Я стоял посреди поля – мошка, точка, над которой летел флот Армады. Горящие обрывки все еще носило в небесах. На языке горчил пепел особняков Аш-ти. Из тумана слышались лязг и кличи, которые издавали инквизиторы перед битвой. Хор воинов читал молитву Богу-отцу, ветер приносил ее фрагменты, остальное тонуло в густой дымке. Я знал каждое слово молитвы, мог бы повторить каждое движение по памяти, воспроизвести каждую мысль братьев по вере.
Покинув столицу и отправившись к Кари Годар, я понимал, что покидаю церковь, но в глубине души веришь в обратимость поступков, надеешься, что изгнание временно. Что ты просто повернул не туда, но скоро поймешь, как выбраться, как вернуться в невинность, в незнание. Однако бог так и остался для меня лишь словом, каким стал в аббатстве Робера Кре. Теперь мое место здесь – прямо между двумя армиями, между жерлами двух пушек, с револьвером Тео в руке.
Артиллерия еретиков в скалах снова загремела. Несколько орудий могли бы косить пехоту Армады, но, если туман и дальше будет таким густым, в битве станет невозможно понять, где свои, а где чужие. Если же мы подпустим отлично обученных мечников церкви слишком близко к скалам – битва проиграна. Несколько дирижаблей начали движение в обход, надеясь зайти в тыл, но там горы слишком высоки для флота, а ущелья забиты ловушками Доминика.
– Я не стану убивать святого, Лойна.
– Просто смотри, ххади. – Она не слушала.
И я смотрел, ведь я считал, что задолжал тощей и злой девчонке-шуай.
Завитки тумана, ползущего по полю, извивались, словно белесые змеи. Невозможно было оторвать взгляд от того, как они шевелятся. Кто-то гнал их в спину, хлестал невидимыми вожжами, как воля Кари выталкивала к армии церкви меня. Тянуло обернуться и увидеть линии ее власти над людьми, но я из чувства противоречия начал глядеть вглубь тумана. Он исходил оттуда же, откуда и внезапно окутавшая тьма. Что-то пульсировало там, на песке: маленькое веретено, слабый старик, который с каждой минутой по капле терял жизнь.
– Он на берегу, далеко отсюда, – пробормотал я, не понимая, как могу творить подобные вещи. – Но он неопасен, опасна темнота.
Лойна кивнула и хрустнула пальцами. Спустя несколько секунд ее не оказалось рядом, а из тумана выступила первая линия войск Армады. Братья и сестры веры шли ровными, неотвратимыми рядами, их скрепляли черные фигуры инквизиторов. Туман тек у бойцов Армады в ногах, словно покорный пес; движения были отточены и схожи. За первой линией воинов показался белый плащ короля-святого. Он не закрыл лицо забралом, храбро или безрассудно глупо выступив во главе армии. Никаких знаков королевского происхождения, кроме бело-золотого куска ткани, я не различал, доспехи Терновника больше подошли бы людям Годар. Или пастыри не дорожили его жизнью, или исступленная вера короля не была легендой.
Близко от него, среди личной охраны, чеканила шаг дева-инквизитор. Кто угодно мог оказаться рядом с Терновником. Инквизиторов в Лурде хватало, но вот беда – я слишком хорошо знал Епифанию. Я изучил до последней мелочи, как она ходит, как держит оружие, как скручивает в пучок волосы, смеется и сгибает ноги, когда склоняется в церкви. Так бывает, когда учишься с кем-то с самого детства. Никто из женщин не превзошел бы ее в честолюбии и красоте. Не узнать ее мог лишь слепец.
Теперь Епифания, моя любовь, шла, чтобы казнить предателя веры. Чтобы казнить меня. Я онемел, почти ослеп от боли. Плотно окруженный убийцами, король надвигался, словно топор палача.
– Хватайте предателя! – Кто-то разглядел истрепавшийся знак на одежде, а я замер – один против войска, в оборванной и незаслуженной форме инквизитора.
– Бог и меч! Бог и меч! – слаженно повторяли бойцы. – Бог и меч! Бог и меч!
Ненависть к Богу-надзирателю и его не задающим вопросов куклам стала всепоглощающей. Причины, по которым я покинул аббатство, иногда казались вымученными – кому нужна правда, когда можно умереть от голода? Но сейчас они вскипели и ожили, облекая в броню. Я вскинул руку с револьвером и выстрелил в короля Лурда, который сломал мою женщину. Один против Армады, я будто стрелял в левиафана.
Первоначальный страх сменился опьянением боя. Из-за дрожи в кисти пуля прошла мимо, и я выхватил меч. Бойцы короля разорвали ровный ряд и помчались, разгоняясь с каждым шагом. Свист! Их отбросил град пуль. Спину омыла волна несущихся в бой еретиков.
– Свобода! Свобода!
Кхола бежали отовсюду, чтобы с лязгом схлестнуться с братьями и сестрами веры. Клинки поднимались и опускались, словно шторм стального моря. Крики сраженных раздавались тут и там, полилась кровь.
– Ты что, спятил?! – Раймонд теснил меня к скалам, скрывая в потоке стреляющих и бегущих кхола. – Ну ты даешь, ишья! Зачем лезешь на рожон?
В неразберихе начавшегося боя я потерял короля из виду, но знал, что Епифания там, и не мог решить, хочу ли я ее убить или спасти. Эта мысль поглощала, вытесняя все остальные.
– Там Лойна. Там святой, – вспомнил я. – Туман…
– Взять предателя!
Один из бойцов Армады оказался слишком зорким. По спине бежали мурашки: нельзя привыкнуть, что предатель – это я.
Раймонд выстрелил в кричавшего и уложил его на месте. Кхола пробежали по нему, брешь закрылась.
– Лойну мы искать не будем. – Раймонд толкал меня к укрытию. – Нужно отступать.
По земле прошла волна, будто твердь – всего лишь тонкая ткань, которую ребенок дергает за край. Я свалился лицом в истоптанную траву, в рот набились грязные комья, меч вывалился из пальцев. То же самое происходило вокруг – бойцы падали, ползли, пытались спрятаться, встать или впивались руками в горло обескураженных врагов. Поле ходило ходуном, горы дрожали, но самое страшное творилось где-то у реки.
– Это сатана! – крикнул кто-то из верующих. – Сатана защищает врагов!
– Это наверняка рийат… Сукины дети. – Раймонд кое-как поднялся. – Отступаем!
Я ковылял за ним, словно за проводником из ада. Грязные как черти, мы рывками и ползком двигались к скалам. Раймонд забыл о светском лоске – и рычал, ревел, приказывая кхола отступать. Землю продолжало потряхивать, небо грохотало, насыщенное ядрами, пулями и огнем. Цвета и звуки смешались в неистовую мазню. Показалось солнце, возвращая ранам алый цвет.
Обернувшись, я видел, как король-Терновник вытягивает руку с мечом и приказывает обескураженным воинам атаковать. Безумец! Белый плащ короля стал красно-черным, крест потонул в крови.
– Дрейк!
Раймнод звал, но мне хотелось посмотреть. В груди горький смех смешался с эдаким простонародным любопытством. Облик короля – фальшивка, вот что открывалось при долгом взгляде. Терновник – средоточие боли, жуткий нарыв, облаченный в кровавый плащ крик. Он напоминал смерч, который не осознает, насколько он смертоносен, и я перестал понимать, где мои фантазии, а где сверхъестественное зрение. Чем дольше я смотрел, тем сильнее шумело в голове.
– Дрейк! Да что с тобой?
Облик Терновника не так тревожил, как что-то за ним. Глаза как будто отказывались это воспринимать. Город… Вот в чем дело. Черный город больше не скрывался за обрывом, с легкостью выбравшись из пропасти. Пока мы обильно поливали кровью старые земли шуай, он расцвел цветком кромешной темноты. Я видел острые угольные башни, хотя этого происходить не могло – слишком уж далеко мы находились от срывающейся в реку кручи. Башни Черного города выросли, возносясь теперь над горящим и окровавленным полем. Флот Армады спешно огибал необычные постройки, смещаясь к западу.
– Ты только посмотри…
– Ни черта себе! – Раймонд разинул рот.
Туман постепенно рассеивался, потеряв своего ткача, а ветер сносил облако дыма прочь. Причудливые, чужие здания теперь отчетливо представали перед нами. Шпили Черного города вытянулись за несколько часов, словно побеги демонических растений. Он стал не только выше, но и шире; он наступал.
– Крепость переполнилась… – Я повторил слова Идори.
Город прежде спал – бледный, призрачный, туманный. Теперь же он ожил, обрел резкость, глубину цвета. Аш-ти, один из «близнецов», был уничтожен, но испепеленная материя будто перетекла в Черный город, как песчинки в песочных часах. И самое странное – от башен шел монотонный, густой рокот, похожий на звук вращения гигантских лопастей. Все услышали мощный зов потусторонней трубы, ход битвы окончательно нарушился.
Ошарашенные братья и сестры веры отступили на запад, в сторону и от остатков Сеаны, и от реки. Скорее всего, возвращаться им было некуда – Лойна могла уничтожить и святого, и кусок берега заодно с маленькой гаванью. Хорошо помня последние минуты «Веселой блудницы», я бы не удивился, увидев на месте высадки Армады гигантскую воронку, но и снова встретить Лойну я не надеялся.
Мысли о смерти рийат были горькими. Я почему-то исступленно желал, чтобы она выжила, чтобы все рийат жили, несмотря на их изъяны, гордость, опасную вспыльчивость. Было жаль и старика-святого, совершавшего немыслимое, и других запертых в монастырях святых, пытающихся овладеть силой на ощупь, по наитию, блуждающих в обрывочных цитатах писаний. Если верить Кари, я был на всех них похож. Единая сила текла через нас, позволяя мне иногда увидеть обман, а им – повернуть облака или взлететь над землей. Мы могли бы сидеть за одним столом или учиться у одних учителей, сделать жизнь небывалой, поразительной. Но всем нам мешал древний и никому здесь не нужный бог.
Я оглянулся в поисках Епифании, но нигде ее не находил. Вместо этого я увидел, как убитые встают с поля боя и шагают в сторону Черного города.
Глава 12Соблазн
Танцуй, танцуй, танцуй со мной,
Танцуй на пепле, на обломках чужих городов.
Король думает, что сжег город ради Бога,
Но все для того, чтобы огонь освещал твое лицо.
Песня Лавинии зазвучала, когда стемнело. Отряды Армады разбили лагерь подальше от утесов и предавались спорам или осеняли крестом чудовищные башни, пока солнце не утонуло в реке и не скрыло Черный город с глаз. Здесь расстилалась хорошо просматриваемая каменистая равнина, неудобная и для людей, и для кораблей, но другого выбора не было. Дьявольские строения вдалеке сочились низким, вибрирующим звуком. Воины церкви были поражены безбожными трюками Годар. В будущем козни еретиков должны б