– Может, поиграем в скрэббл? – предложил я, решив быть дома на случай, если Джейн придет поговорить со мной.
Отец согласился, хоть и не очень любил скрэббл, и пошел за доской.
Остаток вечера видится мне сейчас, словно в тумане. Приходили префекты, чтобы пожелать мне удачи и дать бесполезные советы, которые можно было с удовольствием игнорировать. Явилась, приличий ради, даже Салли Гуммигут – ее уста произносили теплые слова, но глаза источали яд. Апокрифик любезно взял из двух блюд то, что было поменьше, и я только что получил тройное количество очков за слово «лазурь», когда раздался удар колокола, возвещающего о наступлении темноты.
– У меня назначена встреча с Виолеттой, – пробормотал я. – Так что я пойду.
– Рад, что ты свыкаешься с этой мыслью, – отозвался отец. – Она и вполовину не столь ужасна, какой кажется.
Однако я не пошел на свидание с Виолеттой, как предполагал отец, а спрятался в чулане, как и замыслил. Там я сидел, пока Виолетта искала меня по всему городу. В чулане оказалось тепло и удобно, и против собственных ожиданий я быстро заснул. Пробудился я лишь через два часа, с ударом другого колокола, после которого следовало тушить огни.
Я неслышно прокрался в свою постель и только успел влезть в пижаму, как мир опять погрузился во мрак. Некоторое время я лежал без сна, слушая морзянку по батарее. Болтали опять обо мне: кто я – тронутый или же роковым образом введенный в заблуждение, если вызвался идти добровольцем. Я немного послушал эту болтовню, различил пожелания удачи, а потом обратился к книге госпожи Ляпис-Лазурь. Она, как и обещала, продлила свою трансляцию, чтобы закончить главу.
Я слушал, пока выстукивание не прекратилось по всем каналам, потом решил все-таки поспать среди кромешной тьмы. Но сначала я встал и на ощупь подвинул стул – так, чтобы спинка его упиралась в ручку двери, не давая нажать на нее. Кто-то из горожан мог видеть в темноте, и я не хотел, чтобы этот человек входил ко мне.
Я не знал, кто это. Я вообще много чего не знал. Но на следующий день все изменилось. Я достиг просветления, и Джейн бросила меня на съедение дереву ятевео. Ничего личного – простая предосторожность.
Брачные планы
3.6.02.01.025: Развратные действия между партнерами, не состоящими в браке, строго запрещены. Штраф составляет пятьсот баллов.
Проснувшись, я обнаружил, что постель моя в полном беспорядке. Спал я плохо и просыпался от малейшего звука – моему одурманенному разуму все казалось угрозой. Очертания предметов только-только стали видны: на противоположной стене появился слабый отблеск солнца. Прикроватные часы показывали пять утра. Я выкатился из кровати, осторожно отодвинул стул, стоявший под ручкой, бесшумно открыл дверь и пошлепал по лестнице в ванную.
Помочившись, я вернулся в спальню и чуть не заорал от испуга: из окна на меня смотрел не кто иной, как Виолетта. Увидев, что я подпрыгнул от изумления, она приложила палец к губам и жестом велела поднять раму. Я сдуру повиновался. Мне стало понятно, что, строя хитроумные оборонительные планы, я забыл об одном обстоятельстве: чтобы оказаться перед моим окном, достаточно встать на навес крыльца черного хода.
– Что ты здесь делаешь? – прошептал я.
Виолетта не ответила – вместо этого она залезла в комнату и махнула невидимому мне сообщнику, чтобы он убрал приставную лестницу. Затем она опустила раму, беззвучно соскочила на коврик и стала снимать с себя одежду, застенчиво мне улыбаясь. Я не мог не признать, что все это выглядело соблазнительно. В конце концов, Виолетта была не из тех девушек, которые оставляют что-нибудь на волю случая, а потому должна была проделывать такое часто.
– Ты не имеешь права нарушать мою с Констанс полупомолвку.
– Это все мама, – ответила Виолетта. – Как нехорошо с ее стороны! Но если она чего-нибудь хочет для своей дочки, ее не остановить.
– Это не просто нехорошо, это непростительно – и отвратительно.
– Молчи, Эдвард. Ты кинул меня прошлой ночью, вот это точно отвратительно. Если бы не была так отчаянно влюблена в тебя, то оскорбилась бы.
– Послушай…
– Я не сержусь, радость моя. Путь к браку может быть тернистым, и я готова простить тебя, как ты, конечно же, простишь мою маму: она послала подальше эту потаскушку Марена.
– Я не хочу жениться на тебе, Виолетта.
– Не глупи, милый. Ты поднимешься по шкале на пять ступеней и станешь красным префектом. А я, наверное, главным префектом. Наше сильнопурпурное потомство будет бессменно править Восточным Кармином. Кроме того, ты, я и твой отец – у всех нас осядет кое-что в карманах. И у папы есть джем. Все в выигрыше.
– Что же ты здесь делаешь, если все решено?
– Отец сказал, что предложение окончательно примет силу после твоего теста, но я захотела, чтобы ты уже сейчас стал моим единственным. Что ты об этом думаешь?
