это был журнал-умница, яркий и пестрый, как… весенний букет. Уж иного сравнения не подберу, пусть: букет. Не парадный букет и не ритуальный, а как бы сам собой сложившийся. Позиция журнала была по-хорошему вызывающей: противостояла она всякой литературной предвзятости, доктринерству. Не было «наших» и каких-то «не наших», было братство молодых литераторов, поглощенных делом. И пусть даже это было какой-то игрой в братство, хорошо и то, что играли именно в литературное братство…
Разумеется, от барабанной трескотни и в эти годы «молодогвардейцев» никто не освобождал, но своих идеологических инициатив они пока не подавали, зато шалили с явным удовольствием. Уже в первых номерах, подписанных Н., появился роман В. Аксенова «Пора, мой друг, пора» (1963. № 4, 5), в мартовском номере 1964 стихи Б. Ахмадулиной, в октябрьском — «Оза» А. Вознесенского[2079] и киноповесть «Берегись автомобиля» Э. Брагинского и Э. Рязанова, затем первый роман Ю. Семенова об Исаеве-Штирлице «Пароль не нужен»…
А главное — «Молодая гвардия» первой среди литературных журналов завела ежемесячные авторские «колонки», и их без малого два года вел Вл. Турбин, нимало не претендовавший на роль властителя дум, но тотчас же освоившийся в амплуа, как назвал его И. Золотусский, «дразнителя нравов». Никакой политики, только попытка привить бахтинскую розу к советскому дичку, только взгляд на мировую культуру, и советскую в том числе, как на своего рода карнавал, где трагическое обручено с комическим и безобразным.
И, надо сказать, начальство на эти шалости смотрело в общем-то сквозь пальцы. Лишь М. Лобанов в августе 1964 года ударил в «Литгазете» фельетоном «О „веселых эскападах“ на критической арене», где обвинил Турбина в том, что тот разгуливает «в сверхсовременном эстетическом колпаке по эпохам и литературам, как по цирковой арене, занятый единственной целью — каким бы номером похлеще удивить простаков, заставить их разинуть рты от удивления»[2080].
Но, против ожидания, редактор «Молодой гвардии» и Турбина сохранил в колумнистах до конца следующего года[2081], и его обличителя пригласил к постоянному сотрудничеству. Так, сперва в параллель с легкомысленными турбинскими обозрениями, а потом и вытесняя их, в журнале пошла, начиная с памфлета «Нахватанность пророчеств не сулит» (1965. № 9), серия программных лобановских статей «Чтобы победило живое» (1965. № 12), «Внутренний и внешний человек» (1966. № 5), «Творческое и мертвое» (1967. № 4), выворачивающих «Молодую гвардию» из когдатошнего сада расходящихся тропок на столбовую дорогу почвеннического патриотизма.
Здесь многое, видимо, сошлось — и установки комсомольского руководства во главе с С. Павловым[2082], стремящегося «свой» журнал противопоставить не столько даже оппозиционному «Новому миру», сколько упаднической и западнической «Юности». И напор В. Ганичева, служившего вначале заместителем Н., а затем курировавшего «Молодую гвардию» с позиции заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ. И, конечно, личные взгляды самого Н.: «Он, — вспоминает Ганичев, — был человеком державных устремлений <…> просвещал, давал читать „закрытую“ для нас тогда литературу (русских философов, эмигрантов, „Протоколы сионских мудрецов“ и т. п.), сообщал неизвестные факты»[2083] о засилии евреев в советской истории и культуре.
Во всяком случае, поворот к традиционным ценностям был намечен еще до появления М. Лобанова в роли консервативного идеолога — «подготовленным», то есть написанным все тем же В. Ганичевым[2084] обращением «Берегите святыню нашу», что вышло от имени С. Коненкова, П. Корина и Л. Леонова в 5-м номере за 1965 год[2085]. Святыни, и в первую очередь православные церкви, спасали вроде бы еще от погромщиков с административным ресурсом, но уже в последующих выступлениях оказалось, что национальную культуру надо защищать, прежде всего, от «просвещенного мещанства», ибо
нет более лютого врага для народа, чем искус буржуазного благополучия. Это равносильно параличу для творческого гения народа. <…>. Рано или поздно смертельно столкнутся между собой эти две непримиримые силы — нравственная самобытность и американизм духа[2086].
Вполне понятно, что под такую задачу в апреле 1966 года от «случайных» людей очистили и редколлегию[2087], и авторский состав журнала, достойным преемником В. Ганичева в роли заместителя главного редактора стал В. Чалмаев, и публиковали в журнале уже отнюдь не «Озу» А. Вознесенского, а «Письма из Русского музея» В. Солоухина (1966. № 9, 10), автобиографические записки И. Глазунова, прозу М. Алексеева и В. Чивилихина, стихи Вал. Сорокина, Вас. Федорова и Вл. Фирсова.
