Джейн не совсем понимала, о ком именно шла речь: о мистере Дюнкерке или капитане Ливингстоне – но это, в общем-то, и не имело особого значения. У нее и без того не находилось слов, чтобы в полной мере выбранить Мелоди за ее игры. Да еще эти мольбы сохранить все в тайне, когда весь ее здравый смысл кричал о том, что надо рассказать все отцу, действовали на нервы слишком сильно. И хотя Джейн прекрасно понимала, что ничего хорошего сейчас не выйдет, она все равно попыталась донести сестрице всю серьезность совершенного проступка:
– Да, он пришел. Поверив в обман. Мелоди, ты должна понимать, что ложь – это не только слова. Поступки тоже могут…
– Мне совершенно не нужно выслушивать твои лекции, дорогая сестра, чтобы понимать, что я натворила. – Мелоди резко встала, не выказывая ни малейшего признака той ужасной боли, в которой всех убеждала. – Я доверилась тебе, понадеявшись, что ты поймешь всю глубину моих мучений, но ты взяла и просто швырнула мое признание мне в лицо. Я доверилась тебе в надежде успокоить разум, а ты отняла у меня покой окончательно. Ну и к кому же еще я могу обратиться, раз уж даже тебе нельзя доверять? – И, не дожидаясь ответа, она широким шагом направилась прочь. Но у дверей остановилась и, старательно изображая хромоту, медленно поковыляла по коридору – тем самым давая понять, что необходимость лгать всем в лицо доставляет ей вовсе не такие страшные мучения, как она только что живописала.
Джейн некоторое время сидела в тишине, пытаясь успокоиться. Она по-прежнему хотела хоть немножечко научить сестру держаться в рамках приличий, но теперь для этого требовалось как-то заштопать ту пропасть, что образовалась между ними.
Глава 9. О микстурах и лабиринтах
Судя по всему, сказанное Джейн все-таки возымело некоторый эффект – сестрица весьма быстро «оправилась» от своей ложной травмы. На следующий день Мелоди объявила, что чувствует себя вполне неплохо и что травма оказалась вовсе не такой тяжелой, как ей сперва показалось. Когда в Лонг-Паркмид явились мистер Дюнкерк с сестрой, Джейн так и вовсе услышала, как Мелоди цитирует ее же собственные слова: «При падении я так перепугалась, что мне показалось, будто растяжение серьезнее, чем оно было на самом деле».
Однако мистер Дюнкерк так явственно сомневался в ее чудесном выздоровлении, что Мелоди предложила прогуляться по кустистым аллеям, дабы наглядно доказать способность наступать на больную ногу. Мистер Дюнкерк не был уверен, что это разумно, но его сомнения лишь укрепили Мелоди в ее решимости.
– Дорожки в садовом лабиринте ровные и хорошо замощенные. Так что смею вас заверить, что нет абсолютно никаких причин для беспокойства.
– Как вы думаете, – обернулся мистер Дюнкерк к Джейн, – не повредит ли эта прогулка вашей сестре?
Лицо Мелоди, стоявшей рядом, преисполнилось немой мольбы.
– Раз моя сестра утверждает, что с ней все в порядке, полагаю, она вполне в состоянии ходить, – откликнулась Джейн.
После этого они вчетвером отправились исследовать садовый лабиринт, тем более мисс Дюнкерк до этого видела лишь Длинную аллею. Высокие тисовые изгороди то и дело позволяли гуляющим разделяться и не видеть друг друга. Джейн понимала, что лучший способ показать сестре, что у нее нет никаких причин для зависти, – это устраниться и позволить ей гулять с мистером Дюнкерком практически наедине, так что она ухитрилась затащить мисс Элизабет поглубже в извилистые аллеи и в конечном итоге вывела к самому лабиринту.
Девушка восторженно охнула, оказавшись внутри, и тут же захотела добраться до самой его середины. Так что они с Джейн пошли вперед, оставив мистера Дюнкерка прогуливаться с Мелоди по Длинной аллее. Джейн отпустила мисс Дюнкерк на несколько шагов вперед, пряча улыбку всякий раз, когда они заворачивали то за один угол, то за другой, потому что прекрасно знала, что впереди – тупик. Хотя она уже давно запомнила все пути, но все равно помнила, как здорово было изучать лабиринт в детстве. И теперь, будучи взрослой, она никогда не стремилась отвести очередного гостя в центр лабиринта сразу – вместо этого она предоставляла им самим поискать путь, чтобы и они могли испытать удовольствие от разгадывания этой загадки.
Похожее удовольствие она испытывала, пытаясь разгадать, как были созданы какие-нибудь особенно заковыристые чары, отыскать ответ на шараду; Джейн обожала всевозможные головоломки.
После веселого путешествия по лабиринту они наконец-то достигли центра, где располагались розовые клумбы. Крупные цветы покачивались на стеблях, радуя глаз оттенками розового, красного и белого.
– Ох, как красиво! – Мисс Дюнкерк поспешила к ближайшему розовому кусту и вдохнула нежный аромат. – Так и представляется, как влюбленная пара из какого-нибудь романа миссис Радклиф гуляет среди таких кустов и клянется друг другу в неугасаемой любви и страсти.
– Увы, мне сложно представить что-нибудь эдакое, потому что мне скорее вспоминается, как я пряталась здесь от нашей гувернантки.
