вы воспользовались, чтобы изменить облик Дафны в той tableau vivant, явственно свидетельствует, что это не так.
– Мне весьма неудобно вас расстраивать. – Джейн сложила руки, сцепив пальцы в замок, чтобы не сжать их в кулаки. – Но узел, который я использовала, – мое собственное изобретение. Когда мне было шестнадцать, к нам приходил наставник, но по большей части я обучалась самостоятельно. И основную часть своих знаний о плетении чар почерпнула из книг, не считая тех первичных уроков, что нам давала наша гувернантка. Однако это точно такое же образование, какое получает любая другая «провинциальная леди».
Мистер Винсент открыл рот – но тут же захлопнул его так резко, будто собирался прикусить рвущийся с языка ответ.
– Должен признать, вы меня удивили.
– Я вижу.
– Если все так, как вы говорите, то это делает ваши достижения еще более весомыми. Могу я… попросить вас показать мне вашу технику?
Пожалуй, если бы сейчас родители Джейн сообщили, что решили переехать в Америку, она и то удивилась бы меньше. По поведению мистера Винсента было ясно, что он полагает, будто бы сделал ей величайший комплимент из всех возможных, но Джейн тут же вспомнила, как самодовольно он вел себя в тот момент, когда она сама пыталась постичь его методы.
– Показать вам мою технику?..
– Да, должен извиниться еще раз. Я вижу, что вы вкладываете в свое искусство немало сил и времени. И мне стоило обращаться с вами как с такой же чароплеткой, а не как с обычной дамой, коротающей досуг за созданием всякой ерунды.
Джейн покачала головой, раздосадованная тем, что ей нечего возразить: в конце концов, мистер Винсент был прав и именно этим она только что и занималась в этом самом лабиринте.
– Мистер Винсент, честно говоря, я и есть провинциальная леди, использующая чары для того, чтобы скоротать досуг. И вы ошибаетесь, полагая меня кем-то сверх того. – Она сделала книксен, отчасти для того, чтобы скрыть румянец на собственных щеках, и ушла, не дожидаясь, пока этот человек выдаст очередное неловкое «извинение». Ее хваленые «достижения» все равно могли служить разве что для ее собственного развлечения. В конце концов, жизненной целью большинства «провинциальных леди» был поиск мужа. А Джейн не стоило и надеяться на то, что ей удастся его отыскать.
Глава 11. Разговоры об искусстве
По мере того как одна неделя сменялась другой, капитан Ливингстон наведывался к Эллсвортам все чаще и чаще – в какой-то момент начало казаться, что он и вовсе решил поселиться в Лонг-Паркмид. Джейн порой задумывалась, как относится леди Фитцкэмерон к такой горячей привязанности своего племянника к семье, к которой он не имел никакого отношения. Самой Джейн теперь приходилось чаще искать поводы уйти из дома, так что сейчас она особенно радовалась той дружбе, что завязалась у нее с юной мисс Дюнкерк. Несмотря на большую разницу в возрасте, она обнаружила в этой девушке родственную душу. И, так как они проводили вместе все больше времени, их взаимная привязанность в конце концов окрепла настолько, что они начали обращаться друг к другу по имени.
Несмотря на то что теперь Джейн приходилось гораздо чаще видеться с мистером Дюнкерком – это, конечно же, не могло не нарушать покоя в ее душе, – она частенько коротала досуг в Робинсфорд-Эбби, в компании Бет. Нетрудно было заметить, что девушке не хватало женской компании, а Джейн, в свою очередь, старалась ни словом, ни делом, ни взглядом не выдать того чувства, что обитало в ее сердце. Конечно, сохранять внешнее спокойствие было в разы проще в те дни, когда мистер Дюнкерк отправлялся по делам, и в конце концов у Джейн незаметно вошло в привычку выгадывать время для визитов так, чтобы не пересекаться с ним.
В один такой день она сидела и вышивала, пока Бет читала вслух – и после одного особенно волнительного отрывка девушка умолкла, а затем поинтересовалась:
– Ах, Джейн, а ты когда-нибудь влюблялась?
Та вздрогнула от неожиданности, сбившись и воткнув иголку в собственный палец – и тут же задумалась, не выдала ли она свои чувства каким-либо образом. Но, подняв голову, Джейн обнаружила, что Бет смотрит в окно; в ее глазах плескалась смесь меланхолии и той самой, хорошо знакомой нежности, которую Джейн уже видела на лице собственной сестры и которая, стоило ей забыться, проступала порой на ее собственном лице.
– Полагаю, что любая девушка влюбляется в какой-то момент, но это чувство быстро проходит.
– Если любовь настоящая, то она так легко не пройдет. – Бет как будто очнулась от задумчивости и, вернувшись к книге, смущенно добавила: – По крайней мере, так говорится во всех книгах.
– Не стоит так уж сильно верить на слово писателям, Бет. Они создают миры, воплощающие их собственные потребности, и сводят персонажей с ума, заставляя эти потребности исполнять, – Джейн снова занялась вышивкой, при этом продолжая украдкой приглядывать за мисс Дюнкерк. – А что заставило тебя задуматься о таких вещах? Только ли книга, которой мы сейчас наслаждаемся?
