– Погоди секундочку, Бет. Ты не видишь ничего, что могло бы тебе понравиться?
Джейн затаила дыхание, дожидаясь, когда девушка заметит лошадь. Бет озадаченно нахмурилась и медленно повернулась, выискивая глазами какой-нибудь сверток или коробку. И, лишь развернувшись по кругу, наконец-то оказалась лицом к двери.
– Ох… – В темных глазах Бет всколыхнулось пламя, и она медленно обернулась к брату, не отрывая взгляда от кобылы. – Она…
– Твоя. – Мистер Дюнкерк взял сестру за руку и сжал с той бережной нежностью, какая свойственна лишь любящим родственникам.
Джейн все это время стояла в сторонке, радуясь тому, что на нее не распространяется та аура счастливого волнения, что окружала сейчас кобылу и обоих Дюнкерков, но в то же время ей хотелось, чтобы и у нее в семье был хоть кто-нибудь, кто понимал бы ее так же, как мистер Дюнкерк – свою сестру. Те, не сговариваясь, вдвоем направились к крыльцу, и по дороге мистер Дюнкерк рассказывал о родословной кобылы и о том, насколько та объезжена. Он говорил о росте лошади, об особенностях походки, но Джейн слышала лишь то, как проступает сквозь все слова его горячая привязанность к сестре.
На пороге Бет остановилась и оглянулась:
– Джейн, а разве ты не идешь с нами?
– Да, прошу вас, идемте! По приезде в дом я увидел вашу визитную карточку, так что распорядился, чтобы еще одну кобылу оседлали для вас, – мистер Дюнкерк развернулся, не выпуская руку сестры. – Мне будет невероятно приятно, если вы к нам присоединитесь.
– Я… Я не большая любительница верховой езды. И лишь буду задерживать вас, мешая наслаждаться поездкой. – Во время езды заскорузлость тела Джейн начинала считываться еще четче, чем во время танцев.
– Нет, право слово, ты обязательно должна поехать с нами. Я ничуть не сомневаюсь, что мне и самой не захочется спешить. – Бет высвободила руку из-под локтя брата и умоляюще потянулась к подруге: – Я вообще никуда не поеду, если ты не присоединишься к нам.
– В таком случае я с радостью составлю вам компанию. – Платье Джейн не годилось для езды, однако это было не то платье, которое ей было бы жалко испортить. Честно говоря, ради Дюнкерков Джейн не постеснялась бы запачкать и самое любимое платье и почти ни капли бы потом не жалела. Мистер Дюнкерк, судя по всему, тоже подумал о чем-то таком, потому что возле дверей обеих дам дожидались накидки для верховой езды, позволявшие защитить платья от пыли.
Теперь, когда об одежде можно было не переживать, Джейн спустилась следом за Дюнкерками по ступеням крыльца – сбоку от дверей дожидался грум, удерживающий в поводу двух лошадей. Убедившись, что Элизабет благополучно устроилась в седле подаренной кобылы, мистер Дюнкерк подвел Джейн к другой – серой и смирной. Джейн понимала, что лошадь смирная, но все, о чем получалось сейчас думать, – это о размерах животного и том неописуемом ужасе, охватывавшем ее всякий раз, стоило выехать куда-нибудь верхом. Но поддаться воспоминаниям и испугаться снова она не успела – мистер Дюнкерк подвел ее поближе и помог забраться в седло. Руки у него оказались сильными, движения – уверенными; он протянул Джейн поводья и, как будто почувствовав тот холодок, что пополз у нее по спине, сообщил:
– Лошадь зовут Маргаритка. Она будет следовать за моей лошадью, а я постараюсь ехать помедленнее. Бет может забыть о своем обещании и подхлестнуть свою новую кобылу, но я вас одну не оставлю.
– Нет-нет, ни в коем случае. Вам стоит находиться рядом с сестрой.
Мистер Дюнкерк покачал головой и пару мгновений смотрел себе под ноги, не убирая руки с шеи Маргаритки.
– Прошу, не спорьте – ну или чистосердечно и громко признайтесь, что любите ездить галопом. Уповаю на вашу честность, мисс Эллсворт.
Джейн закрыла рот и вздохнула.
– Нет, больше всего я люблю ездить спокойным шагом. Честное слово.
– Значит, мы с вами понимаем друг друга. – Мистер Дюнкерк вскочил в седло своего крупного черного мерина. – Едемте?
Как он и предполагал, терпения Бет хватило минут на пятнадцать спокойной прогулки, прежде чем она высказалась о необходимости поднять свежеподаренную кобылу в галоп.
– Иначе я не смогу подобрать ей имя, – заявила она. – Это попросту невозможно, а лошадь должна носить имя, которое ей подходит. А то Бекон… – Бет наморщила носик. – Разве можно назвать так столь изящную кобылу?
– Полагаю, все дело в белых волосках на ее передних щетках[16]. – Там, где чалая шерсть сменяется белой, узор и впрямь выходил похожим на полоски жирка в беконе.
– Что ж, мою лошадь Беконом звать не будут. Это попросту отвратительно. Она воплощение грации и изящества, но я должна посмотреть, как она бегает, чтобы подобрать ей имя. Нужно понять, какой у нее нрав – буйный или, наоборот, покладистый.
Мистер Дюнкерк выразительно переглянулся с Джейн, а затем предложил Бет доскакать до изгороди, виднеющейся впереди, а затем вернуться, чтобы вновь поехать всем вместе спокойным шагом. Девушку не пришлось уговаривать дважды.
