— Если вы считаете, что я действительно подойду для такой работы… — сдержанно сказал Холмс. Он сразу же подумал: «А что скажет на это Карен? Если она будет по-прежнему строить из себя недотрогу, то ему никогда не продвинуться вверх…» И еще Холмс живо представил себе лицо Джейка Делберта.
— Давайте сделаем это, черт возьми! — сказал Слейтер. — Послушайте, Холмс, если вы хотите, все будет сделано самым лучшим образом, понимаете? Я завтра же позабочусь об этом… Видите ли, — продолжал он, — фактически это дело с Прюиттом имеет значение лишь постольку, поскольку оно касается вас лично. Дело не в боксерской команде и даже не в вашем престиже. В действительности это — трамплин для испытания и закалки вашего характера.
— Раньше я об этом не думал, — заметил Холмс.
— Полагаю, что вам не следует переходить в штаб бригады, пока вы не решите эту проблему… Это очень важно для вас же, понимаете? А потом, когда вы решите ее и переведетесь в штаб бригады, можете вообще наплевать на эту боксерскую команду. Мы найдем более разумное применение вашим знаниям и энергии.
— Да, да, можно и так, — сказал Холмс, задавая себе в душе вопрос: действительно ли он хочет прекратить тренерскую деятельность?
— Ну вот и хорошо, — улыбаясь, сказал Слейтер и встал из-за стола. — Я не прочь выпить еще стаканчик, да и поговорили мы уже вполне достаточно, правда ведь?
Слейтер подошел к подносу с сифонами и палил себе воды. Философ как-то сразу, совершенно неожиданно превратился в простого человека, как будто кто-то отключил часть его разума.
Капитан Холмс был потрясен всем услышанным. Ему рассказали о новой силе, которая основывается на принципах неотразимой логики, а не па каких-то там ничего не стоящих сентиментальных принципах моралистов. Он знает теперь о силе, имеющей огромные потенциальные возможности поднять человечество на более высокую ступень развития, хотя массы и не поймут этого, может быть, никогда. Эти размышления вызвали у Холмса спазматическое сокращение мышц на животе и непреодолимое мальчишечье желание завопить благим матом. И как это Слейтер смог так просто отключиться от всего этого?
Холмс неожиданно почувствовал, что сомневается в том, что услышал и усвоил здесь, и испугался этого еще больше.
«Для Слейтера это все уже привычное дело, — подумал Холмс, — поэтому он с такой легкостью может отключаться. А для тебя это ново. Кроме того, ты имеешь дурную привычку во всем сомневаться, вот и все. А интересно, Слейтер сомневался хоть сколько-нибудь, когда узнал все это впервые? Конечно же сомневался, — уверял себя Холмс. — А кто его знает? Может, у Слейтера это не вызвало ни малейшего сомнения? Что тогда?» Холмс подумал было спросить Слейтера, не сомневался ли тот в этой теории, но почувствовал, что боится: такой вопрос, несомненно, выдал бы его неверие и сомнения.
И тут Холмс неожиданно понял, что сомневается не в этой теории, а в самом себе. Он сомневается в своей способности в чем-то не сомневаться. Вот в чем дело. А может быть, Слейтер просто ошибся в нем?
Но если Слейтер ошибся в нем, то, следовательно, есть ошибки и в его теории, в его логике. Холмс почувствовал, что под его ногами разверзается все та же бездонная пропасть, а твердая почва снова уходит куда-то в сторону.
А что, если бы его жена не отказалась приготовить для него обед и не побежала па какое-то свидание?
А что, если бы Джейк Делберт предупредил его заранее, что сегодня здесь будет генерал? Тогда Холмс мог бы как-то подготовиться к этой встрече и воспринял бы все иначе.
А что, если Слейтер на самом доле хорошо относится к Делберту и все это была только шутка?
Капитан Холмс совершенно ясно представил себе, что все произошло бы иначе. Когда Слейтер подал ему стакан с освежающим напитком, рука Холмса сильно дрожала.
— Пошли, — сказал, улыбаясь, Слейтер. — Они все там, в задней комнате.
— Да, да, — рассеянно произнес Холмс и последовал за ним, надеясь, что тот не заметил дрожания его руки.
Холмса интересовало, вспомнит ли Слейтер обо всем этом завтра. И почему он сделал его как бы своим доверенным лицом? И почему все-таки земля у него под ногами такая неспокойная, почему невозможно крепко опереться на нее?
«Нет, Холмс. Ты был на неизвестно куда ведущей дороге. Эта дорога привела тебя сюда. Дело в том, что надо верить. Ты должен верить. У тебя должна быть вера. Вот в чем заключается ответ. Единственный ответ».
Он посмотрел на Слейтера и поверил. Он посмотрел на веселящегося Слейтера из Шибойгена испуганно и в то же время с надеждой, как женщина смотрит на мужчину, лежащего рядом с собой, которому она позволила соблазнить себя, которому отдалась, но который отвернулся от нее и захрапел. Холмс понимал, что где-то во всем этом должна быть логика. Не могло же все это произойти чисто случайно.
Завтра он обязательно купит в гарнизонной лавочке новый миксер и поставит его на кухне к приходу жены. Когда она выйдет, то первое, что увидит, будет миксер. Это ей понравится.
Он встал и, слегка покачиваясь, пошел в соседнюю комнату.
Глава двадцать третья
Побывав в заведении миссис Кайпфер, Прю убедился, что провести ночь с Лорен ему не удастся. Он опоздал. В связи с получкой к ней уже сформировалась солидная очередь посетителей.
