Я выпалил не задумываясь:
– Я почти что альфа-красный. Все мы знаем, что посылать малоценных низкоцветных на такую разведку – значит попусту тратить время. Даже если там много красного, они никогда не увидят его.
Префекты стали беспокойно переглядываться. Если я был альфа-красным, мое требование оказывалось вполне осмысленным. Да, я мог видеть только один цвет, но, по крайней мере, это дало бы представление об общем объеме цветных предметов. Самое же главное заключалось в том, что от Верхнего Шафрана зависело благополучие Восточного Кармина, и префекты это понимали. А раз судьба экспедиции в Верхний Шафран зависела от меня, то со мной приходилось договариваться. С моей стороны то был блистательный план – если не принимать в расчет почти неминуемую смерть, ждавшую меня.
– Ты еще не проходил теста Исихары. Твое цветовосприятие не определено, – заметила Гуммигут. – Разве мы можем быть уверены, что ты опять не лжешь?
Я оглядел зал, в котором помещались не только семьсот восемьдесят два тома «Слова Манселла» (полная версия), но и бесчисленные полки с несданными в переработку предметами. Эти артефакты из Прежнего времени были слишком яркими, чтобы легально хранить их, и одновременно слишком совершенными, красивыми или редкими, чтобы их расплющили, сдавили, раскатали для дальнейшего обогащения. Вообще, они хранились здесь лишь благодаря уловке, занесенные в журнал находок как «ожидающие сортировки».
Просмотрев вещи, я обнаружил одну, нежнейшего красноватого оттенка, – молочник, блестевший на полке с блестящей керамикой серого цвета, – и сказал об этом. Все взглянули на Смородини. Тот нахмурился.
– Я вижу лишь легчайшую красную дымку, – сообщил он, – а у меня семьдесят один процент.
Все уставились на меня. Я сам был удивлен. С цветовосприятием выше 71 % можно было стать префектом.
– Платите ему шестьсот баллов, – предложил Смородини, – и посылайте в Верхний Шафран.
Кортленд говорил правду: Внешние пределы были той же перезагрузкой, только с маленькой «п». Я должен был остаться здесь насовсем, Смородини знал это – и неудивительно, что он стремился отправить меня в поход с минимальными шансами на выживание.
Настала тишина, которая длилась около полуминуты, – все размышляли о последствиях моего потенциально высокого рейтинга. Госпожа Гуммигут не отрывала глаз от меня. Вряд ли ей понравилось бы видеть префектом одного из Бурых – мой отец проявлял честность, малосимпатичную ей, а от Кортленда она наверняка слышала о моих подозрениях касательно Трэвиса. Хроматическая политика – от нее было никуда не убежать даже при желании.
– Ты дерзкий молодой человек, – тихо сказал де Мальва, – но отважный, это уж точно. Четыреста.
Но я решил твердо стоять на своем, чтобы восстановить гражданство.
– Шестьсот, и ни цент-баллом меньше, господин префект.
– Отвратительно слушать, как ты торгуешься, – сказал Смородини дрожащим от гнева голосом. – Истинный член Коллектива обязан предлагать свои услуги добровольно, радостно и бесплатно.
– Как, например, вы, господин префект?
Он покраснел так, что это заметил бы даже самый низкий по цветовосприятию горожанин.
– Ну что ж, – подытожил де Мальва, выглядевший раздраженным, – шестьсот.
Нас с Виолеттой отпустили, мы оба поклонились и вышли из зала в коридор. Виолетта сжала мою руку пониже локтя. Я был почти готов к очередному внушению или даже пощечине и ускорил шаг – но она развернула меня и, положив ладони мне на затылок, пригнула мою голову к своей. Удивительно – я не сразу понял, что она делает. Несмотря на воинственный внешний вид девушки, губы ее оказались мягкими, а поцелуй пусть и не страстным, но чрезвычайно умелым. Так как я никогда не думал, что буду целоваться с дочерью главного префекта, я прогнал Констанс и Джейн на задворки сознания и постарался ответить Виолетте как можно лучше. Мне хочется думать, что я сделал все правильно – ведь опыта у меня почти не было, разве что учебные поцелуи со служанкой Лиззи. Вырываться было бы слишком невежливо, и я подождал, пока накал девушки не ослабеет, а затем мягко отстранил ее.
– Ты, красный жеребец! – Она застенчиво улыбнулась и шутливо стукнула меня по груди. – Почему ты не сказал, что видишь столько красного?
– Не хотел хвастаться, – ответил я, жалея, что Виолетта слышала все это. Она опять потянулась ко мне, чтобы поцеловать, но я хотел сохранять контроль над ситуацией. – А что с Дугом? Вы ведь, как я слышал, полупомолвлены?
– Дуг – милашка, – согласилась она, – но у него будет процентов пятьдесят. И это не настоящая полупомолвка: скорее, я оставила Дуга про запас. Ты правда альфа-красный?
– Более-менее.
– Тогда, – улыбнулась она, – я поговорю с мамой и папой насчет изменения своих брачных планов. Если они согласятся, я буду счастлива выйти за тебя, как только мы оба пройдем тест.
– Виолетта, – я стал понимать, что ситуация выходит из-под контроля и становится даже слегка пугающей, – я очень польщен твоим интересом ко мне, но я полупомолвлен с девушкой из семейства Марена. У себя в Нефрите.
