собран огромный, смею сказать уникальный, материал о Великой Отечественной войне, о неизвестных еще народу подвигах наших людей, задумано несколько пьес, есть горячее желание принять участие в создании произведений на современную тему[2697].
Ему пошли навстречу, так что С. продолжал собирать материалы и о Брестской крепости, и о защитниках Аджимушкайских каменоломен, и о героях обороны Лиепаи, боролся за восстановление справедливости по отношению к бывшим военнопленным и ветеранам Второй ударной армии, которой командовал генерал Власов, вел авторские телевизионные и радиопрограммы, писал сценарии для документальных и игровых фильмов. Не все ему, конечно, удавалось, мешала цензура, прежде всего военная, но и удалось многое, так что С. признательны тысячи, а может быть и десятки тысяч людей.
Впрочем, государство, со всеми оговорками, эту деятельность тоже одобряло: расширенное издание «Брестской крепости» отметили Ленинской премией (1965), писателя наградили высокими орденами, да и за границу, что тоже важный показатель доверия, его выпускали щедро, так что в 1958–1970 годах он побывал в 50 странах. И в своей стране вел он себя как (почти) свободный человек — в конце 1965 года хлопотал (вместе с К. Паустовским, Д. Шостаковичем, К. Чуковским и П. Капицей) о московской квартире для А. Солженицына, 25 марта 1966 года поставил свою подпись под открытым письмом протеста против «попыток частичной или косвенной реабилитации Сталина», а в 1969-м сочинил ядовитую (и очень смешную) пародию «Чего же ты хохочешь?» на роман Вс. Кочетова, с вызовом назвав ее героя Лаврентием Виссарионовичем Железновым.
Однако и коллективное письмо маститых советских писателей, возмущенных «антисоветскими действиями и выступлениями А. И. Солженицына и А. Д. Сахарова» (Правда, 31 августа 1973 года), С. подписал тоже. По доброй ли воле, в порядке ли партийной дисциплины, поди сейчас гадай; лучше признать, что и этот ритуальный, по сути, поклон власти не противоречит этике «официальных», они же «системные», либералов.
В новом веке С. вспоминают редко. А если вспоминают, то двояко: или как автора «Брестской крепости», или как председательствовавшего на том самом злосчастном писательском собрании 31 октября 1958 года. Будто о двух разных людях идет речь.
Соч.: Собр. соч.: В 3 т. М.: Молодая гвардия, 1973; Брестская крепость. СПб.: Амфора, 2015; То же. М.: Книговек, 2015.
Лит.: Воспоминания о С. С. Смирнове. М.: Сов. писатель, 1987.
Соболев Леонид Сергеевич (1898–1971)
В кругу советских писателей С. слыл барином. Еще бы — из дворян, пусть и мелкопоместных, за плечами кадетский корпус, затем привилегированное Морское училище, и языки, в отличие от многих, он знал: свободно владел английским, хорошо читал по-французски, понимал немецкий. И даже в РКП(б) — ВКП(б) — КПСС умудрился не вступить, так до конца дней и оставшись беспартийным.
Другому это пошло бы в минус, и в 1921-м С. по доносу, действительно, очутился в тюрьме, но через полтора месяца был освобожден и полностью реабилитирован[2698]. Больше неприятностей с властью у него никогда не случалось: служил штурманом на кораблях Балтфлота (1923–1931), заведовал, не покидая капитанского мостика, отделом сатиры и юмора в журнале «Краснофлотец», в 1931 году возглавил Ленинградско-Балтийское отделение Литературного объединения Красной Армии и Флота (ЛОКАФ). А в 1932 году напечатал в «Знамени», тогда еще тоже «ЛОКАФе», первую книгу своего, так, впрочем, и оставшегося единственным, романа «Капитальный ремонт».
Успех оказался оглушительным — роман, на который «Правда» откликнулась бравурной статьей «На путях социалистического реализма» (8 декабря 1933 года), в течение шести лет после журнальной публикации выдержал шестнадцать изданий, был переведен на языки народов СССР, издан в Польше, Чехословакии, Финляндии, Франции, Англии и США. И на I съезде писателей в 1934 году С. отличился тоже: его фраза: «Партия и правительство дали советскому писателю решительно всё. Они отняли у него только одно — право плохо писать», — тотчас же стала и крылатой, и основополагающей.
Успех бы развивать, но со второй книгой «Капитального ремонта» что-то не заладилось, и С. в середине 1930-х, становившихся, как сейчас бы сказали, токсичными, предусмотрительно подался крепить относительно безопасную дружбу народов, а если конкретнее, то дружбу с казахами. Язык, правда, не выучил, но подолгу жил в Алма-Ате, подружился с М. Ауэзовым, наиболее вероятным кандидатом в местные классики, прошелся рукой мастера по переводу его эпопеи «Путь Абая» и даже стал то ли соавтором трагедии «Абай» и монографической работы «Эпос и фольклор казахского народа», то ли просто поставил при публикациях и свою подпись, собственным авторитетом подкрепляя авторитет Ауэзова.
Так что орден «Знак Почета», полученный С. при первой раздаче писательских наград в 1939 году, по-видимому, точно и надолго определил его статус: хоть и не первого среди равных, но все же равного среди первых. Как, в свою очередь, заслуженные им, корреспондентом «Правды» и Совинформбюро в годы Великой Отечественной войны, ордена, звание капитана I ранга и Сталинская премия 2-й степени за сборник рассказов «Морская душа» (1943).
С тех пор и уже до самого конца С. написал совсем не много: разве что повесть «Зеленый луч» в 1954-м да четыре главы, добавленные в 1962-м к «Капитальному ремонту». Статусу это малокнижье, однако же, не повредило, тем более что на бесчисленных писательских собраниях, совещаниях и пленумах «вельможный», по оценке А. Вознесенского, и «полканистый», по хлесткой солженицынской характеристике[2699], С. выступал исправно, а иногда и очень удачно.
Как это случилось на правительственной даче 19 мая 1957 года, когда, — сошлемся на рассказ В. Тендрякова, — во время первой встречи вождей с мастерами советской культуры, «крепко захмелевший Хрущев оседлал тему идейности в литературе», обрушив «весь свой монарший гнев» на «идеологических диверсантов» вроде подвернувшейся под руку М. Алигер, а «осанистый Соболев <…> усердно вскакивал, услужливо выкрикивал: — Верно, Никита Сергеевич! Верно! Нельзя им верить!»[2700]
И, — говорит уже легенда, — эти возгласы так растрогали Никиту Сергеевича, что он вгорячах даже предложил ввести С. в состав ЦК КПСС, а когда выяснилось, что тот беспартиен, огорчился — но имя запомнил. Так что спустя всего три месяца С. назначили председателем Оргкомитета по созданию российской писательской организации[2701], а на ее учредительном съезде в декабре 1958-го произвели его в председатели правления СП РСФСР.
Вот тут-то, на первых уже ролях, С. развернулся, не просто поддерживая власть во всех ее порывах, но и неуклонно превращая «малый», как его называли, республиканский Союз писателей в оплот охранительства, а мало-помалу еще и национализма. Либералов — от И. Эренбурга и К. Паустовского до звезд исповедальной прозы и эстрадной поэзии — здесь на дух не принимали, и даже делегатами на свой II съезд в марте 1965 года не избрали ни К. Симонова, ни М. Алигер, ни В. Овечкина и уж тем более А. Солженицына, равно как, — прокомментировал А. Твардовский, — «многих других, тяготеющих к „Новому миру“ и взыскующих, так или иначе, града, а следовательно, неугодных»[2702].
И пошли слухи, что, инструктируя своих единомышленников, С. ставит будто бы перед ними четыре задачи:
Первая — убрать Федина, потому что «этот мягкотелый интеллигент не способен противостоять клеветникам и модернистам»; вторая — убрать Твардовского <…>, так как его имя «стало знаменем всех ревизионистов в советской литературе»; третья — убрать Кочетова <…>, «ибо своими неприличными выходками и плохим стилем он компрометирует наш союз»; четвертая — «тут вы меня поймите правильно, товарищи, я не антисемит, у меня масса друзей евреев, я за то, чтобы евреи трудились во всех областях нашей жизни наряду с другими нациями, но в литературе, в великой русской литературе, им делать нечего»[2703].
Возможно, это и наветы, конечно. Во всяком случае, не все, далеко не все из этих планов удалось претворить в жизнь. Но импульс, заданный С., такой был силы, что при его преемниках Союз писателей РСФСР (теперь России) ничего из стартовой идиосинкразии по отношению к либералам и космополитам не растерял. А сам С., уже Герой Социалистического Труда, в последний раз отличился 4 ноября 1969 года, когда, — по рассказу Г. Гусева, работавшего тогда в ЦК инструктором Отдела культуры, —
взял на себя крайне неблагодарную и по тем временам неблагородную миссию провести в жизнь решение ЦК КПСС об исключении Солженицына из членов Союза писателей России <…>, определив его деятельность как «антикоммунистическую суету, за которой может наступить развал и распад великого государства».
Причем, произнося обличительную речь,
он, — продолжает Г. Гусев, — очень переживал, дважды выходил, чтобы выпить для бодрости рюмку коньяку. Говорил: «Мне сейчас должны позвонить…» — и выходил, потом возвращался повеселевшим. Он знал, что становится афронт ко всей еще молчаливой оппозиционной интеллигенции, я не говорю о Западе — тут ясно, что Соболев сразу превращался в советский жупел, «рабски преданного Центральному комитету проводника идей» и т. п. Он поставил на карту то, что не покупается за деньги, — имя и авторитет писателя — не потому, что этого хотели Суслов, Шауро, Беляев и даже Леонид Ильич Брежнев. Он как председатель СП РСФСР знал, что так ему велит Россия[2704]