Я понимала, о чём говорил Крис, но не могла почувствовать того же. Отец воспитывал меня иначе.
– Агата, я бы хотел дать тебе ответы, но у меня их нет, – с грустью в голосе сказал он, – но знай, если вдруг тебе станет плохо или одиноко, – ты всегда можешь на меня положиться.
Затем Крис глянул на время и попрощался:
– Мне нужно ещё кое-куда заглянуть, встретимся после обеда на тренировке. Сегодня у нас с тобой стрельба.
А затем, подарив мне ещё одну широкую улыбку, засобирался к выходу. Я решила задать ещё один вопрос, терзающий меня с самого начала моего пребывания у драконов.
– Эй, Крис! – окликнула я, и тот обернулся. – Ещё только один вопрос.
– Давай.
– Я никак не могу отделаться от ощущения, что твоё лицо мне знакомо. Мы не могли раньше видеться?
На короткое мгновение его глаза округлились, но затем так же быстро привычный добрый взгляд вернулся.
– Мне очень стыдно, но я был в день похищения одним из мерзавцев, которые отбирали тебя у сестры. Прости за это.
И быстрым шагом Крис пошёл к двери. Нет, это явно было не то. Хоть и от такой информации мне стало не по себе. Читать об Igneum Corporis больше не хотелось. И я решила прогуляться по зданию в сотый раз, надеясь отыскать какие-нибудь признаки выхода.
В холле почти никого не было. Я подошла к одному из экранов, на котором показывали, как выглядели города прошлого. В детстве, насмотревшись старых книг, я говорила папе, что обязательно побываю в Риме. И он не огорчал меня. Не объяснял, что никакого Рима больше нет. Картинка сменилась сначала на Эйфелеву башню, потом – на Сиднейский оперный театр и, в конце концов, – на Парфенон. Я знала, как они выглядят лишь потому, что Юна помогала мне с историей. От вида красивой архитектуры сердце сжималось. Грустно было понимать, что это всё исчезло навсегда. Вдруг боковым зрением я увидела Берту Ничи, только что вышедшую из своего кабинета. На ней была надета белая блуза и чёрная юбка-карандаш, а блестящие волосы собраны в высокий хвост. Следом за ней в дверном проёме показался немолодой мужчина в полицейской форме. Этот человек бросил быстрый взгляд на меня, и от этого сердце провалилось в пятки. Он слегка ухмыльнулся, провёл рукой по идеально уложенным волосам и продолжил о чём-то увлечённо разговаривать с Бертой. Быстрой походкой пара направилась в сторону лифта.
Кажется, кабинет они не заперли.
В голове проскочила сумасшедшая мысль. Что если она оставила планшет или любое другое устройство для связи? Вдруг удастся узнать что-нибудь о внешнем мире? Сердце стало бешено стучать по грудной клетке. Это был мой шанс.
Бояться было нечего. Что они могли мне сделать? Судя по всему, по какой-то причине я была им нужна, а значит моя жизнь вне опасности.
Любопытство победило. Я остановилась у кабинета и заглянула в маленькую щелочку. Никого не было. Невидимое устройство, вмонтированное в рабочий стол, транслировало проекцию, имитирующую экран. Картинка повисла возле стены. Это был новостной репортаж. Соблазн, наконец, коснуться внешнего мира пересилил, и я прошмыгнула внутрь. Темноволосая девушка холодным голосом отчеканила:
– А теперь к срочным новостям. Сегодня в лесу всего в нескольких километрах от Тиви была найдена застреленной убийца похищенных детей.
Что? Какого чёрта? Вот они мы, похищенные дети, никто нас не убивал.
– Сообщается, что она покончила жизнь самоубийством. Девушку звали Юнона Сафи. Приносим соболезнования семьям убитых детей. Сообщается также, что её отец Валер Сафи, не выдержав потрясения, вколол себе смертельную дозу неизвестного вещества и скончался от передозировки.
Я схватилась за сердце. В ушах зазвенело. Нет, это ошибка. Но хладнокровная ведущая сменилась ужасной картинкой трупа в заснеженном лесу, который замазали для цензуры, и я закричала.
Только голос был будто не мой. Лёгкие отказывались дышать. Кабинет пошёл кругом.
– Нет! Нет! Это ложь, скажи, что это ложь! – кричала я, сама не понимая, к кому обращаюсь.
Я вцепилась в волосы, упала на колени и завыла.
Кто-то, видимо, услышав мои вопли, вбежал в кабинет и заключил меня в объятия.
– Тихо-тихо! Агата, что случилось?
Я почти не слышала. Не хотела слышать.
Покончила жизнь самоубийством… Вколол смертельную дозу…
Юнона.
Папа.
Юнона!..
Папа!..
Моя любимая сестричка…
Папочка…
В памяти одна за другой стали бежать картинки. Юни втайне ведёт меня поиграть в снежки, пока папа на работе. Первый раз даёт прочесть «Гарри Поттера». Показывает мамины книги со старыми иллюстрациями мира. Заплетает непослушные волосы. Обижается, когда я дразню её, что она влюбилась и идёт на свидание. И наша последняя встреча. Её убили из-за меня. Юнону, мою дорогую любимую сестру.
Убили.
Лёгкие перестали дышать. Мир вокруг превратился в чёрную точку. Это всё походило на страшный сон, и проснуться никак не выходило.
