– Мисс Эллсворт, не окажете ли любезность почтить мистера Винсента своим присутствием?
Должно быть, дворецкий что-то напутал, подумалось Джейн. Наверное, мистер Винсент все-таки пожелал увидеть Мелоди?
– Мне не хочется его беспокоить – не уверена, что его здоровье позволит ему принимать посетителей. – Джейн продолжала смотреть на леди Фитцкэмерон, хотя ей очень хотелось оглянуться на Мелоди и посмотреть, как та отреагировала на это приглашение. Но она не смогла бы сделать этого так, чтобы не привлечь к сестре внимание остальных.
Виконтесса принялась рассматривать кольцо на правой руке.
– Мне доложили, что он не успокоится, пока не получит возможность поблагодарить вас лично.
После этого Джейн ничего не оставалось, кроме как последовать за дворецким наверх. Путь через коридор показался ей длиннее, чем в прошлый раз, а воздух как будто становился гуще по мере того, как они подходили к той комнате, в которой Джейн оставила в тот вечер мистера Винсента.
Шторы там оказались плотно задернуты, а свет приглушен, так что в комнате царил неуютный полумрак. Все интерьерные чары были сняты, и теперь помещение выглядело куда более убогим и куда менее элегантным, чем Джейн помнила. И она не смогла сдержать удивления, видя, что Бэнбри-мэнор нуждается в иллюзиях, чтобы поддерживать впечатление богатства.
– Полагаю, вы уже поняли истинную причину, побудившую леди Фитцкэмерон нанять меня, – послышался хриплый голос, и Джейн наконец-то оглянулась на того человека, которого и пришла повидать. Мистер Винсент лежал, опираясь спиной на подушки. Его лицо казалось восковой маской, а бледная кожа выглядела полупрозрачной – Джейн даже почудилось, что она может разглядеть сквозь нее кости черепа. Мокрые от пота волосы чароплета прилипли к голове, а щеки покрывала колючая щетина – но и она не могла скрыть то, насколько он осунулся. Неужели его здоровье и впрямь было истрачено на то, чтобы создать иллюзию доходных владений?
– Мне бы не хотелось строить догадки о мотивах виконтессы. Куда больше меня интересует ваше самочувствие.
– Как всегда, учтивы, мисс Эллсворт. – Мистер Винсент усмехнулся. – Состояние моего здоровья вы можете оценить сами. Яркий свет режет мне глаза, равно как и громкие звуки и малейшие колебания эфирной материи. – Он кивнул на голые стены комнаты. – Вот почему ко мне не пускают посетителей: не потому, чтобы те не мешали мне выздоравливать, а потому, что леди Фитцкэмерон не желает, чтобы бедность ее семьи стала видна.
«Да как леди Фитцкэмерон смела так с ним обращаться? – подумала Джейн. – Вытянуть из него все соки, а затем запереть, чтобы скрыть собственное неумение вовремя остановиться, – это просто какое-то преступление!»
– Значит, вот почему вы на самом деле едете в Бат?
– Отчасти. Доктор Смайт и впрямь полагает, что воды могут быть мне полезны, но меня все равно угнетает эта идея. Прошу меня простить: заточение сделало меня раздражительным. Вы первая, кого ко мне допустили. – Он потер переносицу и вздохнул. – Не могли бы вы оказать мне услугу? Откройте правый верхний ящик моего рабочего стола и подайте лежащую там книжку, пожалуйста.
– Да, конечно. – Джейн с готовностью направилась к столу, радуясь возможности хоть как-то отвлечься от мыслей о плачевном положении больного. – Неужели я в самом деле первая, кто вас навестил?
– Капитан Ливингстон иногда заглядывал, но, полагаю, исключительно ради того, чтобы отчитаться перед остальными. Нам с ним не о чем особо разговаривать.
В ящичке стола Джейн обнаружила альбом для зарисовок, в котором мистер Винсент обычно делал наброски. Сейчас, взглянув на него поближе, она заметила тиснение на кожаной обложке: инициалы «В. Г.».
– Эта книжка? – спросила Джейн, оборачиваясь и поднимая альбом повыше.
Мистер Винсент кивнул.
– Я бы хотел, чтобы вы забрали ее себе. В благодарность за спасение моей жизни.
От изумления Джейн едва не выронила альбом. С какой стати он решил подарить ей свои наброски?
– Не стоит благодарности. В самом деле я не сделала ничего, чего не смог бы сделать кто угодно, обладающий…
– Прошу вас, мисс Эллсворт, не утомляйте меня своими вежливыми речами. Ну или используйте вашу вежливость для того, чтобы принять мою благодарность со всей полагающейся учтивостью. Мне стоило уточнить, что я благодарю вас не за то, что вы спасли мне жизнь, а за то, что вы позволили мне и дальше заниматься искусством. Доктор Смайт не устает повторять, что я смогу выздороветь полностью и что целостностью своего рассудка я обязан именно вам. Да, без ваших усилий я бы, возможно, смог выжить – но от меня осталась бы одна оболочка. А это все равно стало бы для меня медленной смертью. Так что… – он взглянул на нее с таким жаром, что Джейн показалось, что этот взгляд сейчас прожжет ее насквозь, – …именно за свое искусство, которое и есть вся моя жизнь, я благодарю вас и именно свое искусство преподношу вам за это в дар.
