Уорден разложил ведомости перед собой и углубился в работу, развивая такую бешеную энергию, которая гарантирует сто процентов отдачи, отсутствие всяких ошибок и выполнение работы в такие короткие сроки, что сам не замечаешь, как она кончается. С такой же энергией трудился рядом с Уорденом и Никколо Лева.
Прошло немного времени, когда перед ротными казармами остановился автомобиль.
— Что за черт! — выругался Уорден. — С каких это пор у нас здесь королевский отель на Гавайях?
— Кто это еще? — пренебрежительно спросил Лева.
Уорден увидел, как из машины вышла высокая худощавая блондинка. Женщина шла по дорожке, под пурпурным свитером четко очерчивалась ее высокая грудь.
— Кто там? — спросил Лева.
— Жена Холмса, — ответил Уорден пренебрежительно.
Лева распрямился и закурил сигарету.
— Черт ее побери, — сказал он. — Вместе с ее свитером. Она придет сюда, если никого не окажется в канцелярии. Каждый раз, когда она появляется здесь, мне приходится тратить три доллара на заведение мадам Кайпфер и доллар на поездку туда и обратно в такси. Девочки у Сю недостаточно хороши, чтобы выбить из моей головы эту картину.
— Да, эта женщина красива, — равнодушно согласился Уорден.
— Конечно, — ответил Лева. — И она знает, как пользоваться своей красотой.
Они слышали, как женщина стучала в дверь канцелярии и, но получив ответа, открыла дверь.
— Черт с ней. Давай работать, — сказал Уорден, — прислушиваясь к шагам в коридоре, затем на веранде, наконец, у самой двери склада.
— Где старшина? — резко спросила госпожа Холмс, войдя в помещение склада.
— Я старшина, мадам.
— Ах вы! О да, конечно. Здравствуйте.
— Чем могу быть вам полезен, мадам Холмс? — спросил Уорден, не поднимаясь со стула.
— Вы меня знаете?
— Почему же нет, мадам. Я вас часто видел. — Уорден окинул ее взглядом, его голубые глаза под густыми черными бровями расширились, как бы бросая скрытый вызов женщине.
— Я разыскиваю своего мужа, — сказала госпожа Холмс, подчеркнув последнее слово, и в ожидании ответа слегка улыбнулась.
У орден смотрел на нее без тени улыбки и тоже выжидал.
— Вы не знаете, где он? — спросила она наконец.
— Нет, не знаю, мадам, — ответил Уорден и опять умолк в ожидании.
— Разве он не был здесь утром? — спросила госпожа Холмс, бросив холодный взгляд на Уордена. Так холодно на него еще не смотрела ни одна женщина.
— Утром? — Уорден поднял свои густые брови. — До половины девятого?
Лева, продолжая работать за столом, улыбнулся.
— Он сказал, что будет здесь.
— Верно, мадам. — Уорден изменил свою тактику, подчеркнуто вежливо встал. — Обычно он сюда приходит рано или поздно. И сегодня, наверное, придет. Я передам, что вы искали его, когда он появится.
— Он обещал привезти мне кое-что, — сказала госпожа Холмс. До этого все старшины казались ей безжизненными марионетками в спектаклях, которые ставил муж. Этот был другой. И он явно смущал ее. — Я полагала, что он оставит покупки здесь, — добавила она.
— Что же делать, мадам, — вежливо сказал Уорден, думая, что она поняла смысл его широкой улыбки. — Мы можем заглянуть в канцелярию, может быть, ваши покупки там. Возможно, ваш муж и заходил в канцелярию, пока я был па складе.
Она последовала за ним, хотя только недавно вышла из канцелярии.
— Здесь ничего пет, — сказал Уорден, как бы удивляясь.
— Интересно, где же он сам? — раздраженно сказала она. При упоминании о муже по ее лбу пробегали морщины.
Уорден умышленно не спешил с ответом, а потом, точно рассчитав момент, сказал:
— Мадам, насколько я знаю капитана, он сейчас уже в клубе, потягивает коктейль и обсуждает с полковником Делбертом проблему найма прислуги.
Госпожа Холмс медленно окинула Уордена холодным взглядом. Она ничего не знала о том, что устраивал полковник Делберт в клубе. Но, наблюдая за ней, Уорден подумал, что он уловил едва заметный блеск в ее глазах.
— Благодарю вас за хлопоты, старшина, — холодно произнесла она, затем повернулась и направилась к двери.
— Не стоит благодарности, мадам, — живо отозвался Уорден. — Буду рад помочь вам в любое время.
Лева по-прежнему сидел за столом, когда Уорден вернулся на склад.
— Ты не бывал у госпожи Кайпфер в последнее время? — спросил Лева.
— Нет. Как поживает эта старая леди?
— У нее две новые девочки. Недавно приехали из Штатов. Одна рыженькая, другая — брюнетка.
— Меня это не интересует.
— Не интересует? — улыбаясь, спросил Лева. — А мне показалось, что ты с удовольствием пошел бы сегодня вечером со мной. Я полагал, что у тебя есть такое желание.
— Давай-ка лучше работать, — укоризненно сказал Уорден. — В половине десятого придет этот новичок. Кроме того, мне нужно идти на совещание к Холмсу и поговорить с поварами на счет их жалобы. С поварами я должен был поговорить в половине девятого, но поскольку Холмс еще не появлялся, то, наверное, займемся этим в половине десятого и кончим не раньше одиннадцати. От новичка я отделаюсь не раньше двенадцати. Так что, если ты хочешь, чтобы я тебе помог, давай приниматься за работу.
