, но Ди… – Он умолк, качая головой. – Те, кто пришел, отличаются от всех нас. Теперь-то мы это понимаем, и они… такие холодные. Ни сочувствие, ни сострадание им неведомо. – Он вздохнул, и по его телу прокатилась дрожь. – Я не помню своих родителей, но я не могу поверить, что они были такими. Наверное, мы стали другими, потому что жили рядом с людьми. Но отсутствие сочувствия и сострадания делает их опасными, Кэт. Пожалуй, куда больше, чем мы можем себе представить.
Когда я вела пальцем по подбородку Дэймона, он повернул голову и поцеловал середину моей ладони.
– Правда, и у них должно быть слабое место. У всего во вселенной оно есть.
Дэймон поймал мою руку, и наши пальцы переплелись.
– В каждой колонии есть Старейшина, который, по большому счету, руководит всей группой. Я знаю, что среди прибывших должен быть кто-то вроде… вроде сержанта. Их пчелиная матка. Устранив его, мы, конечно, не расправимся с остальными, но существенно ослабим их – ослабим их