Еще и потому важный, что именно тогда Г., еще в 1976 году принятый в Союз писателей, стал наконец-то писать свои книги: «Тульский энциклопедист» — биографию просветителя А. Болотова, «Росс непобедимый» — роман о выходе России к берегам Черного моря, «Державница» — жизнеописание матушки государыни Екатерины II и — под разными названиями — целую серию трудов об адмирале Ф. Ушакове.
Заметными литературными событиями эти книги не стали, но напомнили и о стойкости великодержавных убеждений автора, и о его деловых качествах, так что в 1994 году Г. избрали председателем правления Союза писателей России, которым он и управлял чуть ли не до самой своей кончины. Стал членом пяти, как минимум, самопровозглашенных академий, вошел, естественно, в члены редколлегий почти всех изданий СПР, получил, опять же естественно, почти все его ведомственные премии и другие знаки отличия.
Об истории этого Союза — единомышленники обычно называют его патриотическим, а противники «фашистским» — еще будут, вне сомнения, написаны академические исследования. Подождем, а пока скажем только о том, что коммунист Г. решительно повел курс на сближение своей организации с Русской Православной Церковью: в 1993 году выступил одним из учредителей и заместителем главы Всемирного Русского Народного Собора, добивался и добился-таки канонизации местночтимого святого Федора Ушакова (2001), неизменно подчеркивал, что «русский писатель не может не быть православным»[690]. Так что к орденам Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», Почета (2006) и Дружбы (2008) прибавились церковные награды, а к премии Ленинского комсомола за работы по истории ВЛКСМ и международного молодежного движения (1978) еще и Патриаршая литературная премия (2014).
Соч.: Листая версты дней. М.: Вече, 2013; О русском. М.: Ин-т русской цивилизации, 2013.
Герман Юрий Павлович (1910–1967)
Бывает, что слава сына затмевает в массовом сознании славу его отца. Таков случай Арсения и Андрея Тарковских. В том же ряду и случай Юрия, Алексея-сына и Алексея-внука Германов.
Между тем и основатель династии, сдвинутый ныне в тень, заслуживает нашего внимания — уже потому, что в 1950–1960-е годы он был одним из тех, чьи книги пользовались ажиотажным читательским спросом.
Начал Г. рано — как водится, стихами и рассказом «Варька» в газете «Курская правда», в 17 лет сочинил роман «Рафаэль из парикмахерской», который вышел в 1931-м, почти одновременно с новым романом «Вступление» про американского ученого, нашедшего счастье в Стране Советов. Правда, если на «Рафаэля» обратили внимание только польщенные парикмахеры, то по «Вступлению» ударили тут же: одна из ленинградских газет назвала роман вылазкой классового врага, а «Литературная газета» разнесла его в статье «Вступление попутчика». И плохи были бы дела молодого писателя, не заяви М. Горький, что этот роман, «несмотря на многие недостатки», «прекрасная книга» (Правда, 6 мая 1932). Все враз поправилось: роман переиздали, В. Мейерхольд поставил его инсценировку на сцене ГосТиМа (1933), а Г., хотя и с правами совещательного голоса, пригласили на I съезд советских писателей (1934).
Потекли будни, вполне праздничные. Г. изобличил германский фашизм в повести «Бедный Генрих» (1934), выпустил семейно-бытовой роман «Наши знакомые» (1936), написал сценарий для ставшего популярным фильма «Семеро смелых» (1936), напечатал в журналах повести о работниках уголовного розыска «Лапшин» (Звезда. 1937. № 12), «Алексей Жмакин» (Литературный современник. 1937. № 10; 1938. № 9), отдал щедрую дань советской агиографии серией рассказов о великом гуманисте Ф. Дзержинском (1938) и был, соответственно, при первой же «раздаче слонов» награжден орденом Трудового Красного Знамени (1939). Войну он прошел фронтовым журналистом без сучка и задоринки, получив майорское звание, ордена Красной Звезды (1944) и Отечественной войны 2-й степени (1946).
Высокий писательский статус подтвердила Сталинская премия 2-й степени за сценарий биографического фильма «Пирогов» (1948). Хотя примерно тогда же у Г. начались и серьезные неприятности. Сперва он был недобро помянут в постановлении ЦК «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“» как автор подозрительно хвалебной рецензии «О рассказах М. Зощенко» (Ленинградская правда, 8 июля 1946)[691]. И хуже того — в 1949-м, когда борьба с безродными космополитами вступила в острую фазу, начал в «Звезде», где заведовал отделом прозы, приступил к публикации начальных глав собственной повести «Подполковник медицинской службы», где ничто не нарушало каноны социалистического реализма, но главный положительный герой был «провокационно» назван доктором Левиным.
Опомнились, правда, сразу: публикацию прервали на первом же номере, а в третьем напечатали и покаянное письмо автора, и комментарий редакции, признавшей свою грубую ошибку. Помогло, однако, не очень — Г. сгоряча даже исключили из Союза писателей, через несколько дней, после вмешательства А. Фадеева, правда, восстановили[692], но, — вспоминает А. Герман, — «что сделали с папой, не поддается описанию: с ним все издательства расторгли договоры»[693], имущество пришлось распродавать, а от крохотной дачи в Комарове отказываться.
Переводы, работа на заказ выручали мало. Вернуть доверие власти могло только либо что-нибудь колхозно-заводское, либо вошедшее тогда в моду обращение к священным страницам русской истории, и Г. пишет огромный роман «Россия молодая» (1952) о петровской эпохе — пафосный, конечно, но увлекательный, хорошо написанный и до сих пор хорошо читающийся.
А тут время повернуло к Оттепели, которую Г. прожил в общем-то уже беспечально. Даже, соблазненный надеждами XX съезда, в апреле 1956-го подал заявление в партию[694], стал кандидатом и в 1958 года полноправным членом КПСС. Пользовался расположением А. Ахматовой и Д. Шостаковича, дружил с Е. Шварцем, О. Берггольц, Д. Граниным, Г. Козинцевым, И. Хейфицем, Н. Черкасовым, А. Райкиным, другими первыми фигурами эпохи. «Подполковника медицинской службы» наконец-то выпустили отдельной книгой (1956), пошли другие переиздания, и новые произведения писались тоже. Среди них «милицейский» роман «Один год» (1960) и постепенно собравшиеся в трилогию о враче Владимире Устименко романы «Дело, которому ты служишь» (1958), «Дорогой мой человек» (1962), «Я отвечаю за всё» (1965).
Событием в «высокой» литературе эти романы, вероятно, не стали, правительственных наград не снискали и вообще проходили по разряду беллетристики, зато читали их взахлеб, как взахлеб смотрели и снятые по сценариям Г. фильмы «Дело Румянцева» (1956), «Дорогой мой человек» (1958), «Верьте мне, люди» (1964), «Дай лапу, Друг!» (1967).
В кино память об этом великолепном сюжетчике, мастере отточенных диалогов, собственно, и осталась: помнятся и снятые уже после преждевременной кончины Г. «Наши знакомые» (1968), девятисерийный телефильм «Россия молодая» (1981), а «Торпедоносцы» С. Арановича (1981), «Проверка на дорогах» (снят в 1971, выпущен на экраны только в 1986) и «Мой друг Иван Лапшин» (1985) по праву вошли в состав отечественной киноклассики.
Соч.: Собр. соч.: В 6 т. Л.: Худож. лит., 1975–1977.
Лит.:Левин Л. Дни нашей жизни: Книга о Ю. Германе и его друзьях. М.: Сов. писатель, 1981; Колганов В. Герман, или Божий человек: Юрий Герман, Алексей Герман, Алексей Герман-младший.
Герштейн Эмма Григорьевна (1903–2002)
«У меня нет биографии. <…> Вот так сложилось», — сказала уже в старости Г., и ее долгий жизненный путь событиями действительно беден: в тюрьме она не отсидела, карьеру не сделала, в знаменитости не вышла, семью не завела. Начиная с ранней юности и до самой смерти не покидала надолго Москву, где, окончив трехлетний курс по отделению языка и литературы факультета общественных наук МГУ (1924), если и работала, то на должностях все больше незаметных: в газете «За индустриализацию» (1926–1927), делопроизводителем в тресте «Утильсырье» (1927–1928), личным секретарем О. Д. Каменевой, которая, как и ее сановный некогда муж, к тому времени уже «впала в ничтожество» (1929–1930)[695].
Больше записей в трудовой книжке Г. по сути и не было. Перебивалась как машинистка-надомница разовыми заработками, чуть позднее на условиях сдельной оплаты разбирала архивы в Гослитмузее, других бумагохранилищах — словом, всю жизнь едва сводила концы с концами[696], а жила совсем другим. Тем, что в 1928 году она в санатории «Узкое» полуслучайно познакомилась с О. Мандельштамом и его женой и, спустя некоторое время, стала «своей» в кругу А. Ахматовой и Б. Пастернака, М. Петровых и Л. Чуковской, Б. Эйхенбаума и В. Шкловского.
На каких правах? Хотелось бы думать, что на правах друга. Однако, при всем коленопреклоненном почитании мандельштамовских стихов, природную обидчивость ли, чувство ли собственного достоинства со счетов не сбросишь, и уже в самом начале отношений для Г. «стало слишком очевидным, что Мандельштамы хотят иметь во мне не друга, не соратника, не почитателя поэта, а раба, полностью отрекшегося от своей личности и от своей жизни»[697]. Да и Н. Харджиев, десятилетиями по-дружески опекавший Г., не упустит, — как она рассказывает, — возможности напомнить: «„Почему-то к вам все относились, как к чему-то низшему“. Я не доросла, значит, ни до Харджиева, ни до Надьки[698]. Вот они все такие»[699].
Увы, они — поэты, харизматики и эгоцентристы — в самом деле такие. Так что можно либо благоразумно отойти в сторону, либо действительно им служить, и Г. служила бескорыстнее и преданнее, чем кто-либо. Могла бы жестоко пострадать, когда Мандельштам на допросе упомянул ее среди тех, кому он читал свою самоубийственную антисталинскую инвективу. Но, Бог милостив, не пострадала