Даже сейчас, в столь ослабленном состоянии, в голосе мистера Винсента слышалась такая сила духа, что Джейн не могла не поддаться ей. Неудивительно, что Мелоди «чувствовала, что ее ценят», общаясь с этим человеком, – если он и на нее смотрел с той откровенностью в эмоциях, что уже не полагалась при общении с леди. В этот момент Джейн даже усомнилась, что мистер Винсент в принципе может уважать кого угодно не целиком, а лишь за какую-то черту.
– Прошу вас, присядьте поближе, и я постараюсь объяснить вам все как следует.
Джейн устроилась на простом стуле возле кровати, а мистер Винсент подобрался поближе к краю. Забрав у нее книгу, он раскрыл ее на первой странице:
– Здесь содержатся мои размышления о чарах и мои попытки разработать способ записать их.
Лист оказался исписан уверенным, характерно мужским почерком; текст плотно теснился вокруг эскиза, сделанного тушью в углу страницы. Джейн невольно подалась вперед, выхватывая обрывки фраз вроде «…исследовать свет и способы его передачи. Зеркало, может быть?» и «Без чувств не бывает искусства – только техника».
– Но ведь это же труд всей вашей жизни! Я…
– Именно, – мистер Винсент поджал губы, а затем тихо прорычал: – Технике чароплетения я учу мисс Дюнкерк. Но техника – это не искусство. А вам я хочу передать свое искусство. Не знаю, получилось ли передать его суть словами, но, полагаю, вполне могло. Вы всегда очень внимательны и методичны в размышлениях и поступках. А мне хотелось бы посмотреть, какой шедевр вы сможете сотворить, если позволите себе немного ослабить оборону.
– Я благовоспитанна и следую правилам вежливости, принятым в приличном обществе.
– И ваши чары это вполне отражают. Вы – одна из самых лучших урожденных чароплеток из всех, кого я видел, и ваш глаз на редкость хорошо наметан на образы – но при всем этом ваши работы безжизненны.
– И это те самые слова благодарности, которые я, по-вашему, должна принять со всей полагающейся учтивостью?
Мистер Винсент рассмеялся – и на мгновение маска суровости слетела с его лица, обнажая искреннее тепло.
– Нет. Я хочу, чтобы вы приняли книгу. А вообще я бы предпочел видеть, как вы честно на меня сердитесь, а не натянуто любезничаете.
Джейн смерила его взглядом; несмотря на то, что чароплет ненавидел пустопорожние расшаркивания, его грубые манеры порой казались щитом, под которым скрывался в разы более мягкий нрав.
– На вас не так уж легко рассердиться по-настоящему.
– Тем не менее пару секунд вы на меня сердились. Когда вы сердитесь, ваше лицо остается бесстрастным, а вот кожа краснеет. Я уже не в первый раз это замечаю.
Джейн почувствовала, как ее кожа покраснела – от стыда за то, что ее эмоции заметны со стороны.
– А вы уверены, что я краснела не от смущения?
– Абсолютно уверен. – Мистер Винсент снова отвел взгляд, сосредоточив внимание на книжке, лежавшей у него на коленях. – Я обязан вам большим, чем просто жизнью, а это – самое дорогое, что я могу вам предложить. Позволите ли вы мне отблагодарить вас таким образом?
То ли всему виной было дурное самочувствие, то ли нахлынувшие эмоции, однако по лицу мистера Винсента было явственно видно, как сильно ему хочется уплатить тот долг, который, как ему казалось, тяготил его душу. Джейн могла бы попытаться убедить его, что он ничем ей не обязан, но это лишь сильнее распалило бы его пыл, к тому же, если уж говорить совсем откровенно, Джейн и впрямь хотелось добраться до тех знаний, что скрывались на страницах альбома. Хотелось доказать мистеру Винсенту, что ее работы ничуть не «безжизненные».
– Да, я согласна принять вашу благодарность в таком виде.
Чароплет кивнул не поднимая глаз и, захлопнув книжку, передал ее Джейн.
– Спасибо.
– Всегда пожалуйста, – ответила та, забирая подарок. Момент явно требовал более развернутого ответа, но никаких подходящих слов на ум не приходило, так что Джейн встала, собираясь уйти, решив, что лучше уж не говорить ничего. Но уже у самых дверей ее настигла мысль, что, возможно, мистеру Винсенту захочется что-нибудь передать Мелоди, хотя она по-прежнему не могла заставить себя поверить в то, что тот может испытывать к ее сестре какие-то чувства.
– Может быть, вы хотите, чтобы я кому-то что-то передала?
Мистер Винсент покачал головой.
– Могу я навестить вас, когда поправлюсь?
– Безусловно, – Джейн прижала книжку к себе, – буду с нетерпением ждать возможности продемонстрировать вам плоды вашей благодарности.
Сейчас чароплет выглядел еще менее внушительно, чем в тот момент, когда Джейн вошла в комнату, но при этом казался куда менее подавленным. Джейн решила не утомлять его вежливыми прощаниями, памятуя о его нелюбви к политесам, и потому тихонько выскользнула из комнаты и направилась обратно в гостиную.
Ее тут же засыпали вопросами о здоровье мистера Винсента, и Джейн старательно ответила на каждый. Еще один вопрос не был задан вслух, но Джейн прочла его по нехорошо блестящим глазам леди Фитцкэмерон. Она ничего не сказала виконтессе, но, когда Эллсворты засобирались домой, не стала участвовать в обмене дежурными любезностями, обещаниями навещать друг друга и просьбами, чтобы леди Фитцкэмерон не покидала округу совсем уж надолго. И подаренную ею книгу забирать не стала – только ту, что дал ей мистер Винсент.