«Тебе необходимо было помнить об этом, — с горечью подумал Прю. — Винить здесь некого. Это система. Чего же еще можно было ожидать в день получки? Она просто-напросто занята своим делом, вот и все. Должна же она зарабатывать себе на жизнь? Это система, и никто здесь не виноват… Единственное, что тебе остается, — это напиться до чертиков, чтобы забыться и не думать ни о какой Лорен…»
«Да, — продолжал размышлять Прю, — пойду-ка я в ресторанчик «Ву-Фэт», он здесь рядом, за уголком… Спущусь в бар в подвальчике, напьюсь в свое удовольствие и посмотрю, что из этого выйдет. Хуже от этого не будет. А потом сяду на автобус и рвану в «Уайкики». Маггио сказал, что он будет там».
Прюитту не пришлось ехать в «Уайкики» и разыскивать там Маггио. Когда Прю вошел в переполненный бар «Ву-Фэт», первым, кого он увидел там, был сидящий у стойки Маггио, а первое, что он услышал на фоне общего гула голосов, был звонкий голос друга, возбужденно спорившего с барменом на итальянском языке.
— Привет! — крикнул Анджелло, заметив вошедшего Прюитта. — Я здесь, Прю! Иди сюда.
С трудом протиснувшись через толпу, широко улыбаясь, Прю подошел к Маггио.
— Что, никак не доберешься? — радостно встретил его Анджелло. — Давай, давай, иди сюда. Забирайся на мой стул, отсюда все видно. И дышать здесь легче.
— А я думал, что ты отправился в «Уайкики» сегодня, — заметил Прю.
— Я поеду туда. А это небольшая подготовка. А ты не хочешь подготовиться, дружище?
— Ну что ж, можно и подготовиться, — ответил Прю, все еще проталкиваясь к стойке.
— Эй, шеф! — крикнул Анджелло, обращаясь к бармену. — Дай-ка вот этому пижону что-нибудь покрепче. Это мой лучший друг. Ему нужна хорошая подготовочка.
Бармен радостно кивнул головой и, слащаво улыбнувшись, взялся за бутылки.
— Он старый служака, — сообщил Анджелло, кивнув в сторону бармена. — Сражался вместе с Гарибальди. Я рассказывал ему о замечательном памятнике Гарибальди, воздвигнутом американцами на площади Вашингтона.
— А откуда у тебя взялись деньги, Анджелло? — спросил Прю. — Насколько мне помнится, сегодня утром у тебя не было, ни цента, ведь вся твоя получка ушла на покрытие долгов?
— Правильно. Честное слово, не было ни цента. Но я случайно встретил парня из пятой роты, который проиграл мне пять долларов. Правда, отдал он мне только половину. Прежде чем ехать в «Уайкики», я могу позволить себе маленькую подготовочку.
— А ты но привираешь?
— Ты что, но веришь? Посмотри мне в глаза. Хоть немного похоже, что я вру? Эй, шеф, подойди-ка сюда, — обратился он к бармену. И, обращаясь к Прюитту, сказал: — Вот, спроси у него. Он скажет тебе правду, мы с ним вместе воевали в отряде Гарибальди.
— Какой еще Гарибальди? Что ты плетешь? Когда жил Гарибальди, вас еще и в помине не было. Я вижу, ты уже порядочно «подготовился». — Прю улыбнулся.
— Ну и что же? — удивился Анджелло, — Это не имеет никакого значения. Тс-с, он подходит к нам, — продолжал Анджелло шепотом, кивая на бармена. — Послушай-ка, дружище, — обратился он к нему, — ты знаешь, какой это замечательный памятник? Просто грандиозный.
— Да, да, — согласно закивал бармен. — Хотелось бы посмотреть па него хоть одним глазом.
— Как бы мне получше описать тебе его, — продолжал Маггио. — Когда я работал в подвале у Гимбела, то, бывало, после каждой получки в субботу клал у его подножия венок из цветов. До чего хорош памятник!
— Гарибальди был хороший человек, — сказал, улыбаясь, бармен. — Мой дедушка воевал в его легионах.
— Ну что, видишь, — торжествующе обратился Анджелло к Прю. — И вот этот пижон тоже высоко ценит Гарибальди, — сказал он бармену, показывая на Прю.
— Послушай-ка, Анджелло. А ты голубиный помет счищал с памятника, когда клал венок?
— Нет, — гордо ответил Анджелло. — Эту работу выполнял мой помощник.
— Гарибальди боролся за свободу, — заметил бармен.
— Правильно. — А как только бармен отошел в сторону, зашипел на Прю: — Не суй свой нос куда не следует. Ты что, хочешь все испортить мне? Я стараюсь заговорить хозяина, чтобы выпить за его счет, а ты, черт возьми, мешаешь мне.
А, пошли ты его ко всем чертям. У меня есть тринадцать с полтиной, и мы можем все это истратить на подготовку.
— Э-э! — радостно воскликнул Анджелло. — Это другое дело! Что же ты не скапал об этом раньше?
— Мне надо оставить только центов пятьдесят на такси. Если я не вернусь к побудке еще раз — мне несдобровать.
— Ох уж эта армия, — сокрушенно пожаловался Анджелло. — Ты знаешь, меня просто тошнит от этой казармы. Пот Гарибальди — это да! Или возьми Джорджа Вашингтона, или Абрахэма Линкольна, или Франклина Рузвельта, Грэя Купера… Сравни это все с пашей армией…