13 августа. В «Литературной газете» под рубрикой «Молодые силы» стихотворение Юнны Мориц «В Арктике» и отрывок из повести Владимира Максимова «Жив человек».
15 августа. Подписан к печати 1-й том пятитомной «Философской энциклопедии» (1960–1970).
Как рассказывает Александр Спиркин, в должности заместителя главного редактора руководивший всем проектом:
Философская энциклопедия – дитя XX съезда. Она от начала и до конца антисталинская, хотя сделать ее такой было нелегко: начиналась работа во время «оттепели», а заканчивалась уже с «холодами». Прошла «пражская весна». Здесь четыре тысячи с лишним статей – вся мировая философская мысль. Двенадцать лет я жил этим трудом и отдал ему всю свою душу. Даже если бы я ничего другого не создал, я бы считал, что прожил жизнь не зря. <…>
В 1956 году вышел последний том Большой Советской Энциклопедии, и встал вопрос: свернуть работу вообще или заняться изданием чего-то нового? Я подал <…> идею о многотомной Философской энциклопедии. Предложение <…> понравилось. Мы с моими сотрудниками составили план, его утвердили в ЦК – «в верхах», как мы говорили <…>.
Главным редактором назначили Константинова. Я вошел в редколлегию, а позже стал его заместителем. Константинов работал в ЦК: до энциклопедии ему дела не было. Члены редколлегии, люди занятые, тоже рвения большого не проявляли. Это и развязало мне руки.
<…> Я привлек к работе всю талантливую молодежь. <…> Из философов старшего поколения для нас много написал Алексей Федорович Лосев. Его клеймили «отчужденцем» и «мистиком». А мы издали в энциклопедии более сотни его статей – по античности и средневековью. Нет другого человека, который бы так превосходно, так скрупулезно знал бы античность! <…>
Главным моим консультантом был член редколлегии Асмус Валентин Федорович452. Не простили ему власти того, что он вступился за Пастернака, и не приняли его в Академию наук, хотя почти все члены Академии – его ученики. В работе этот человек оказался незаменимым. Он по любому вопросу мог дать справку – где что прочесть. Он блестяще знал историю философии, до тонкостей – французскую философию».
По воспоминания Ренаты Гальцевой, работавшей в этой редакции с 1963 года, «мы переживали эпоху Sturm und Drang в ситуации «из-под глыб». Пусть не для всех в редакции, но «это был наш маленький крестовый поход». <…>
Выход последних томов <четвертого в 1967 и пятого в 1970 году> был воспринят как знамение перемены курса в Кремле. В редакцию время от времени вбегал с вопросом человек из провинции, чтобы подтвердить свою догадку: правда ли, что в Центре уже отменили марксистскую философию? <…>
Проводя в статьях свое экзотическое для тех времен христианско-идеалистическое мировоззрение, мы действительно совсем не ориентировались на то, что от нас требуется, а только старались всеми возможными способами, путем военных хитростей, обойти препятствия, будучи настроены следовать девизу, пришедшему, кажется, через Наполеона: «Делай, что должно, а там видно будет» (Знамя. 1997. № 2).
16 августа. В Москве в парке Сокольники открылась первая промышленная выставка Японии.
По обвинению в контрабанде валюты арестована Ольга Ивинская, которой Борис Пастернак завещал часть гонораров за заграничные издания «Доктора Живаго».
Как рассказывает Ирина Емельянова, дочь Ольги Ивинской,
зная о безденежье своего автора, Фельтринелли через друзей (того же Д’Анджело) предложил посылать Пастернаку наличные деньги в советских рублях, вычитая, разумеется, из его гонораров. Несколько раз мы встречались с туристами и журналистами из‐за границы, которые передавали нам посылки с деньгами, книгами, письмами. Я пишу именно «мы», мама и я, один раз мой брат Митя. Семья оставалась в стороне. Б. Л. не хотел вмешивать ее в эту сложную историю, и Зинаида Николаевна предпочитала не знать, откуда брались деньги в этот «блокадный» год на безбедное существование. Впоследствии она назовет эти деньги «грязными», а распоряжения Пастернака (которые тоже передавались на этих встречах, его письма хранятся в архиве Фельтринелли) – интригами авантюристки Ивинской. <…>
И все-таки игра стоила свеч – пусть мы с мамой и поплатились за «организацию контрабанды»: последний год жизни Б. Л. не был омрачен нищенством, унижениями, и воскресные обеды в доме Зинаиды Николаевны продолжались, и мама не бегала по издательствам, «выискивая» для него переводы. <…> Не зависел от милости Поликарпова (И. Емельянова. Пастернак и Ивинская. С. 243, 245).
27 августа. В «Литературной газете» статья А. Аникста «Классиками становятся только новаторы», завершающаяся призывом:
Шире дорогу новому, свежему, смелому искусству, достойному нашего времени! Не надо бояться «недоступности». На наших глазах произошло несколько метаморфоз эстетических вкусов (Маяковский, Шостакович). Мы говорим: нам нужна своя классика. Но классиками становятся не те, кто подражает классикам. Классиками становятся только новаторы.
30 августа. Принято постановление Совета министров РСФСР «О дальнейшем улучшении дела охраны памятников в РСФСР», давшее организационно-правовую основу для создания в СССР сети музеев-заповедников. В число памятников, подлежавших государственной охране и музеефикации, вошли, в частности, архитектурные комплексы монастырей (например, Соловецкого).
Лето. Евгений Евтушенко первым из писателей своего поколения становится «выездным». Первыми странами, которые он посетил, были Болгария и Румыния, за ними последовали Франция, Испания, Дания, Англия, США, Того, Либерия и Гана453.
Журналы в августе
В «Новом мире» (№ 8) первая книга мемуаров Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь» (окончание первой книги – № 10)454 и рассказ Вениамина Каверина «Кусок стекла».
Сентябрь
1 сентября. В ленинградской газете «Смена» открытое письмо Евгению Евтушенко «Нет Вам нашего „Спасибо!“», где члены бригад и участков коммунистического труда фабрики «Скороход», откликаясь на стихотворение «На фабрике Скороход», обвиняют поэта в том, что он «неверно, искаженно изобразил молодое поколение работниц-обувщиц».
2 сентября. В «Известиях» фельетон Ю. Иващенко «Бездельники карабкаются на Парнас», разоблачающий поэтов-нонконформистов (И. Холин, Ю. Галансков, Д. Бобышев, М. Еремин, В. Уфлянд и др.) и, прежде всего, А. Гинзбурга, который за издание неподцензурного альманаха «Синтаксис» был арестован в июле:
Ведь скромность, по словам Гинзбурга, ширма для бездарностей. А он – человек избранный. Ему все можно. <…> Свои слова и поступки он хочет утвердить как норму поведения для других. И тут-то надо сказать «человеку избранному» и его приспешникам: не тем занимаетесь, идите поработайте.
Этот пасквиль, – комментирует Дмитрий Бобышев, – затронул большой круг лиц, причастных литературе, многих, толпящихся у входа в печать, – и вот они оказались отброшенными с карикатурными характеристиками назад. Но для меня он был интересен еще и тем, что подписал его уже старый знакомый, тот, который громил стенгазету «Культура». Иващенко из «Комсомольской правды» (цит. по: В. Орлов. Александр Гинзбург. С. 97).
В этот же день старший следователь по особо важным делам следотдела КГБ СССР майор Ушаков подписывает постановление, где Александру Гинзбургу вменяется в вину то, что он
организовывал неофициальные выставки художников-абстракционистов, собирал, размножал и распространял упадочнические и политически вредного содержания стихотворения, группируя вокруг себя на этой почве лиц из числа молодежи.
С 1959 года по день ареста ГИНЗБУРГ издал, размножил и распространил три номера нелегального журнала «Синтаксис», где поместил ряд стихотворений, в которых в мрачных тонах изображается быт и история развития советского общества, а также намеревался издавать другой нелегальный журнал под названием «Вторая культура». <…>
Кроме того, в беседах со своими знакомыми ГИНЗБУРГ высказывал антисоветские взгляды на советскую демократию, печать и другие стороны советской действительности.
Согласно этому постановлению, Гинзбург привлечен к уголовной ответственности за государственные преступления по ч. 1 ст. 7 и 72 УК РСФСР (цит. по: В. Орлов. Александр Гинзбург. С. 99–100).
5 сентября. По тому же, что и Ольга Ивинская, обвинению в контрабанде валюты арестована ее дочь Ирина Емельянова.
10 сентября. Умер Федор Иванович Панферов (род. в 1896).
13 сентября. В «Литературной газете» подборка стихов Андрея Вознесенского.
14 сентября. Президиум правления Московского отделения СП РСФСР посмертно принял в члены Союза писателей поэтов Павла Когана, Николая Отраду, Михаила Кульчицкого, Николая Майорова, погибших в годы финской и Великой Отечественной войн.
Дмитрий Шостакович принят кандидатом в члены КПСС, о чем официально сообщило Телеграфное агентство Советского Союза (ТАСС).
Я никогда не забуду, – вспоминает Максим Шостакович, – как летом 1960 года отец позвал нас с Галей (дочерью Д. Д. Ш.) с свой кабинет и сказал:
– Меня загнали в партию…
И тут он заплакал.
Я два раза видел его плачущим – когда умерла наша мама и в тот злополучный день.
О том, что предшествовало этому событию, Шостакович еще 29 июня рассказал Исааку Гликману:
<Секретарь ЦК КПСС> Поспелов всячески уговаривал меня вступить в партию, в которой при Никите Сергеевиче дышится легко и свободно. <…> Совершенно оторопев, я, как мог, отказывался от такой чести. Я цеплялся за соломинку, говорил, что мне не удалось овладеть марксизмом, что надо подождать, пока я им овладею. Затем я сослался на свою религиозность. Затем я говорил, что можно быть беспартийным председателем Союза композиторов по примеру Константина Федина и Леонида Соболева, которые, будучи беспартийными, занимают руководящие посты в Союзе писателей. Поспелов отвергал все мои доводы и несколько раз называл имя Хрущева, который озабочен судьбой музыки, и я обязан на это откликнуться. Я был совершенно измотан этим разговором. При второй встрече с Поспеловым он снова прижимал меня к стенке. Нервы мои не выдержали, и я сдался (Письма к другу. С. 160).