И вдруг я раскрыла глаза и закричала изо всех сил. Огонь в камине вспыхнул двухметровым столбом и вырвался наружу. Обнимавший меня человек подскочил к камину. Это был Крис. Он выбросил ладонь и погасил пламя, а затем ошарашено перевел взгляд на меня.
Бесконтактный контроль. Только мне было плевать. Крис снова подошел, опустился на колени и взял за плечо.
– Почему она мертва? Мы ведь живы? Мы все живы! – кричала я голосом, не похожим на свой.
В кабинет ворвалась Берта и тоже присела ко мне:
– Прости, Агата, мы старались тебя уберечь от этого. Ложь. Вот на чём строится власть Рудо Йовича. Для него важно, чтобы общественность знала, что жуткое преступление раскрыто, а его рейтинги в норме. Он ни перед чем не остановится.
Крис перестал смотреть на меня, встал и куда-то ушёл. На губы полилось что-то горячее. И это были не слёзы. Ладонь сама потянулась к лицу. Из носа текла кровь. А затем я громко кашлянула. Из-за того, что Берта меня обнимала, её белая блузка выпачкалась и стала багровой от моей крови.
И вдруг впервые я испытала ни на что непохожее ощущение: по артериям, будто бы больше текла не кровь, а чистое пламя. Я сцепила зубы, чтобы не выть, и, стараясь обуздать слёзы, прошептала:
– Я убью их. Убью всех. Они ответят мне за Юнону. За папу. Никогда не прощу!
На последних словах я зажмурилась и снова взвыла. Как будто слова, произнесенные вслух, сделали этот кошмар реальностью.
– Конечно, убьёшь, девочка. Обязательно, – шептала Берта и поглаживала меня по голове, – мы сожжём их всех дотла.
Глава 14. Новая жизнь
Прошли уже две недели после инцидента в лесу, а я до сих пор не могла поверить, что это было реальностью. Первые дни единственным моим занятием был круглосуточный беспокойный сон, больше походящий на тревожный бред. Мне снились ужасные кошмары, в которых люди в чёрных балаклавах пытали и убивали Агату, родителей и меня. Иногда во сны врывался Хрисан. Пару раз он от чего-то был на стороне врага, и перед тем, как выстрелить мне в лоб, снимал маску, а я вскрикивала от ужаса.
Кошмары отчасти сбылись, когда на третий день приехала Темза и сказала, что отец покончил с собой. Я не знала, что чувствовать. После всего случившегося мне казалось, что эмоций внутри не осталось совсем. Я не могла и не хотела чувствовать боль, но от этого неизменно приходила вина. Мне было стыдно, что такой же сильной скорби, как после смерти Хрисана, не было. Меня будто погрузили в аквариум, отгородив от остального мира толстым стеклом. Отец оставил странную записку, но идей, что бы она могла значить, не было совсем. Конечно же, Теми пыталась выудить из меня хоть что-то, но безрезультатно.
Иногда в очень редкие мгновения бросало в холодный пот от осознания, что у меня не осталось ни одного близкого человека. Но я быстро себя одёргивала. Агата, наверняка, ещё где-то там.
Однако, надежда была слишком призрачной.
Оказалось, что рёбра сломаны не были, а беспокоил меня лишь сильнейший ушиб. Нога тоже приходила в норму, заживляющая мазь и таблетки делали своё дело. Благодаря обезболивающему я чувствовала себя более-менее хорошо. Синяки на лице уже пожелтели. Но когда тело немного оправилось от травм, в сознание стала врываться навязчивая мысль о карамели. Я несколько раз в жизни видела законченных наркоманов, которых скручивало от ломки. Со мной было всё не так запущено, но временами ладони холодели, и всё тело бросало в пот. В такие моменты желание съесть хотя бы маленький кусочек граничило с панической атакой. Но каждый раз я держалась, ведь слабой быть больше нельзя.
А вот злой, как собака, очень даже можно. В маленьком неуютном домишке Иды я чувствовала себя словно в тюрьме. По общему соглашению мне разрешалось выходить из дома только ночью или рано утром. Новостями никто со мной не делился, хотя чутьё подсказывало, что творится неладное.
В интернет доступа у меня, конечно же, не было. А Ида им и не пользовалась, что вначале меня сильно удивляло, но потом стало ясно: это далеко не единственная и не самая большая странность девушки.
Она не выказывала недовольства по поводу моего присутствия. Молча готовила на двоих (для этого ей пришлось купить комплект посуды и на меня тоже), ставила мне уколы и по утрам оставляла три сигареты на тумбочке у дивана. На этом наше взаимодействие заканчивалось. Разговоры ограничивались лаконичными репликами и касались лишь быта. Несмотря на то, что мы жили в одной комнате, Ида делала вид, что меня просто нет. Она вставала очень рано: около шести утра уже выходила на улицу с Булкой. А ещё не носила тёплой одежды, отчего у меня и вовсе волосы на затылке дыбом становились. По дому Ида ходила в тонкой футболке, а для выхода надевала тонкую мантию с капюшоном. Целый день проводила в своём магазинчике, а по вечерам продолжала ухаживать за растениями дома. У меня начали появляться догадки, почему Ида пренебрегает тёплой одеждой и откуда Темза так много знает, но при этом до сих пор ни слова не опубликовала об экспериментах. Но задавать неудобные вопросы было не к месту, потому я пока старалась лишний раз не думать об этих предположениях.