– Вздор! – с улыбкой ответила она. – Брак с пурпурной – это намного лучше, чем с кем-нибудь из Марена. Чья фамилия возвысит тебя сразу на пять ступеней? Эдвард де Мальва. И что еще важнее, – хихикнула она, – у папочки полно денег. Твой отец должен потребовать за тебя десять штук, не меньше. Я скажу моему, чтобы он поговорил с твоим. Как только все уладится, мы объявим о помолвке.
Она потянулась ко мне, поцеловала меня снова, улыбнулась и прошептала мне на ухо:
– Есть кое-что еще. И даже не кое-что. Знаешь, что девушки де Мальва считаются непревзойденными по части искусства деторождения? Рейтинг удовлетворенности – сто два процента.
– Я не знал.
– Это так. Я изо всех сил готовлюсь к брачной ночи и не буду возражать, если ты захочешь попрактиковаться с серой… чтобы все работало как надо. У меня есть разрешение на зачатие, оно ждет, когда его используют. Ты можешь оплодотворить меня в брачную ночь, и к весне появится девочка. Назовем ее Сенполией[19]. Разве не здорово?
– Нет. Совсем нет. Ничуточки не…
– Тссс! – Она приложила палец к моим губам. – Ты теперь пассажир, мой сладкий, и ни о чем не беспокойся.
Она счастливо вздохнула, но затем лицо ее омрачилось.
– О! – вскрикнула она и зажала ладонью рот, так, словно ее посетила внезапная мысль. – Надо отложить твой поход в Верхний Шафран – хотя бы до того времени, как я забеременею. Тогда будет не так важно, вернешься ты или нет.
– Я не смогу стать твоим мужем, пока не получу гражданства. Но все равно, это было бы важно, если бы я хотел жениться на тебе, а я не хочу.
– Любовь всегда найдет выход, – весело сказала она, – а если не найдет, ей поможет бумажник моего отца. Нам надо встретиться этим вечером для романтической прогулки и обсудить мое будущее. Давай у памятника Манселлу, когда зажгут фонарь?
– Я занят.
– Конечно, занят, ведь у тебя прогулка со мной. – Она приложила ладонь к моей щеке. – Я подготовлю список гостей и меню, чтобы ты их одобрил. Но ты можешь внести свой вклад в наши отношения – я разрешаю тебе выбрать ласкательные имена для нас. Я так рада, что с нас обоих сняли баллы, – иначе мы никогда бы не встретились и не влюбились друг в друга таким чудесным образом.
Она подмигнула мне и улыбнулась, потом спросила, о чем я думаю. Наверное, ей хотелось услышать «я на седьмом небе» или что-то подобное, но все мои мысли были об одном – как обратить этот кошмар себе на пользу.
– У тебя есть джем из логановых ягод? – спросил я, думая об апокрифике – источнике знаний.
– О, ты любитель джема? Как много общего у вас с папочкой! Я погляжу в подвале. Хочешь еще и ложку?
– Только джем.
– Ага. Из логановых ягод. До вечера, сладкоежка.
Она снова одарила меня улыбкой и прошмыгнула по коридору, в сторону выхода из здания для заседаний Совета.
Я с ужасом смотрел, как она удаляется, и проклинал себя за мягкотелость. Надо было послать ее подальше, но в присутствии более высокоцветных девушек я словно немел. Кроме того, если уж Виолетта чего-то всерьез захотела, вряд ли бы мое «иди подальше» отрезвило ее. Я медленно побрел наружу, к дневному свету. И хотя я еще не ведал об этом, тем днем я сделал гигантский шаг навстречу ятевео, которое, вероятно, скоро пожрет меня.
Томмо и отец
2.6.03.24.339: Никакая комиссия не может превышать 10 %.
На улице меня ждал Томмо: он сидел на низенькой стене, ограждавшей цветной сад. Ночью прекратилась подача желтого, и трава приобрела чахло-голубой оттенок. Насос, видимо, выключили, но оставшийся цвет полностью исчез бы лишь через несколько дней. Мне не хотелось разговаривать с Томмо, и я направился прямо к своему дому.
– Ну, что там у тебя? – спросил он, быстро приближаясь ко мне.
– Сняли восемьсот баллов, вот что у меня.
– Надо же! – Эта цифра явно впечатлила Томмо. – Даже я никогда не терял так много за один раз. У меня столько никогда не было.
– И я возглавляю экспедицию в Верхний Шафран.
– Ты с ума сошел. И разве они могут наложить такое наказание?
– Я сам вызвался. За шестьсот баллов.
– Ну, значит, не совсем еще сошел с ума… просто забавный чудак. Правда, при стопроцентной смертности сложно делать какие-нибудь ставки. Если только…
– Если только что?
– Ладно, не бери в голову. Я видел Виолетту – счастья полные штаны. Что там случилось?
Так как Томмо все равно узнал бы об этом, я решил, что лучше пусть он узнает об этом от меня, – и рассказал ему все.
– Мои поздравления, – сказал он. – Уверен, вы будете счастливы вместе.
– Счастливы?
Он пожал плечами.
– Ну, все относительно. С таким процентом красного ты станешь префектом.
– Может быть. Но только не здесь. У меня Констанс Марена и веревочные фабрики.
– Все переменится, если Виолетта начнет капать на мозги своему отцу. Вы хроматически созданы друг для друга. Она скатывается к синему концу пурпурной части спектра. Твои красные яйца – как раз то, что позволит ее семейству сохранить должное место в цветовой иерархии. – Он улыбнулся и положил руку мне на плечо. – Эдди, приятель, у тебя отличная позиция для переговоров. Хочешь, я возьмусь выторговывать твое приданое? У де Мальва немерено бабок. Я возьму десять процентов, не больше.