– Понимаю, – подозрительно сказал Циан. Он хорошо знал правило 1.1.01.23.555. Его использование было одной из уловок, к которой массово прибегали в течение многих лет. – И чем же займется эта ассоциация?
Я вспомнил, что должен проявлять любопытство, чтобы Джейн могла свободно действовать под этим прикрытием.
– Это будет… Клуб вопрошающих.
– Как? Клуб бодро шагающих? Отлично. Ходьба – это очень полезно. Для всех полезно. Ходьба, ходьба и еще раз ходьба.
– Нет-нет. Клуб вопрошающих.
– У нас уже есть Клуб вопрошающих. Он называется Дискуссионный клуб. Сегодня вечером заседание?
– Да, господин префект.
– Пустая трата времени. Лучше уж употребить его на складывание пазла. Если не заниматься этим регулярно, мы не успеем сложить его до конца жизни. А я хочу посмотреть, что там за картинка, прежде чем меня отвезут в Зеленую комнату.
Мы добрались до фабрики по переработке отходов: для отвода стоков она, как и все такие сооружения, располагалась ниже города. Руководитель работ стоял возле отстойного бака, который рабочие выскребали дочиста. То был приземистый человек средних лет с обветренным лицом; во время разговора он присвистывал – у него выпал один зуб, а новый почему-то не вырос. Как и все, посвященные в тайны переработки отходов, он выглядел чудаковато: котелок и костюм-тройка с гарденией в петлице. Я не заметил на нем ни кружка, ни другого признака принадлежности к хроматической иерархии, а потому не знал, как говорить с ним – свысока или почтительно.
– Привет! Я Найджел. – Больше ничего о себе он не сообщил. – Слышал, у вас были проблемы с деревом сегодня утром.
– Можно сказать и так.
– Не расстраивайтесь из-за того, что вас провело растение. Вот вы идете по лесу, насвистывая веселую песенку, и вдруг вас хватают за ногу и кидают в какое-то месиво – девяносто галлонов полупереваренной антилопы. Такое надо пережить – без этого человек ничего не стоит. Со мной один раз было.
Я посмотрел вокруг.
– Здесь пахнет не так ужасно, как я думал.
– Как можно! – воскликнул Найджел. – Все ямы плотно закрыты. Если вы чувствуете запах, значит, мы плохо работаем. Но если хотите понять, как ужасно оно может пахнуть, суньте нос в цех переработки.
Циан остался в офисе – следить за тем, чтобы процент переработки не спускался ниже установленных 87,2 %, а мы с Найджелом пошли мимо установок для сжижения метана в кирпичное здание. Тут было жарко и резко пахло нагретыми отбросами. Несмотря на невзрачный внешний вид, внутри цех оказался очень чистым, прямо вылизанным, а стальное оборудование – начищенным до блеска. Бетонный пол, видимо, часто поливали из шланга. Двое рабочих закидывали останки животных в дезинтегратор, который питался от электромотора. С одной стороны располагались котел и пресс. Вязкая субстанция – вероятно, желтого цвета – медленно капала в бадью, по мере того как машина нагревала и мяла отбросы, извлекая жир. Я прикрыл рот и нос платком.
– На самом деле это требует большего умения, чем кажется, – смеясь, заметил Найджел. – Переработчики получают дополнительную оплату за человеческие останки – что, в сущности, глупо, ведь это всего лишь наша телесная оболочка. Между прочим, я не такой уж бесчувственный: я не даю им друзей или родственников.
Меня чуть не стошнило от мерзкого запаха, и я поспешил наружу.
– Не для слабонервных работка, – сказал Найджел, выходя из цеха следом за мной. – У нас сегодня выгодное дельце: перерабатываем слона, который, к счастью, пал по эту сторону Внешних пределов.
– Слона? Я слышал, из них получают только низкокачественный жир и прочую чепуху.
Найджел наклонился поближе.
– Все дело в количественных показателях, – ухмыльнулся он. – Слон повышает их до невероятных размеров.
Циан подписал документы на переработку слона и подсчитал размер месячной премии. Мы вышли в открытое поле, где под ветерком слегка колыхалась пшеница. Она занимала большую площадь.
– Так о чем мы говорили? – спросил префект.
– Я предложил создать Клуб вопрошающих.
– Ах да. Я же говорю, у нас уже есть Дискуссионный клуб.
– Да, но он только для хромогенции. А я хочу создать клуб, в котором вопросы сможет задавать каждый.
Циан подозрительно посмотрел на меня.
– Что за вопросы?
– Те, на которые пока нет ответа.
– Эдвард, Эдвард, – покровительственно улыбнулся он, – это нестоящие вопросы. Там, где нужно, давно получены исчерпывающие ответы. А если ты не можешь найти нужный ответ, значит, ты задал неверный вопрос.
Интересный ход мысли! Поначалу мне нечего было возразить. Дорога шла под уклон, и вскоре все городские здания, кроме зенитной башни с молниеотводом, скрылись из виду. Я подумал, что это повод для неплохого вопроса.
– Для чего строились зенитные башни?
– Абсурдный вопрос. Непостижимые пути Прежних давно преданы забвению. Это не наши пути. То были времена материального дисбаланса и разрушительного эгоизма. А теперь у нас – лишь простая чистота хроматической иерархии.