– Ну, и она, и еще кое-что, сказанное мистером Винсентом в один из тех дней, когда он рассуждал об искусстве. Он сказал, что именно оно – единственная любовь всей его жизни и что в этой жизни нет места никому, кроме его музы. И я спросила его: «Что, в самом деле?» – потому что мне всегда казалось, что художники полны страстей, а он вечно так холоден…
– И что он на это ответил?
– Сказал, что он не холоден, а просто сосредоточен на деле. Что он не может позволять себе говорить все, что думает, потому что в порыве эмоций становится невежливым.
Джейн рассмеялась, вспомнив их встречу в садовом лабиринте.
– Да, с ним такое бывает.
– Не думаю, что он нарочно это делает. – Бет снова подняла голову и в этот раз умолкла надолго; Джейн сообразила, что она смотрит аккурат туда, где в свое время стоял мистер Винсент со своим мольбертом. – Мне кажется, что его муза – вполне реальный человек, с которым он по каким-то своим причинам не может быть вместе. Тебе известно, что… – Девушка наклонилась поближе и продолжила, понизив голос: – …Тебе известно, что «Винсент» – это не настоящая его фамилия? Не знаю, как его зовут на самом деле, но могу точно сказать, что он скрывает какую-то тайну прошлого – я как-то подслушала, как мой брат разговаривал об этом со следователем, которому поручил разузнать о мистере Винсенте, прежде чем нанять его мне в учителя. Согласись, это невероятно романтично звучит? Возможно, именно поэтому он такой угрюмый все время: страдает по своей музе!
– Мне кажется, он такой угрюмый, потому что ему нравится никому не нравиться.
Джейн ожидала, что Бет посмеется над шуткой, но та даже не улыбнулась. И Джейн неожиданно стало не по себе от мысли, что, возможно, у мисс Дюнкерк были и другие причины заговорить о любви и музах. Так что она аккуратненько, чтобы это выглядело как дружеская подначка, поинтересовалась:
– Ну а ты почему так хмуришься? У тебя тоже появилась муза?
Вот теперь Бет рассмеялась и, порозовев, отвернулась.
– Это вовсе не мистер Винсент, если ты вдруг об этом подумала!
На некоторое время в комнате повисла тишина, а затем Бет снова взяла в руки книгу и продолжила читать вслух как ни в чем не бывало. В голове у Джейн роилось слишком много мыслей, чтобы она могла внимательно следить за судьбой героини романа, так что она вернулась к вышивке, стараясь сделать вид, что никакого разговора не было вовсе. Но при этом сделала мысленную пометку о том, что Бет хранит в сердце некий секрет.
В этот момент дверь в гостиную открылась и на пороге возник мистер Дюнкерк, растрепанный и запыхавшийся.
– Мисс Эллсворт! Рад вас видеть. Мы с вами уже очень давно не пересекались.
Джейн отложила пяльцы и встала, чтобы поприветствовать его:
– Мистер Дюнкерк, вы так часто отбываете по делам, что мне уже начало казаться, будто вы и вовсе уехали из имения.
– Да не так уж часто меня и не бывает. – Он стащил перчатки для верховой езды и прошел в гостиную. – Со стороны может показаться, что это вы вдвоем сговорились, чтобы поменьше со мной видеться.
Джейн покраснела и сбивчиво начала объяснять, что все совсем не так, про себя с тоской осознавая, как лживо звучат эти оправдания.
– Эдмунд! Ты прекрасно знаешь, что она все правильно говорит: тебя вечно не бывает дома! – вмешалась Бет. – Джейн, ты просто не представляешь, как часто мне хочется, чтобы Эдмунд побыл дома, а он вместо этого уезжает в Лондон и еще ни разу не взял меня с собой!
– Лондон не придется тебе по вкусу, Бет. Но, возможно, тебе понравится то, что я тебе привез. – Тот поманил сестру подойти ближе. – Это подарок, который я уже давненько собирался тебе сделать, и подозреваю, он поможет мне искупить сегодняшнее длительное отсутствие.
– Вот, видишь? Видишь, как он меня задабривает, чтобы я простила его за то, что он привез меня сюда и бросил совсем одну? – Бет развернулась в кресле, приняв как можно более презрительный вид, но по тому, как изогнулась в улыбке ее щека, было совершенно очевидно, что ей просто нравится дразнить брата.
– Ну тогда уважь меня и сходи взгляни на подарок.
На лице Бет явственно читалось, что ей и самой любопытно, что там такое, так что ее не пришлось слишком долго уговаривать. Она отправилась в холл, и Джейн пошла следом, раздумывая о том, как бы чувствовала себя, обожай мистер Дюнкерк ее так же, как он обожал сестру.
Парадная дверь имения по-прежнему была открыта, и в лучах солнца, заглядывающего в проем, плясали сверкающие пылинки. Дверной косяк смотрелся эдакой рамой пасторального пейзажа, раскинувшегося снаружи, а главной деталью на этой картине служила чалая кобыла, дожидавшаяся возле крыльца. Даже Джейн, не разбиравшейся в лошадях, показалось, что перед ней – самое грациозное существо на всем белом свете. Легкий ветерок трепал гриву лошади, обнажая длинную тонкую шею.
Но Бет не сразу догадалась выглянуть в двери и не увидела эту изящную красавицу. Она недоуменно оглядела коридор, и мистер Дюнкерк, придержав ее за локоть, поинтересовался: