нал меня, выделил из клубов тумана и схватил за плечо. Однако очнулся я на земле, у края Черного города, где надо мной стоял, сузив глаза, Идори.
Пока я охлопывал и ощупывал свое тело, пытаясь понять, жив я или мертв, рийат рассмеялся:
– Я предупреждал тебя об Иш-ва. Живым нечего там делать. Зачем ты туда пошел? Тебе надоело бороться?
– Наоборот. Я хотел найти Раймонда и полететь в Лурд.
– Зачем?
Какой хороший вопрос.
– Я хочу остановить Годар, – неожиданно для себя ответил я. – То, что она собирается сделать, неправильно.
– И что же она собирается сделать?
В глазах Идори появился азартный огонек. Похоже, у него имелась своя версия событий.
– Понятия не имею! – признался я. – Но ты говорил – видеть изъяны. И я такой вижу.
– Ты слишком привык полагаться на интуицию, на веру, на знаки, – покачал головой Идори. – Не надо путать эти иллюзии с подлинным положением вещей. Это как твоя встреча со светловолосым стрелком. Ты не мог его видеть. В Иш-ва попадают насильственно убитые люди, чей цикл завершился по чужой воле, а не по стечению обстоятельств. Я думаю, ты просто упал под действием разлагающего дыхания города мертвых и бредил. Ты сам подсказывал себе ответы.
– Но мне не нравятся такие скудные ответы! – взбесился я. – Я хочу найти своего Бога. Может, в мире самодовольных титанов Бог никому и не нужен. Но я такой же титан, и я хочу, чтобы Бог существовал. Мне нужен Бог. Без него мир блеклый, пустой, его ничем нельзя оправдать! Но мне нужен настоящий Бог, ведь всю жизнь нам подсовывали неправильного, лживого, мстительного и мелочного божка, жалкого тирана. Кари научила меня в него не верить, показала его пустоту. Но также она распалила жажду найти великого, всеохватного, свободного и любящего Бога. Щедрого Бога, который одаривает силой, который позволяет стать лучше. Она дала мне глаза, чтобы я разбивал фальшивые изображения, – что ж, я посмотрел. И везде я вижу Бога, все дышит так, как дышит он; он – это я, это ты, это все мы, тщетно пытающиеся его увидеть или его убить. Ты говорил, что весь мир – это хаос, но я вижу, что весь мир – это Бог! Вся эта сила, вся эта красота…
Некоторое время рийат смотрел на меня. Его глаза, в которых иногда мелькали огненные сполохи, изучали мое лицо, а потом он расхохотался, очень свободно и весело, как не смеялся очень давно. Похоже, я сказал что-то, что искренне развеселило одержимого.
– Ты безнадежен, человек, – покачал головой Идори, отсмеявшись. – Все, о чем ты говоришь, не имеет для жизни ни малейшего значения. Это набор пустых слов. Вас пугает осознание случайности множества событий. Кому-то нужен суровый отец, тебе нужен добрый, но это всего лишь ваша личная нужда в отцах, а не нужды мира, который существует по другим правилам. Вы, жители Лурда, почему-то считаете, что то, что нужно лично вам, – это требования вечности, что это нужно всем на свете. На деле же ты просто выбрал один путь из множества и хочешь считать его единственно верным, освещенным, правильным. Но в жизни нет никаких «верных» путей, которые ты должен найти, как нет и никаких богов – ни жестоких, ни любящих. Есть только перекресток, и этот перекресток – ты сам. Всякий путь – верный, если последствия для тебя не являются сюрпризом.
Идори ушел. Я и сам не ожидал, что скажу что-то подобное, но мысль о том, что мир походит на одухотворенное полотно, сотканное из нитей силы, никак не отпускала. Было ли в этом что-то божественное или мир вовсе не нуждался в том, чтобы я заполнял его дыханием Бога? Был ли прав Идори? Я и сам замечал, что наши божества слишком походят на нас, что святые – всего лишь люди в коконе витиеватого обмана, что ничего сверхчеловеческого мы представить не можем, а когда представляем, то это всегда что-то несовершенное.
Несовершенство – наш бич. Мы не можем его принять, считая, что изначальное, когда-то существовавшее совершенство испорчено грехами. Мы всегда ищем виноватого, клеймим себя за понятные недостатки, которые всего лишь часть жизни. Но ханжеское стремление к выдуманной, недостижимой чистоте заставляет становиться жестокими глупцами. Возможно, мы просто пытаемся бороться с порядком вещей, который существовал и будет существовать всегда?..
Некоторое время я сидел и размышлял, разглядывая грязные ботинки. Их давно стоило заменить. Кхола вдалеке гомонили и пели что-то, этот шум умиротворял. Они были племенем Кари Годар, которое она вывела из Лурда и освободила. У меня оставалось свое – люди, которые могли знать правду, но вместо этого оставались рабами Бога-отца. Инквизиторы – самые храбрые, самые бескомпромиссные воины церкви. Они погибнут первыми, ввязываясь в бой за несуществующего Бога. Я не хотел, чтобы они погибали. И не хотел, чтобы погибла Годар.
– Вот ты где. – Снизу, где я сидел, фигура Каина казалась еще более гигантской. – Нашел стрелка?
– Нет. – Я покачал головой, чувствуя слабость. – Сам чуть не умер, пока шатался по полю. Похоже, я переоценил свои силы. Идори сказал, что я полный дурак. Не могу не согласиться.
Каин помолчал немного, потом запустил руку во взлохмаченные, грубые волосы, собираясь с мыслями, поскреб подбородок. Его плащ пропитался грязью и задубел, стал жестким, будто доспех. Некрасивый и суровый, словно старая скала, Каин да Коста всегда выглядел непоколебимым, непробиваемым. Но сейчас в нем появилась неуверенность. В отличие от Доминика и Тео, Каин плохо представлял себе жизнь без Кари, которой служил так преданно и слепо.
– Я полечу с тобой в столицу, инквизитор. Нам придется передвигаться ночью, но мы наверстаем. Эти мелкие дирижабли Лютера несутся как бешеные, к тому же мы не будем останавливаться, чтобы сжигать ведьм, – криво усмехнулся он. – И даже не вздумай ничего говорить, а то я расквашу тебе рожу.
Он протянул руку, помогая мне встать. Ручища Каина была поистине гигантской, и мне стало интересно, каково это – сразиться с ним один на один. Сила Каина позволяла носить тяжелый непрошибаемый доспех и драться клинком, способным разрубать людей надвое.
– Что ж, добро пожаловать в отряд смертников, – усмехнулся я. – Я полагал, что вы все стали философами и готовы смириться с любой затеей Кари, рассуждая про свободный выбор. Отрадно, что у кого-то все же остались собственные мозги.
– Я просто хочу посмотреть, как мертвецы пожрут Лурд, – прервал меня Каин. – Жутко тянет увидеть, как святоши получают по заслугам, а мой папаша визжит со страху, подобрав рясу.
Каин фыркнул:
– К тому же любопытно, что такого она решила сделать, раз пытается скрыться от друзей.
Не то чтобы Каин был приятным попутчиком, но я был рад. Он отличный воин и молчун, что лично меня устраивало.
– Этот чокнутый шуай тоже хочет лететь, – добавил палач. – Говорит, что перемещение Города мертвых – историческое событие, подобное которому происходило несколько тысяч лет назад.
– Идори? – Я поразился. – Его же сразу заметят.
– Он утверждал, что овладел искусством быть незаметным, – скривился Каин. – Но возможность подпалить патруль Армады мне нравится, так что я бы отказываться не стал.
Мы пошли к пещерам, чтобы собрать отряд и попрощаться с Тео и Домиником. Я не был уверен, что нам удастся выжить или даже просто добраться до столицы, но, приняв решение бороться, я почувствовал себя лучше. Мир стал более понятным, линии вновь начали сплетаться в какой-то осмысленный узор. Я больше не был одинок.
«Люди ясности» снова поразили меня. Я ожидал, что вернусь и услышу стоны и плач, увижу понурые лица и согнутые спины людей, оплакивающих Кари, но они пели и жгли костры, покинув пещеры и подставляясь холодному ветру. Кхола собирались покинуть границы Лурда и отправиться в путешествие, к которому их готовила Кари.
Возможно, дело было в том, что она оставалась с ними гораздо дольше, чем со мной, и они привыкли ей верить. Или же они, словно рыжий Сорро, отказались от Бога и церкви гораздо проще, чем это далось мне. Все же к Кари тянулись авантюристы, которые только и ждали момента шагнуть в неизведанное. Их смелость и отчаянность, эта веселая бесшабашность никуда не делись. Кари для них поднялась в небеса, чтобы сделать что-то удивительное, и они отпустили ее с легкостью, которой я не мог понять. В их мыслях она была неуязвима, а гудение города мертвых звучало призывом потустороннего рога, который заставлял рвануть в неведомые земли.
У кхола будто бы не было истории. Их не волновало, кем они были прежде, – гораздо интереснее, кем они могут стать.
Глава 18Искусство раскаяния
Когда мертвые пришли впервые, пастырь Вик готовился ко сну, надевая мягкую пижаму. Старик дико мерз, кровь не грела старые кости, поэтому в кровать он отправлялся, основательно одевшись. Пастырь натянул носки из мягкой шерсти, пижамные штаны, рубашку со свободными рукавами, уложил на голову небольшую шапочку, а когда потянулся за стаканом воды, чтобы запить пилюли, увидел стоящего рядом мужчину. Все тело и лицо пришельца были покрыты жуткого вида ожогами, волос почти не осталось – только обгоревшие пучки рыжеватого цвета. От него исходили неприятный запах и какое-то давление, заставившее Вика нервно щуриться. Испугавшись, старик выпустил из рук стакан и закричал. Вода выплеснулась на теплые тапки.
Вызвав охрану, пастырь убедился, что остальные не могут видеть гостя, так что он был вынужден их отпустить, чтобы избежать паники. После донесений из Сеаны Вик ожидал чего-то подобного, но одно дело – ждать, а другое – действительно видеть. Прибывший недавно пастырь Симон в красках расписал угрозу, но поверить ему оказалось непросто. Кроме того, Вик – хоть ты тресни! – не мог вспомнить мертвеца. Изуродованное лицо в этом не помогало. Кто же это такой? Что ему надо? Вик не раз и не два убивал людей, а уж приказов об уничтожении еретиков через него прошло множество, поэтому личность первого из длинной вереницы трупов, направляющихся в столицу, оказалась для старика неведомой. Он нервно поднял графин, пытаясь составить план действий. Вода пахла затхло, противно. Спина пастыря заныла, ему стало нехорошо. Мертвый придвинулся ближе, и Вик попятился.