Ни о какой былой идейной и эстетической пестроте в таком журнале уже и речи быть не могло. Став трибуной просыпающегося русского национализма с отчетливыми антисемитскими обертонами, «Молодая гвардия» атаковала уже не только «американизм духа», что, вероятно, сошло бы ее авторам с рук, но и власть, ибо, — по словам М. Лобанова, — «официальная идеология с ее „пролетарским интернационализмом“, в сущности, оборачивалась космополитизмом, потворствовала русофобии во всех ее видах под предлогом борьбы с „русским шовинизмом“»[2088].
И этого власть перенести уже не могла, так что, — вспоминает М. Лобанов, — «травили нас, русских патриотов, не столько КГБ, сколько литературная сионистская банда, засевшие в ЦК русофобы, агенты влияния (…)»[2089] Попытки ведущих «молодогвардейских» авторов заступиться за своего главного редактора перед секретарем ЦК КПСС П. Демичевым и Е. Тяжельниковым, сменившим С. Павлова на посту первого секретаря ЦК ВЛКСМ, к успеху не привели. Журналу вменили в вину отступление от ленинских принципов партийности, внеклассовое толкование народности, идеализацию дореволюционной России, прочие прегрешения, и в декабре 1970 года секретариат ЦК КПСС отрешил Н. от должности. Вернее, перевел его главным редактором в тихий журнал «Вокруг света», где он и прослужил, ничем заметным себя более не проявив, до самой своей смерти.
Еще раньше, в феврале 1970 года, А. Твардовского выдавили из «Нового мира». 4 ноября 1973 года покончил с собой Вс. Кочетов, и эпоха великого журнального противостояния завершилась.
Что, впрочем, не помешало «Молодой гвардии», уже при новых редакторах, остаться — вплоть до наших дней — самым агрессивным рупором русского национализма. Никоновская, знать, закваска.
Лит.: Величие и падение «Молодой гвардии» // Наш современник. 1997. № 9.
Никулин (Олькеницкий) Лев Вениаминович (1891–1967)
Книги Н., похоже, полузабыты, но в памяти литературы живет его репутация — не самая, как сейчас выражаются, однозначная: «сложный человек, но в общем-то плохой человек, двусмысленный, опасный»[2090]. И складываться эта репутация начала едва ли не тогда, когда он, сын еврея-актера, принявшего лютеранскую веру, переехал из Одессы в Москву.
В печати Н. дебютировал забавным розыгрышем — стал с 1913 года печатать в «Сатириконе» изысканно манерные стихи под именем Анжелики Сафьяновой. Придумал ей потешную биографию — дочь сенатора, внучатая племянница Козьмы Пруткова, издал под той же маской в 1917-м ерническую сказку в стихах «О старце Григории и русской истории», а в 1918-м уже и полновесный сборник «Исторія и стихи Анжелики Сафьяновой» — «съ прил., — как указано на титульной странице, — ея родословнаго древа и стиховъ, посвящённыхъ ей».
Мило, славно и как бы даже на сопротивление разбушевавшейся революционной стихии. Но то лирика, а сам Н. этой стихии поддался сразу же: послужил в бюро печати Украины и агитпросветуправлении Кавказского военного округа, побывал начальником политпросветчасти Политуправления Балтфлота, принял участие в подавлении Кронштадтского мятежа, а в 1921 году отправился секретарем советского генконсульства в Кабул…
Сочинительствовать, впрочем, продолжил, выпустил несколько малозаметных, зато коммерчески вполне успешных книжек в стихах и прозе, пока в 1927 году не скандализировал публику романом-хроникой «Адъютанты Господа Бога», где в повествовании об агонии династии Романовых были, наряду с вымышленными, представлены и вполне реальные лица. Вот они-то как раз и заинтересовали компетентные органы; во всяком случае, некто Иван Осипенко, служивший связником между Распутиным и митрополитом Питиримом, был незамедлительно арестован и начал, что называется, мотать срок.
Что дало В. Шаламову основания назвать этот роман «книгой-доносчицей»[2091]. И что, возможно, то ли породило, то ли укрепило слухи о тесных связях Н. с ОГПУ. Как бы там ни было, он осенью того же года надолго отправился в Париж, познакомился с А. Вертинским[2092], сблизился с И. Бабелем, учившимся на курс младше Н. в Одесском коммерческом училище, да и в Москве быстро стал своим в писательской и артистической среде. Так что прав друживший с ним художник Б. Ефимов: «Если взять его книгу „Годы нашей жизни“ с подзаголовком „Воспоминания и портреты“[2093], то диву даешься: настолько широк круг современников, о которых ему есть что рассказать».
В 1930-е было уже не до шуток, и Н. вел себя законопослушно: стал одним из авторов знаменитой книги о Беломорканале имени Сталина (1933), произнес, блистая эрудицией, прочувствованную речь на I съезде советских писателей (1934), послужил в редакции газеты «Правда» (1933–1938), сопровождал, — как рассказывают, — Л. Фейхтвангера при его посещении политических процессов (1937), написал, вместе с братом, сц