Сама П. все время оставалась как бы за кадром: от публичных выступлений отказывалась и 11 ноября 1964 года даже не села в президиум вечера, посвященного 70-летию Бабеля. Тем не менее этот вечер в Доме литераторов — «зал был битком набит, фойе заполнено тоже. Все двери из зала в фойе были открыты настежь, чтобы те, кто не попал в зал, смогли хоть что-то услышать»[2318], — запомнился как триумф и писателя, и его вдовы.
А она в 1965 году вышла на пенсию, стала одним из соавторов неоднократно переиздававшегося учебника «Тоннели и метрополитены» (1975), составила (вместе с Н. Юргеневой) сборник «И. Бабель. Воспоминания современников» (1972, 1989), встречалась и с отечественными исследователями биографии Бабеля, и с иностранными, так что, — свидетельствует П. Блейк, — еще в 1960-е КГБ снабдил ее квартиру «жучками» — ее общение с иностранцами записывалось на пленку.
Жизнь оказалась долгой, и в возрасте 87 лет П. в 1996 году перебралась к внуку в Сарасоту, штат Флорида. Давала там интервью кино- и теледокументалистам, а главное — выпустила воспоминания «Семь лет с Исааком Бабелем» (1996 — на английским языке, 2001 — на русском) и написала гораздо более развернутую книгу «О Бабеле — и не только о нем», вышедшую уже посмертно.
Такая судьба — семь лет любви и семьдесят лет памяти о ней.
Соч.: О Бабеле — и не только о нем: Я пытаюсь восстановить черты. М.: АСТ, 2013.
Погодин (Стукалов) Николай Федорович (1900–1962)
П., неоспоримо, как многим казалось, главный драматург эпохи социалистического реализма, всего лишь год проучился в станичной начальной школе, но, — как он вспоминает, — «инстинктивно тянулся к писательству»[2319] и в 1920 году принес свою первую заметку в ростовскую газету «Деревенская беднота». Так оно и дальше пошло — работал репортером в ростовской же «Трудовой жизни»[2320], разъездным корреспондентом в столичной «Правде» (1924–1932). А там и маленькие пока сборники очерков появились — «Казаки», «Кумачовое утро», «Красные ростки» (все 1926).
Из журналистских впечатлений о строительстве Сталинградского тракторного завода выросла, собственно, и написанная буквально за неделю первая пьеса «Темп» — во МХАТ ее не взяли, зато в Вахтанговском поставили, и с большим успехом (1930). Поездка на Златоустовский металлургический завод обернулась «Поэмой о топоре» (1931), на Горьковский автозавод — пьесой «Мой друг» (1932), на Беломорканал — бодрой комедией «Аристократы» про «перековку» вчерашних уголовников (1934).
Самые удачные пьесы и сценарии П. и дальше так рождались — по социальному заказу, который надо было либо угадать, либо поспеть вовремя. Так, узнав в 1936 году, что А. Толстому, А. Корнейчуку, А. Афиногенову и В. Киршону правительством поручено создать драматургические произведения о Ленине и революции, А. сам напросился в эту группу и, сочинив «Человека с ружьем» (1937), который триумфально прошел и по сценам, и на следующий год по экранам страны, вырвался в лидеры отечественной Ленинианы.
Как, впрочем, и Сталинианы. Симпатизирующие П. мемуаристы рассказывают, впрочем, будто светлый образ Иосифа Виссарионовича, с которым Ильич «советуется» на каждом шагу, и в эту пьесу, и в «Кремлевские куранты» (1940) П. вставил чуть ли не под давлением «товарищей из ЦК»: «Там, — сообщает его невестка О. Северцева, — не было Сталина, там был только Ленин. И был большой скандал, его в ЦК или еще куда-то вызывали и велели вставить Сталина. И тогда пошли какие-то там диалоги <…>. В общем, тоже сильно возмущался по этому поводу всегда…»[2321]. Но так ли это важно, если спектакли по пьесам П. двинулись от Москвы до самых до окраин, на автора нахлынуло богатство, по тем временам фантастическое, а его статус упрочился и орденом Ленина (1939), и Сталинской премией 1-й степени (1941).
В автоматчики партии, как их позднее станут называть, П. однако же не подался, так что нет в его репертуаре проклятий ни врагам народа, ни безродным космополитам, ни заокеанским агрессорам. Будто и не замечая велений посуровевшего социального заказа, писал себе пьесы «Московские ночи» (1942), «Лодочница» (1943), «Икс и игрек» (1943), «Сентиментальное знакомство» (1944), «На Можайской дороге» (1944–1946), которые хоть и ничего к его славе не прибавили, зато будущий некролог не испортили. А вот советскому мифотворчеству П. послужил, да еще как — пырьевские «Кубанские казаки» (1949) мало того что принесли сценаристу Сталинскую премию 2-й степени, так еще, при всей их олеографичности и, — как выражаются критики, — балаганности, вызвали у населения такой ажиотаж, что они и теперь эхом время от времени прокатываются по российским телеэкранам.