– А почему запрещено изготавливать новые ложки?
Циан изменился в лице. Этот каверзный вопрос обсуждался уже не первый год. Ложки, по всей видимости, не вошли в перечень разрешенных к выпуску товаров, помещенный в Приложении VI к правилам. Самые смелые утверждали, что в Слове Манселла могла содержаться неточность, а значит, Манселл не был непогрешим.
– Вы, псевдорационалисты, все время поднимаете вопрос о ложках. Слово Манселла действует таинственным, непостижимым образом. Ведущие хроматикологи долго и упорно размышляли на эту тему и пришли к выводу, что, поскольку Манселл непогрешим, мы пока просто не можем постичь всей глубины его замысла.
– Какому же замыслу может служить нехватка ложек?
– Вот поэтому Дискуссионный клуб открыт только для хромогенции. – Префект начал закипать. – Свободная дискуссия ведет к ошибочному мнению, будто любопытство – это нечто желательное. Манселл же повторяет много раз, что пытливость – лишь первый шаг на тернистом пути, который ведет к дисгармонии и гибели. Кроме того, задать плохо продуманный вопрос – значит придать ему незаслуженную важность, а пытаться отвечать на него – значит впустую тратить умственные усилия. Лучше задай себе вопрос: как я могу наилучшим образом выполнить свой гражданский долг, чтобы способствовать беспроблемному существованию Коллектива? И вот тебе ответ: не тратить драгоценное время префекта, предлагая создавать бесполезные ассоциации.
Он посмотрел на меня, но не злобно – думаю, в душе ему нравился наш спор. Меж тем мы дошли до кирпичного зданьица в три фута высотой, выстроенного над ямой, откуда извлекали цветной мусор. Деревянная крыша была снята. Внутри копошились двое серых: один стоял у стационарного бронзового зеркала, посылавшего свет добытчикам внизу, другой держал канат – вероятно, он вытаскивал на поверхность бадьи с грязью и цветным хламом. Позади них стояла тележка, наполовину заполненная черноземом. Рядом стояли столы на деревянных козлах, чтобы складывать малоценные предметы.
– Добрый день, Терри, – поздоровался Циан.
– Да, господин префект?
– Есть что-нибудь интересное?
– Сегодня – немного, господин префект. Джимми нашел что-то в направлении 65–32–420, думал, это машина. Но оказалось, только переднее крыло.
– Печально. – Циан скосил глаза на находки. Я заметил, что красных вещей немного, а судя по выражению лица префекта, синего тоже было мало. – Отнесите их в павильон как можно быстрее – цветчик завтра придет с осмотром.
Серый кивнул, и мы пошли дальше.
– На прошлой неделе было обрушение выработки. Это чуть не стоило нам первоклассного добытчика, – сказал Циан. – Мы все едва не лишились цвета. Вот еще одна причина, по которой стоит отправиться в Верхний Шафран. Как насчет двухсот пятидесяти баллов?
– Я подумаю. – На самом деле я, конечно, не собирался в этом участвовать. – А как насчет моего Клуба вопрошающих?
– Хорошо, – ответил он сквозь зубы, так как, согласно правилам, не мог мне отказать. – Считай, что он создан. Мы сделаем для него окно в твоем расписании. – Префект поглядел на меня. – Ты умеешь втирать очки, Бурый, но именно поэтому не должен этого делать. Руководство ассоциацией влечет за собой ответственность. Надеюсь, ты не злоупотребишь ею.
Я заверил его, что нет, не злоупотреблю, и попросил разрешения откланяться, если мы все обсудили. Циан разрешил. Где-то в полях виднелась фигура человека с камерой на треноге. Это явно был Северус, который хотел взять у меня интервью для «Меркурия».
Северус и Имогена
1.1.6.23.102: Повышать голос разрешается только на спортивных соревнованиях и только зрителям. В остальное время следует удерживать его громкость в рамках приличия.
Северус снимал урожай парящих предметов. Я зашагал по полю. Рядом несколько лошадей подбирали то, что оставалось на уже убранном участке. Небольшие предметы вырывались из земли и планировали в низину, где их улавливали длинные куски кисеи, натянутые в ярде над землей.
– Привет! – сказал Северус, наводя свой аппарат на кисейные волны с деревом на заднем плане. – Посмотри сюда.
Он указал на крайне занятную штуку величиной с куриное яйцо – у нее на боку все еще был номер компонента какого-то устройства и несколько проводов. Она оказалась уловлена вместе с другими частями помельче – некоторые чуть ли не с пылинку. Я постучал пальцем по ее вершине. Обычной ценой были десять баллов за минус-унцию. Все эти части тянули на двадцать – тридцать баллов.
– Мы пришли слишком поздно, кое-чего уже не хватает, – сказал Северус, показывая вниз по склону. – В Красном Устье сеть натянута поперек реки, но всего лишь десять лет и улавливает далеко не все.
Я задумчиво поглядел на странные штуковины. Несомненно, они были делом рук человеческих и составляли устройства куда большего размера. Чего именно – никто не знал: парящие предметы имели свойство планировать к морю в поисках наинизшей точки, и потому их всегда не хватало для изучения. В наше время находили только предметы, либо застрявшие в естественных полостях, либо оказавшиеся в земле – случайно или по чьей-то воле.