Она стояла, полностью обнаженная – видимо, решив устроить для меня приватный сеанс просмотра. Естественно, я видел обнаженными многих девушек, как многие девушки видели меня – на плавании, в раздевалке, в общественном душе. Если бы во время хоккейного матча не случилось драки, мы с Виолеттой обязательно увидели бы друг друга в раздевалке. Но демонстрировать свое тело потенциальному партнеру при добрачном ухаживании – это было нечто совершенно иное. Виолетта демонстрировала мне не только свое тело, но и свое желание показать мне его. Я, со своей стороны, должен был вести себя так, чтобы стало ясно: я оценил ее жест.
Я старался не смотреть на Виолетту – но, стыдно сказать, это было нелегко. Ее код был выполнен при помощи пишущей машинки и выглядел заманчиво, на грани позволительного, а все остальное выглядело почти совершенным. Я оказался в сложном положении, и если бы не моя мысль о том, как было бы здорово, если бы это была Джейн, то Виолетта сочла бы свое вторжение неудачей и мигом испарилась бы. А так она со счастливым видом взглянула на меня и, прежде чем я понял что-нибудь, скользнула в постель.
– Виолетта! Что ты делаешь? – воскликнул я.
– Хочу убедиться. Не стоит жениться и потом обнаружить, что произошла страшная ошибка, согласен?
– Правила…
– Мой отец решает, как их применять, радость моя.
– А что скажет твоя мать? – сделал я слабую попытку устыдить ее.
– Это была ее идея.
Я нервно поглядел в окно.
– Она не подглядывает?
– Конечно, нет, радость моя. Она сказала, мы должны убедиться, что все идет как надо. Это из-за династических соображений, понимаешь? А не для удовольствия.
– Ну да, – иронически заметил я, – никто и не надеялся.
– Прекрати болтать, Эдди, и делай, как я говорю. Сейчас не время и не место для нашего первого спора!
– Постой…
– Я сказала, хватит болтать.
Я, по всей видимости, выдержал испытание. Или, как сказала Виолетта, «мы можем поработать над твоей техникой». Так или иначе, за каких-нибудь десять минут, с минимумом слов – в основном то были команды Виолетты – мы потенциально заработали на двоих пятисотбалльный штраф. У меня это было в первый раз. Виолетта быстро оделась, чмокнула меня в лоб, сказала, что все прошло хорошо и она сообщит об этом родителям. Потом она бесшумно подняла раму, спустилась на навес и спрыгнула на тротуар с удивительной ловкостью. Я неподвижно глядел на потолок, мысли мои пребывали в смятении. Я получил сиюминутное удовольствие, но глубоко внутри меня возникло тяжелое чувство измены. Нет, я изменил не себе и не жесткому моральному кодексу Коллектива – я изменил Джейн.
Мы начинаем поход
2.3.06.56.067: Запрещается потреблять более 2500 мегакалорий в день.
Я встал, вымылся в самой горячей воде, какую только мог выдержать, и надел походную одежду № 9. Кольцо с печаткой, красный кружок и балльную книжку я оставил вместе с письмами в верхнем ящике, после чего вышел на темную лестницу, стараясь не шуметь. Я нашарил свои прогулочные ботинки, прикрепил к ним гетры и взял рюкзак, который сложил накануне. Отец стоял у двери. Мы обнялись, хотя обычно этого никогда не делали. Вечером отец еще пытался проявлять оптимизм, но сейчас было понятно, что он прощается со мной навсегда.
В городе стояла тишина, все еще спали. Зимой на заре уже разворачивалась лихорадочная деятельность – но не летом. Первые горожане начнут вставать лишь через полчаса – булочник, начальница почты, кротолов, и пока все. Я направился к статуе Нашего Манселла и стал ожидать Карлоса Фанданго и «форд». Ждать пришлось недолго – вскоре из-за угла ратуши появился кто-то с растрепанными волосами. Он завязывал шнурки на бегу – впечатляющее зрелище. Это был Томмо. Я нахмурился – не из-за того, что это был Томмо, а из-за того, что он был в походной одежде № 9.
– Привет, Эд! – воскликнул он с непривычным радушием. – Готов к большому приключению? Доброе утро, Кортленд.
Я обернулся – и действительно увидел Кортленда, тоже одетого по-походному. Я ничего не понимал. Если кого-то в городе не нужно было посылать в Верхний Шафран, то именно Кортленда.
– План изменился, – объявил он. – Томмо и я идем с тобой.
– Смородини знает?
– Нет еще.
– Члены Совета будут в ярости, когда узнают, что ты подрядился добровольцем, – подозрительно заметил я. – С чего вдруг ты поменял свои намерения?
– У Гуммигутов есть проблемы в отношениях с горожанами, а мне нужно завоевать их доверие, если я хочу стать желтым префектом. Потом, мне не помешает наличка. – Он многозначительно посмотрел на меня. – Никогда не знаешь, за что с тебя снимут баллы. Доброе утро, Виолетта.
И в самом деле, на площади появилась Виолетта. Она застенчиво улыбнулась и сжала мою руку пониже локтя. Я покраснел – счастье, что никто из них не видел этого. Кортленд в качестве компаньона был плохим вариантом, но Виолетта – просто ужасным. К тому же это означало для меня серьезную ответственность. Если что-то случится с дочерью главного префекта, мы потеряем все заработанные баллы. Низкоцветным приходилось следить за тем, чтобы высокоцветные случайно не пострадали.