А сам П. — драматург хоть и заслуженный, но, это важно, беспартийный — на десять лет стал главным редактором журнала «Театр» (1951–1960). И опять же, — говорит С. Алешин, — старался без крайней нужды ни лично «себя не замарать», ни в своем журнале «не печатать подлых статей, что было непросто, если учесть особенность того времени»[2322]. Впадал, — как многие рассказывают, — ввиду, надо полагать, когнитивного диссонанса в гомерические запои, однако же протежировал В. Розову и А. Володину, поддерживал начинавших тогда А. Эфроса и О. Ефремова, собрал из В. Саппака, М. Строевой, И. Соловьевой, В. Шитовой, А. Свободина и других критиков настолько великолепный редакторский и авторский коллектив, что, — сошлемся еще раз на мнение С. Алешина, — «период, когда Погодин возглавлял журнал „Театр“, можно считать, пожалуй, лучшим в судьбе этого издания»[2323].
И как драматург в ответ на изменения общественного климата П. в дни Оттепели старался тоже меняться, но как-то не слишком удачно. Тряхнув стариной, из командировки в кустанайские степи вывез молодежную пьесу «Мы втроем поехали на целину» (1955), но газета «Правда» и по ней, и по спектаклю, поставленному М. Кнебель и А. Эфросом, ударила такой сокрушительной статьей «Серьезная неудача драматурга», что снятый для переделок спектакль в репертуар ЦДТ уже не вернулся. Попытался в «Сонете Петрарки» (1957) напомнить, что к «святой» классовой ненависти хорошо бы добавить еще сочувствие, любовь к согражданам, но этот призыв прозвучал так робко, так неуверенно, что замечен не был. А про антимещанский роман «Янтарное ожерелье» (Юность. 1960. № 1–3), хоть и выпущенный в «Роман-газете» миллионным тиражом, из уважения к маститому автору постарались забыть сразу же: это, — свидетельствует О. Северцева, — «чудовищный роман <…>. Его даже открывать не надо, это бог знает что! Бог знает что!»[2324]
Что говорить, если и «Третья патетическая» (1958), завершающая погодинскую Лениниану, прорывалась к мхатовской сцене при отчаянном сопротивлении коммунистов Центрального музея В. И. Ленина, возмущенных «безответственным отношением драматурга Н. Погодина к такой важной для советского человека теме, как образ великого Ленина»[2325].
Соответствующие поправки в текст, однако, же были внесены, чересчур правоверные охранители приструнены Центральным Комитетом, и вся трилогия, отмеченная Ленинской премией (1959), продолжала держаться на сценических подмостках еще три десятилетия.
Держалась бы, возможно, и сейчас. Но жизнь неумолима, так что спектакли по пьесам П. давно сняты с репертуара, его книги около полувека не переиздаются, и только отмеченные этим некогда славным именем Северо-Казахстанский театр в Петропавловске да улицы в Ростове-на-Дону, в Донецке, в писательском Переделкине напоминают о П. — возможно, и впрямь «едва ли не самом талантливом драматурге своего времени»[2326].
Sic transit gloria mundi.
Соч.: Собр. соч.: В 4 т. М.: Искусство, 1972–1973.
Лит.:Холодов Е. Пьесы и годы: Драматургия Н. Погодина. М.: Сов. писатель, 1967; Слово о Погодине: Воспоминания. М.: Сов. писатель, 1968.
Полевой (Кампов) Борис Николаевич (1908–1981)
Биография П. началась с того, что он, в ту пору внештатный корреспондент газеты «Тверская правда», был внедрен в воровскую банду и после ее разгрома выпустил об обитателях «дна» свою первую книгу «Мемуары вшивого человека» (Тверь, 1927). Опасаясь мести уголовников, он после дебюта даже приобрел новое литературное имя, переведя фамилию Кампов с латинского языка (campus — «поле») на русский.
И пошла успешная — сначала только журналистская, а потом уже и писательская — карьера, закрепленная в 1939 году публикацией повести «Горячий цех» в журнале «Октябрь». Приняв участие еще в советско-финской кампании, в годы Великой Отечественной П. служил уже спецкором «Правды», причем, — как рассказывает его сын Алексей, — «отец много времени провел за линией фронта и выполнял там различные деликатные задания»[2327]. Какого рода это были задания, нам неизвестно, но в любом случае его журналистская хватка, завидная работоспособность и безотказная дисциплинированность были оценены по достоинству: после Победы полковника П. направили освещать Нюрнбергский процесс, во время которого он, помимо репортажей, буквально за 19 дней написал еще и «Повесть о настоящем человеке», свою, как оказалось, главную книгу.
И она, первоначально появившись на страницах «Октября» в 1946 году, сразу же была принята и властью и, что не менее важно, читателями как образцовое произведение социалистического реализма. За Сталинской премией 2-й степени, которой, кстати сказать, в том же 1947 году были отмечены также «Люди с чистой совестью» П. Вершигоры и «В окопах Сталинграда» В. Некрасова, последовали и опера С. Прокофьева на этот сюжет (1948), и кинофильм, поставленный А. Столпером (1948), и бессчетные издания как на русском, так и на других языках тиражом, уже к 1954 году превысившим 2 миллиона 300 тысяч экземпляров.