В этот же день Корней Чуковский записывает в дневнике:
У Кожевникова – сердечный приступ. Из-за романа Вас. Гроссмана. Вас. Гроссман дал в «Знамя» роман (продолжение «Сталинградской битвы»), который нельзя напечатать. Это обвинительный акт против командиров, обвинение начальства в юдофобстве и т. д. Вадим Кожевников хотел тихо-мирно возвратить автору этот роман, объяснив, что печатать его невозможно464. Но в дело вмешался Д. А. Поликарпов – прочитал роман и разъярился. На Вадима Кожевникова это так подействовало, что у него без двух минут инфаркт (К. Чуковский. Т. 13. С. 305–306).
22 декабря. Председатель КГБ А. Н. Шелепин направляет Н. С. Хрущеву записку, докладывая, что
писатель В. Гроссман написал и представил в журнал «Знамя» для печатания свой новый роман под названием «Жизнь и судьба», занимающий более тысячи страниц машинописного текста.
Роман «Жизнь и судьба» носит ярко выраженный антисоветский характер, и по этой причине редакционной коллегией журнала «Знамя» к печати не допущен (Цит по: В. Огрызко. Будет добиваться правды: Василий Гроссман // Литературная Россия. 23.02.2015).
Судя по визам на документе, с ним были ознакомлены члены Президиума ЦК КПСС.
24 декабря. Начальник Главлита П. Романов докладывает в ЦК КПСС об идейных ошибках во второй книге воспоминаний И. Эренбурга «Люди, годы, жизнь»:
В этих воспоминаниях И. Эренбург берет под защиту чуждое советскому народу творчество Б. Пастернака, стремится реабилитировать его перед общественностью, с восхищением описывает творчество белоэмигрантки Цветаевой, превозносит сомнительное творчество Мандельштама. <…>
Полагаем, что в представленном виде вторую часть воспоминаний И. Эренбурга публиковать не следует (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1958–1964. С. 419–420).
30 декабря с этим мнением согласились руководители Отдела культуры, отметившие в своей записке, что Эренбург
дает явно идеализированную оценку поэзии М. Цветаевой, М. Волошина, К. Бальмонта, О. Мандельштама, Б. Пастернака, изображая их как милых чудаков, честных, талантливых людей, и игнорируя то, что в своем творчестве они были далеки от советской действительности, а иногда и враждебны ей.
Вывод:
Публикация в таком виде этого раздела воспоминаний И. Эренбурга может дать повод для новой попытки развернуть в буржуазной печати враждебную нам кампанию вокруг «дела Пастернака». <…>
Отдел культуры не считает целесообразным вести прямые переговоры с И. Эренбургом по этому вопросу в ЦК КПСС и полагает, что следовало бы поручить это т. Твардовскому (Там же. С. 423–425).
27 декабря. Запись в дневнике Корнея Чуковского:
Коля465 рассказывает, что Казакевич, роман которого вырезали из «Октября», послал Хрущеву текст романа и телеграмму в триста слов466.
Через 3 дня Казакевичу позвонил секретарь Хрущева и сказал, что роман великолепный, что именно такой роман нужен в настоящее время, что он так и доложит Н. С-чу (К. Чуковский. Т. 13. С. 306).
Как вспоминает Хрущев,
мне автор книги передал небольшое письмецо и приложил к нему рукопись с просьбой ознакомиться. Эту рукопись не принимали в печать. Я прочел, и мне понравилось. Не заметил в ней ничего такого, что могло бы побудить не принять ее к публикации. <…>
Разослали книгу всем членам Президиума, и вопрос о ней был включен в повестку дня очередного заседания. «Кто имеет какие-нибудь соображения? Почему эту книгу не следует печатать?» – спросил я. «Ну, товарищ Хрущев, – Суслов вытянул шею, смотрит недоуменно, – как же можно напечатать эту книгу? У автора Зиновьев называет Ленина „товарищ Ленин“, а Ленин называет Зиновьева „товарищ Зиновьев“. Ведь Зиновьев – враг народа». Меня поразили его слова. Разве можно извращать действительность и преподносить исторические факты не такими, какими они были на самом деле? <…>
И я заметил: «Но послушайте, они же были друзьями и жили в одном шалаше. Были связаны многолетней общей борьбой против самодержавия. Как иначе могли они называть друг друга? Что из того, что один из них потом оказался осужденным? Зиновьев был соратником Ленина. Форма обращения, использованная автором, естественна и нормальна. Можно, конечно, как максимум сделать сноску с упоминанием о дальнейшей судьбе Зиновьева. Но это будет примечание в уступку глупости. Разумным людям не потребуется никакой сноски». Другие члены Президиума поддержали меня, решили не препятствовать публикации, и книга пошла в печать (Н. Хрущев. Время. Люди. Власть. Т. 4. С. 280–281)467.
Журналы в декабре
В «Юности» (№ 12) стихотворение Евгения Евтушенко «Ограда», посвященное памяти Б. Пастернака, с мистифицированным посвящением «Памяти В. Луговского»468, статья Станислава Рассадина «Шестидесятники»469.
Как вспоминает Станислав Рассадин,
когда в декабре 1960‐го, то есть как раз накануне наступления самих по себе шестидесятых годов, в журнале «Юность» появилась моя статья «Шестидесятники», то она не только дала невзначай имя явлению, хвалимому и – чаще – хулимому, но и вызвала раздраженную реакцию официоза. Основным обвинением было: да он же противопоставляет детей отцам! (С. Рассадин. Книга прощания).
А Владимир Корнилов тогда же (26 декабря) откликнулся на эту статью стихотворением «Отцы и дети», посвященным Станиславу Рассадину:
Говорят отцы: – Что делать, дети?
Нас нелепо развела судьба:
Мы стояли насмерть за идеи,
Вы стоите – за самих себя.
Мы, как сталь, а вы как будто окись.
Будто вышли из другой руды.
Мы росли и верили: жестокость —
Это проявленье доброты.
Потому и не пытались спорить,
Принимали долю, не ропща…
Знали: выжить и мечту построить
В мире можно только сообща… —
И с усмешкой отвечают дети:
– Хватит с нас идей и медных фраз.
Мечется двадцатое столетье,
Может, и живем в последний раз.
Вот и всё. На том поставим точку.
Сами стройте церковь на крови.
Хватит скопа. Дайте в одиночку
Наглотаться воли и любви!
И не ожидайте, не поможем!
Разве – после дождичка в четверг…
Мы не больно на отцов похожи,
Мы похожи на двадцатый век!
В Большом зале Московской консерватории премьера Концерта для фортепиано с оркестром Альфреда Шнитке. Исполнители – Л. Брумберг и Государственный симфонический оркестр под управлением В. Бахарева.
Андрей Волконский пишет «Сюиту зеркал» на стихи Ф.-Г. Лорки, выдержанную в серийной технике. Как говорит Рудольф Баршай,
первый на моей памяти, кто посмел в Советском Союзе написать музыку в додекафонной технике, – Андрей Волконский. Он вырос за границей, его отец – князь из древнего рода, мать – дворянка, после войны они, как и многие русские патриоты, на волне победы вернулись в СССР. <…> А потом именно он основал первый ансамбль старинной музыки, что говорит <…> о его понимании единства музыкального процесса, который нельзя прервать насильственно (Нота, гл. 40).
А вот высказывание самого Волконского:
я решил, что больше не буду залезать в эти сложные шенберговские дела, и все упростил. <…> Мне захотелось написать доступную музыку, которая тронула бы людей и они не заметили бы там додекафонии. <…> В «Сюите зеркал» некоторые интервалы связаны с отдельными словами. Например, все, что связано с Богом, верой, Христом, – это всегда децима, либо вверх, либо вниз (Е. Дубинец. Князь Андрей Волконский. Партитура жизни).
Из Гнесинского института уволена пианистка Мария Вениаминовна Юдина – из‐за своих православных убеждений и за симпатии к современной западной музыке (включая Игоря Стравинского). Она продолжала давать публичные концерты, но ей было отказано в записях. После того как в Ленинграде она прочла со сцены стихи Бориса Пастернака, ей было запрещено выступать пять лет.
Юдина была первым в СССР исполнителем сочинений А. Берга, П. Хиндемита, Э. Кшенека, Б. Бартока, А. Веберна, О. Мессиана. Переписывалась с Игорем Стравинским, Карлхайнцем Штокхаузеном.
Первый Всероссийский конкурс артистов эстрады. Первые места в конкурсе заняли Махмуд Эсамбаев (народный танец), Людмила Зыкина (народная песня), Зинаида Шарко и Сергей Юрский (разговорный жанр), Анастасия Кочкарева (эстрадная песня).
В МОСХе персональная выставка Роберта Фалька, на которой представлено двести его произведений.
В стране продолжают закрываться храмы – сняты с регистрации 1398 православных общин.
В Союз писателей СССР приняты Федор Абрамов, Андрей Вознесенский (по рекомендациям Самуила Маршака и Николая Грибачева), Зоя Богуславская, Анатолий Гладилин (рекомендации Валентина Катаева, Валерии Герасимовой и Марии Прилежаевой), Эмиль Кардин, Михаил Лобанов, Новелла Матвеева, Борис Можаев, Бенедикт Сарнов, Юлиан Семенов, Инна Соловьева.
В члены КПСС вступает Евгений Евстигнеев.
Григорий Бакланов. Пядь земли: Повесть (М.: Сов. писатель); Андрей Вознесенский. Мозаика: Стихи и поэмы (Владимир)470, Парабола: Стихи (М.: Сов. писатель); Игорь Голомшток, Андрей Синявский. Пикассо / Предисл. И. Эренбурга (М.: Знание);