– Вы – и прятались? А я полагала, что вы были примерной ученицей.
– Была – по большей части. Пока в какой-то момент наша гувернантка не принялась несколько месяцев подряд усердно пичкать нас какой-то неописуемо горькой микстурой. И всякий раз, когда наступал момент ее принимать, я пряталась здесь, надеясь, что уж сегодня сумею отсидеться в кустах, но гувернантка каждый раз неизменно меня находила. Так что теперь все эти повороты заставляют меня вспоминать о потайных ходах и попытках убежать от микстуры.
– А здесь есть потайные ходы? – Глаза мисс Элизабет восторженно сверкнули.
– По изначальному плану – нет, но имеется пара местечек, где не хватает кустов, а ветки деревьев торчат так, чтобы скрывать эти проплешины. – Джейн рассмеялась, вспомнив детские годы. – Я уже и позабыла, как пользовалась ими, чтобы поиздеваться над Генри – теперь уже капитаном Ливингстоном, – пока он гостил у тетушки. Леди Фитцкэмерон разрешала ему приходить к нам поиграть, но игры, которые ему нравились, заключались в том, чтобы гоняться за нами с жабами или ящерицами.
– Надо же! С трудом верится, что он мог так ужасно себя вести. – Мисс Дюнкерк хлопнула в ладоши, наклонилась поближе, и ее глаза лукаво блеснули: – Прошу вас, расскажите поподробнее, каким он был тогда, в детстве?
– Настоящим паршивцем. Подозреваю, что в детстве все мальчишки такие, но он был единственным, кого можно было назвать нашим ровесником в то время. И больше всего ему нравилось заставлять нас визжать. Так что я убегала в лабиринт и пряталась, пока он бегал и искал меня. Маленькой девочке не сложно было проскользнуть в просветы между кустами – куда сложнее было не хохотать, когда он проносился мимо. Но мне уже много лет не приходило в голову срезать путь через просветы в изгороди, да и, пожалуй, теперь я в них уже и не протиснусь. – Джейн коснулась лепестков розы, вспомнив просьбу отца надеть на бал «что-нибудь с розами». Затем она вспомнила и сам бал – там ей очень хотелось ускользнуть сквозь стену. – Признаться, картины, нарисованные вашим воображением, мне нравятся больше, чем собственные воспоминания. Это место действительно подходит для влюбленной пары.
– Мистеру Винсенту, пожалуй, оно бы понравилось. Очень сложно сказать, что ему нравится, а что нет, но мне кажется, он любит уединение и сад, полный укромных уголков, пришелся бы ему по вкусу. Как вы считаете?
– Возможно. Я почти ничего о нем не знаю. – Джейн поморщилась, вспомнив ту tableau vivant,разыгранную ими на холме. – Боюсь, я ему не больно-то по нраву.
– Ох, это совсем не так! Вы ему очень нравитесь.
– В самом деле? – изумленно спросила Джейн. – Потому что мне так вовсе не кажется. Что такого он сказал, что вы сделали подобный вывод?
– Когда я заявила, что вы весьма искусны, он не стал возражать – да, вам это, вероятно, ни о чем не скажет, но тому, кто знает мистера Винсента, абсолютно очевидно, что он согласился с этим тезисом, в противном случае он непременно возразил бы. Ох, в подобные моменты он такой забавный! Иногда он даже ничего не говорит, а только посмотрит, пусть даже украдкой – но для того, кто его знает, это все равно что он высказался вслух.
Джейн отметила про себя, как мисс Элизабет то и дело подчеркивает, что хорошо знает мистера Винсента: со стороны могло бы показаться, что она говорит о родственнике.
– Здесь я целиком полагаюсь на ваше мнение, так как я практически ничего не знаю об этом человеке, а вы у него учитесь.
– Он просто великолепный учитель. Честное слово! Хотя, конечно, я и вполовину не так талантлива, как вы, – вздохнула мисс Дюнкерк, опускаясь на лавочку между розовых кустов. – А он похож на моего брата: они оба считают, что искусство – это высочайшее достижение, и потому оба весьма невысокого мнения о тех, кто не обладает никакими талантами.
В душе Джейн шевельнулась робкая надежда – ведь если мистер Дюнкерк узнает о том, что Мелоди не владеет никаким видом искусства… Но она придушила эту мысль на корню. Пускай никто не осудил бы ее, раскрой она бесталанность сестрицы после ее позавчерашней выходки, но Джейн не хотела – не могла – заставить себя поступить хоть сколько-нибудь дурно по отношению к мистеру Дюнкерку, пусть даже это и дало бы ей хотя бы маленькую надежду на то, что он…
Джейн осеклась, отгоняя эту мысль прочь. Нет. Никакой надежды у нее быть не может. И не стоит забываться и поддаваться беззаботным фантазиям мисс Элизабет – та, в конце концов, еще совсем юна и склонна выдумывать всякие глупости.
– Ну, вот тут вы, по-моему, лукавите: ваш брат весьма высокого мнения о вас!
– Ну, ему-то положено! А вот мистер Винсент не обязан меня ценить, но тем не менее мне начинает казаться, что я ему немножечко нравлюсь, потому что он уже не такой угрюмый, каким был, когда только явился. Я даже разок-другой видела, как он едва не улыбнулся мне, когда я делала что-то правильно.
– Ох, ну ради того, чтобы он «едва не улыбнулся», и впрямь стоит постараться!