В отличие от угрюмой хозяйки, собака хотела со мной подружиться гораздо охотнее. Поначалу я побаивалась Булку, то и дело поглядывавшую на меня исподтишка волчьим взглядом. На третий день она уже стала подходить и обнюхивать меня. А потом и вовсе позволяла себя гладить и садилась у ног.
Звонить или писать Темзе я не могла, она говорила, что это опасно. Не очень понятно было, в чём именно заключается опасность, если у нас есть телефоны, которые не отслеживают. Но я не перечила. Не в том положении находилась.
Журналистка исправно каждый вечер присылала смс с одним и тем же текстом: «Всё хорошо». Номера друг друга мы не записывали, да и это было ни к чему. Ведь до позавчерашнего дня мне писала лишь Темза.
«Привет, Юнона. Прости, что поздно. Ты в порядке?»
Я гляжу на часы. Одиннадцать часов вечера. Номер не определён.
«Теми, это ты?»
Минут десять никто не отвечает. Внутри нарастает тревога.
«Теми?» – повторяю я.
«Нет, – приходит ответ, – это Филипп».
От удивления брови ползут на лоб. Что ему нужно? Конечно, журналистка сказала, что мы теперь работаем вместе, но как-то я себя не идентифицирую с этим «мы». Расследование ведут Темза, Феликс и Гарьер. Причём тут я?
«Прости, что так внезапно написал. Просто не могу избавиться от чувства вины».
У меня вырывается нервный смешок.
«За что? Гарьер, ты мне жизнь спас».
«А, по-моему, чуть не угробил. Я себя никогда за это не прощу».
Я хмурюсь и сжимаю телефон сильнее. Отчего-то внутри появляется дискомфорт.
«Забей. Всё хорошо», – отвечаю я, а сама в голове перечисляю факты, опровергающие это. Например, сейчас я нахожусь в чужом доме. Моя сестра похищена людьми, которые проводили эксперименты и сделали её мутантом. Моё лицо всё ещё в ссадинах, а рёбра ноют, если не приму обезболивающее. Мой отец мёртв, а я по этому поводу даже ничего не чувствую.
«Ладно, – тут же приходит ответ, – спокойной ночи».
«И тебе».
Я долго думала, почему меня так напрягла эта короткая переписка. А потом поняла. Меня бесило, что все вокруг (кроме Иды, естественно) носились со мной, как с ребёнком. Из-за этого я чувствовала лишнюю ответственность, ведь отплатить было нечем. Теми строила из себя милашку лишь по одной причине: будущая разгромная статья о генетических экспериментах. Вот и Гарьер подключился. Ему нужно во что бы то ни стало отыскать пропавших детей, чтобы продолжать считать себя хорошим детективом. Я благодарила их за спасение от чистого сердца, ведь выручать Агату кроме меня больше некому. Но и не могла смириться с ощущением, что я – обуза, и все зря на меня рассчитывают.
Сегодня была первая ночь за всё пребывание у Иды, когда я совсем не сомкнула глаз. С утра должна была приехать Темза, чтобы помочь изменить мой внешний вид. Меня собирались остричь. Поначалу было жаль, но это небольшая цена за возможность снова выходить в люди тогда, когда хочется. К тому же мытьё волос мылом плохо сказывалось на их состоянии. А просить купить мне шампунь было выше моего достоинства. Ещё я должна была начать работать у Иды. Это её условие. И, на самом деле, мне такая инициатива нравилась, ведь сидеть сутками в четырёх стенах, – то ещё удовольствие.
Я глянула на часы: почти пять утра. Рассвет через полтора часа. Поэтому вместо того, чтобы продолжать пялиться в потолок, я решила сходить на улицу. Хотелось курить, но, увы, мизерные три сигаретки, которые выделяла из своих запасов Ида, заканчивались в течение дня слишком быстро.
Я встала, тихо оделась, на цыпочках пробралась в коридор, надела куртку и стала открывать замок. Вдруг сзади послышался топот. В полутьме чёрную собаку почти не было видно, лишь её желтые внимательные глаза и тяжелое дыхание выдавали присутствие.
– А ну иди спать!.. – шикнула я на Булку.
Но та лишь наклонила голову, пристально всматриваясь в меня, и завиляла хвостом.
– Ладно, – шепнула я, – пойдём со мной. Только тихо!..
Собака радостно подскочила и подбежала ко мне. Я погладила её по жесткой шерсти, взяла поводок, висевший рядом с единственным балахоном Иды, и мы пошли к океану.
Ночь была тихой и звёздной. На востоке небо уже становилось светло-синим. Шум океана успокаивал. Медленным шагом я направилась к воде, Булка послушно шла рядом. Несмотря на холод, на пляже снега почти никогда не бывало. Лишь куски льда, разбросанные то тут, то там. Россыпь огней вдоль побережья тянулась до самого горизонта. Размер Тиви по истине впечатлял. Где-то вдалеке деревня граничила с Момбасой. От мысли, что могла угодить туда, меня передёрнуло. В океане, прямо напротив дома Иды, на волнах покачивалась рыбная ферма.
Я решила немного посидеть на пляже. Песок, как и ожидалось, оказался холодным и влажным. Но мне было без разницы. Солёный запах волн, звёзды и предвкушение рассвета ненадолго сделали меня чуточку счастливее. Булка села рядом, и я снова удивилась, какая же она огромная.
– Не знаю, можно ли тебя отпускать с поводка, – тихо сказала я собаке.
Та снова завиляла хвостом и уткнулась носом мне в щёку. Я хохотнула.
– Можно, – вдруг раздался низкий бархатный голос позади.
Я испуганно обернулась. Там стояла Ида, замотанная в мантию. В её руках что-то лежало. Булка радостно гавкнула и рванула поводок в сторону хозяйки. Я отпустила, и собака подбежала к Иде.
– По утрам Булка обязательно должна много двигаться, – она отцепила поводок от ошейника, а затем подошла ближе и протянула мне плед, – держи. Если заболеешь, Теми меня изведёт.
Я взяла подстилку и расстелила так, чтобы поместилось двое.
– Мне не нужно, – сказала Ида.
Я пожала плечами и села на плед сама. Так было гораздо комфортнее, чем на сыром песке.
– Честно говоря, мне казалось, что только тебе на меня плевать. Если ещё и ты начнёшь со мной возиться, мне этого не пережить, – попыталась пошутить я.
Но Ида шутку, видимо, не оценила. Она села в метре от меня на холодный песок и сняла капюшон.
– Ты почти не говорила со мной две недели, что изменилось? – начистоту спросила я.
Ида повернулась, и впервые в её огромных синих глазах я увидела что-то, отдалённо напоминающее доброжелательность.
– Ты нравишься моей собаке. Это редкое качество. Ей даже Теми не особо по душе.
Я не нашла ответа. Да и не думаю, что он был нужен. Ида перевела взгляд на океан, поджала ноги и достала из кармана пачку сигарет.
– Будешь?
Подумав, что отказываться из вежливости было бы огромной глупостью, я кивнула. Она подкурила, а затем протянула мне зажигалку и сигарету. Ладонь Иды была ледяной.
Затянувшись дымом и испытав облегчение, я решилась на нескромный вопрос:
– Тебе разве не холодно?
Она хмыкнула и провела ладонью по лысой голове.
– А тебе что, так необходимо лезть не в своё дело?
Я скривила губы:
– А мне показалось, что у нас есть шанс на нормальный разговор.
– Не люблю общение, – холодно сказала Ида, – и не особо умею поддерживать беседу.
– Да, это видно, – съязвила я, – но разве тебе не хочется поближе узнать человека, живущего с тобой под одной крышей? Вот мне, например, очень хочется.
– Не особо, но, раз уж такое дело, разрешаю один вопрос.
Я чуть больше повернулась к Иде и повторила:
– Что насчёт холода?
Она хохотнула.
– Любой, кроме этого.
Я тяжело вздохнула, стряхнула пепел и посмотрела в сторону восхода. Небо розовело ещё сильнее. Что ж, подобный ответ был весьма красноречив и ещё больше усилил догадки.
– Ладно. Что значит твой треугольник на виске?
Ида бросила на меня быстрый удивлённый взгляд, прикоснулась пальцами к своей татуировке и опустила глаза:
– А ты умеешь спросить то, на что отвечать совсем не хочется, – она перевела взгляд на небо и чуть тише сказала: – грани этого треугольника – мои дети.
Час от часу не легче. Я еле сдержалась, чтобы не ахнуть.
– Дети?..
– Ага, – кивнула Ида, – дети.
Я прикусила губу, боясь спросить лишнего, но всего через несколько секунд не сдержалась:
– И где они?
Но она лишь цокнула и отчеканила:
– Вопрос ведь был только один.
Я закатила глаза:
– И мне жаль его так потратить.
– Они мертвы, – всё же ответила Ида, а у меня, готова поспорить, почти остановилось сердце.
В ту же минуту я действительно пожалела, что спросила такое. Трое погибших детей?.. Но ведь Аделаиде всего двадцать восемь. Она потушила сигарету и сразу же достала следующую.
– Ещё хочешь? Я сегодня удивительно добра.
Но мне не хотелось. Я не могла скрыть эмоций и глядела на Иду взглядом, полным непонимания и сочувствия. Она это заметила.
– Да брось. Мне не нужна жалость. Мои сыновья-тройняшки родились мёртвыми. Я свыклась с этим. Поэтому не смотри на меня щенячьим взглядом, для этого есть Булка.
Я потёрла переносицу и на секунду закрыла глаза, пытаясь представить, как вообще можно от такого оправиться.
– Ну, а твои что означают? – спросила Ида, кивнув на руки.
– Ничего, – ухмыльнулась я, решив тоже быть честной, – только то, что мне было шестнадцать, меня выгнал из дома родной отец, а любимый парень сгорел в пожаре. Бунтовала, как могла.
Ида ничего не ответила. Мы посидели в тишине ещё минут двадцать, а затем отправились домой. Больше называть Иду странной язык не поворачивался. Кажется, и хозяйка моего нынешнего пристанища тоже чуточку прониклась ко мне, потому что на день оставила целых пять сигарет.
К обеду приехала Темза. Ворвалась в дом, как и обычно, словно ураган. Ида закрыла магазин на перерыв и вернулась встретить сестру. Теми чмокнула ту в щёку, и Аделаида скривилась. Я тихонько хохотнула.
– У меня не так много времени, – затараторила журналистка, затем тяжело вздохнула и посмотрела на меня, – вижу, тебе уже лучше.
– Гораздо, – ответила я.
– Тогда к новостям, – Теми достала из небольшой сумки свёрнутый в трубку планшет и тряхнула его.