Не медля ни секунды, она подстегнула лошадь и унеслась вперед так молниеносно, что Джейн даже на мгновение показалось, будто это ее собственная кобыла попятилась назад.
Мистер Дюнкерк вздохнул.
– Приятно видеть, как Бет радуется подаренной кобыле. Я боюсь, что в мое отсутствие она страдает от одиночества, и не могу подобрать слов, чтобы отблагодарить вас за доброту, с которой вы к ней относитесь.
– Уверяю вас, мне очень нравится проводить время в компании Бет.
– Она очень хорошая девочка. – Мистер Дюнкерк снова вздохнул, глядя на сестру, успевшую умчаться вдаль. – У нее есть друзья в городе, которых я мог бы пригласить в гости. Как вы считаете, будет ли это правильным?
– Возможно… а возможно, вам стоит и впрямь взять Бет с собой как-нибудь в очередную поездку.
Бет как раз направилась обратно – лошадь под ней резво перебирала ногами, сокращая и дистанцию, и запас времени, остававшегося у Джейн на то, чтобы поговорить с мистером Дюнкерком наедине.
– А это мысль! Семьи некоторых из ее друзей должны быть в городе. Хотя у нашей матушки случится приступ, если ей не позволят вывести Бет в свет со всем приличествующим лондонскому обществу шиком. Но мне кажется, что Бет слишком чувствительна для таких вещей.
Джейн очень хотелось узнать, почему мистер Дюнкерк полагает свою сестру «слишком чувствительной», но она удержалась и спокойно ответила:
– Поездка в город не обязывает ее выходить в свет. Многие достойные люди не считают подобные вещи такими уж важными.
– В самом деле? – откликнулся мистер Дюнкерк. – Не припомню, чтобы хоть раз встречал молодую леди, не обеспокоенную донельзя такими вещами, как «выйти в свет» и «не выйти в свет». Мне казалось, что женщины только об этом и говорят.
– О да, конечно же. Точно так же, как все мужчины говорят исключительно о своих охотничьих сворах. Право слово, мистер Дюнкерк, я немало удивлена, что вам хватает сил столько времени держать себя в руках и не начать рассказывать мне об отличительных чертах ваших пойнтеров!
Тот рассмеялся, и смех у него был глубокий и невероятно приятный.
– Ах, мисс Эллсворт! Неудивительно, что вы с Бет так замечательно поладили!
Та как раз собиралась ответить, но в этот момент мисс Дюнкерк подъехала к ним, справляясь с кобылой с завидной легкостью.
– Лламрей! Ее будут звать Лламрей, как кобылу короля Артура! И это самая замечательная лошадь в мире. Мы достигли изгороди, и я буквально почувствовала, что она собирается прыгнуть – но мы не стали прыгать, хотя и мне немало этого хотелось. Ох, Эдмунд, она восхитительна! Лучшую лошадь и представить нельзя!
Мистер Дюнкерк шутливо нахмурился:
– Бет, пощади чувства бедной Маргаритки!
– О, небеса, да Маргаритка – нянька, а не лошадь! – воскликнула Бет и тут же зажала рот рукой. – Ох, Джейн, я вовсе не имела в виду, что…
Джейн рассмеялась и заставила себя выпустить поводья одной рукой и похлопать Маргаритку по шее.
– Нянька – самое то для меня. Я не такая хорошая наездница, как ты.
– Может, вернемся обратно? – Заметив, что подруге не так уж комфортно в седле, Бет, судя по всему, вознамерилась поберечь ее нервы.
– Нет, денек сегодня просто отличный. И хотя мне самой странно это признавать, но мне нравится кататься верхом. И моя нянюшка прекрасно обо мне заботится.
– Ты уверена?
Джейн заверила, что все в порядке. Мистер Дюнкерк направил лошадь вдоль изгороди, и некоторое время вся троица ехала спокойным шагом, беззаботно болтая о всяких пустяках, как и полагалось погожим деньком.
Изгородь свернула, и на глаза компании попался мистер Винсент, делавший наброски в тени на противоположной стороне. Джейн невольно напряглась: они снова наткнулись на него, когда он был занят тем самым делом, которым предпочитал заниматься без лишних глаз.
Мистер Дюнкерк поприветствовал чароплета – и тот, к немалому удивлению Джейн, улыбнулся, увидев их. Конечно, «улыбкой» это было сложно назвать: мистер Винсент не обнажил зубы и не проявил никаких иных ярких эмоций, однако легкий изгиб его губ добавил суровому выражению его лица некоторой теплоты и совершенно очевидно продемонстрировал, что чароплет искренне рад встрече.
Вернее, он был искренне рад встрече с Дюнкерками: Джейн заметила, как слегка напряглась челюсть мистера Винсента, когда он заметил ее. Не стоило и сомневаться, что он предпочел бы увидеть вместо нее Мелоди, а может быть, в красках вспомнил разговор, произошедший тогда в лабиринте. Тем не менее он вежливо поклонился, никоим образом не выдавая какого-либо неудовольствия.
– Сегодняшний денек как нельзя лучше подходит для рисования, – заметила Бет. – Вы наверняка в восторге от такого яркого света. Не могу даже представить, что бы могло омрачить такой день.
– Если не брать в расчет жару и насекомых, то да, денек сегодня хороший. – Мистер Винсент вернулся к альбому с набросками с таким видом, как будто его уже оставили в покое.