— О’кей, шеф, — улыбаясь, ответил Лева. — Я готов делать все, что ты пожелаешь.
Глава четвертая
Шаги Прюитта по бетонированному полу веранды на первом этаже Милт Уорден услышал, еще находясь в канцелярии. Совещание с недовольными поварами, начавшееся с опозданием, все еще продолжалось, но эго не помещало Уордену услышать, что новичок появился, и догадаться, что это именно он. Уорден обладал тонкой интуицией.
Прислушиваясь к голосу Холмса, Уорден размышлял о том, что бы было, если бы представилась возможность поступать так, как считаешь нужным, не выслушивая и но принимая в расчет различные варианты и точки зрения. В ответе на этот вопрос он не нуждался. Конечно, тогда все было бы прекрасно.
Совещание с недовольными поварами началось с того, что повара изложили свою жалобу. Затем Холмс выступил со своими претензиями к поварам, и тут началась болтовня, конца которой не было видно. Один из поваров, по фамилии Уиллард, жаловавшийся больше других потому, что ему очень хотелось занять место сержанта Прима, очень убедительно говорил о пьянстве и лентяйстве Прима, о том, что ему приходится выполнять работу за Прима, а получать за это всего лишь по окладу первого повара. Уиллард изложил свои претензии прекрасно, гораздо лучше, чем делал это раньше, но Холмс, для которого Прим оставался сослуживцем по Блиссу, также превзошел самого себя, умело парировал все требования Уилларда и перешел к обвинениям в адрес самого Уилларда, который, по мнению Холмса, недостаточно хорошо справлялся даже с обязанностями первого повара. Уорден безразлично выслушал обвинения в адрес Прима, смещению которого с должности был бы рад, и обвинения в адрес Уилларда, которого вовсе не считал достойной заменой Приму. И все же Уорден внимательно следил за спором, стремясь уловить момент, чтобы закончить это дело и заняться новичком, а затем вернуться на склад и помочь Леве, которого считал единственным хорошим человеком в роте.
Монотонный гул голосов достиг слуха Прюитта, остановившегося на веранде, и он присел на табурет у степы, приготовившись к долгому ожиданию. Сунув руку в карман, он нащупал мундштук от трубы, который всегда носил с собой. Прюитт приобрел этот мундштук еще в форту Майер на деньги, выигранные в карты. Это был тот самый мундштук, которым он пользовался, когда играл на трубе зорю в Арлингтоне. В Арлингтон приезжал сам президент в сопровождении десятка адъютантов и почетного караула. Горну Прюитта вторил другой горн, на котором играл известный горнист-негр. И хотя негр был гораздо лучшим горнистом, чем Прюитт, его но подпускали близко к должности трубача только потому, что он имел неподходящий цвет кожи.
Из помещения склада седьмой роты доносился неравномерный стук клавишей пишущей машинки. Перед обитой сеткой дверью на кухню сидел солдат и деловито чистил картофель, отрываясь от своего занятия, только чтобы отогнать круживших над ним мух.
— Чудесный денек, правда? — спросил солдат, обращаясь к Прюитту. Это был небольшого роста, курчавый паренек-итальянец, с узкими худыми плечами, выступавшими из-под нижней рубашки. Резким движением он достал очередную картофелину из бака с грязной водой и торжествующе поднял ее в руке, как пойманную рыбу.
— Да, — согласился Прю.
— Прекрасный способ провести время, — размахивая картофелиной, сказал солдат, прежде чем начать ее чистить. — Хороший отдых для мозгов. Ты что, новичок? Переведенный?
— Да, переведенный, — неохотно ответил Прю, недолюбливавший итальянцев.
— Ты выбрал самую отвратительную роту, дружище, — сказал солдат. Не прекращая чистить картофелину, он поскреб подбородком оголившееся плечо.
— Я ничего не выбирал.
— Другое дело, конечно, если ты спортсмен, — продолжал солдат, не обратная никакого внимания па слова Прюитта. — А особенно боксер. Если ты спортсмен, то попал туда, куда нужно, и через шесть дней я буду приветствовать тебя как капрала.
— Я не спортсмен, — заметил Прюитт.
— Тогда мне жаль тебя, — искренно произнес солдат. — Мне жаль тебя. Меня зовут Маггио, и, как видишь, я тоже не спортсмен. Но зато я специалист по чистке картофеля. Лучший специалист в Скофилдских казармах, а то и на Гавайских островах. У меня даже медаль есть.
— Ты из какого района Бруклина? — улыбаясь, спросил Прю.
Темные серьезные глаза под густыми бровями загорелись, как будто Прюитт зажег свечи в мрачном зале кафедрального собора.
— Авеню Атлантик. Ты знаешь Бруклин?
— Нет. Я никогда там не был. Но у меня был друг в форту Майер. Он из Бруклина.
Огонь погас в глазах Маггио.
— А-а, — протяжно произнес он. Затем спросил: — А как его звали?
— Смит, — ответил Прю. — Джимми Смит.
— Боже мой! — воскликнул Маггио и перекрестился той рукой, в которой держал картофелечистку. — Смит, значит. Будь я проклят, если когда-нибудь слышал, что в Бруклине есть Смит. Даю голову на отсечение: никогда не слышал.