<…>
Неожиданно посетителей крайне бесцеремонно попросили разойтись, для чего даже отключили свет в зале. В атмосфере выставки стало нагнетаться напряжение. Из приглашенных остались поэты Евгений Евтушенко и Борис Слуцкий, которые пытались что-то разъяснить то ли партийным чиновникам, то ли сотрудникам КГБ, время от времени возникавшим на пороге. Слуцкий протягивал руку для знакомства с ними, неизменно повторяя одну и ту же фразу: «Коммунист, поэт». У меня и моей подруги <…> возникло твердое ощущение, что нашим мужьям не избежать ареста. <…>
Но где-то поздно вечером всех отпустили с условием, что на другой день виновники снова соберутся на месте преступления. На следующий день все явились вновь. <…> Минули вторые сутки. Всех снова выпустили, но картины не возвращали. На третий день в райкоме партии (или в КГБ) было выработано решение: уволить с работы директора клуба – доброго старого еврея, а художников с их порочными картинами развезти по домам (Г. Маневич. С. 119–120).
«Выставку прикрыли через два часа, и художников развезли по домам на казенном автобусе, что больше всего меня потрясло в этой авантюре», – не вдаваясь в подробности, подтверждает Валентин Воробьев (В. Воробьев. С. 333).
23 января. Ночью на московской улице арестован Александр Гинзбург.
Свидетельствует Арина Гинзбург:
Как он потом рассказывал, с улицы Димитрова вывернула машина, двое выскочили, заломили руки и запихнули на заднее сиденье. Опомниться не успел, как уже сидел промеж двух молодцов (цит. по: В. Орлов. Александр Гинзбург. С. 206).
В «Правде» подборка стихотворений Александра Твардовского.
25–26 января. Арестованы Владимир Буковский, Илья Габай и Вадим Делоне. У всех арестованных и многих их знакомых произведены тщательные обыски, причем наибольший интерес у обыскивающих вызывали рукописи – так называемый самиздат – их, в основном, и изымали.
27 января. В «Правде» редакционная статья «Когда отстают от времени…», где «серьезные недостатки „Нового мира“» усматриваются в «зыбкости идейных позиций» и «подчеркивании теневых сторон жизни». Указано, что редакция «Нового мира» проходит мимо героики в советской действительности, выдвигая на первый план «персонажей, обиженных судьбой, людей с ущербной психологией и моралью, общественно пассивных».
Поскольку в этой статье осуждению был подвергнут и журнал «Октябрь», Владимир Лакшин отметил:
Еще прежде на разного рода совещаниях говорилось, что «Новый мир» и «Октябрь» – это две зловредные крайности. «Новый мир» пытается сделать далеко идущие выводы из критики «культа личности», «очерняет» действительность, замахивается на «легенды», а «Октябрь» вздыхает о прошлом, восстанавливает в правах фигуру Сталина и его идеологию. На принципе равновесия ударов – «направо» и «налево», принципе, отработанном в самые суровые годы борьбы с оппозициями, была основана теперь и критика двух журналов. «Христа тоже распинали вместе с разбойником», – невесело шутил по этому поводу Александр Трифонович (В. Лакшин. Твардовский в «Новом мире». С. 31).
В «Литературной России» рассказ Валентина Распутина «Василий и Василиса».
В этом рассказе, – подчеркнул Валентин Катаев, 29 ноября выступая на обсуждении в Союзе писателей, – «есть большая мысль. Это рассказ, который можно раздвинуть и тогда будет роман» (цит. по: В. Огрызко. Охранители и либералы. Т. 2. С. 342).
28 января. Председатель КГБ В. Семичастный и Генеральный прокурор СССР Р. Руденко подают в ЦК КПСС секретную докладную записку, где сказано, что 22 января
на пл. Пушкина <…> собралась группа лиц в количестве 15–20 человек с плакатами, содержащими требование об отмене отдельных статей Уголовного кодекса и освобождении из-под стражи задержанных до этого органами КГБ наиболее активно проявивших себя распространителей антисоветских документов. Антиобщественные действия указанной группы сопровождались выкриками: «Долой диктатуру», «Отменить антиконституционный указ» и т. д. <…>
Действия участников сборищ не носят случайного характера. Они в известной мере инспирируются и подогреваются теми, кто в обстановке возросшей политической активности масс и принимаемых партией мер по укреплению и расширению социалистической демократии, прикрываясь фальшивыми лозунгами борьбы с «последствиями культа личности» и за «истинную демократию», встал на путь демагогии и по существу задался целью опорочить демократические завоевания советского строя.
К числу таких людей относятся: научный сотрудник Всесоюзного института научно-технической информации АН СССР А. Вольпин, сотрудник Института истории АН СССР П. Якир, рабочий Литературного музея А. Гинзбург и некоторые другие.
Неблаговидную роль в этом играют и политически двусмысленные выступления персонального пенсионера А. Снегова, писателей Э. Генри, Л. Чуковской, Б. Балтера, А. Костерина, историков А. Некрича, Л. Петровского, а также беспринципность некоторых видных ученых и деятелей культуры, подписавших некоторые политически сомнительные документы.
В результате сложилась группа лиц в количестве 35–40 человек, которые осуществляют свою политически вредную деятельность путем изготовления и распространения антисоветской литературы, а также организации различного рода манифестаций и сборищ. <…>
С учетом изложенного Прокуратурой СССР и Комитетом госбезопасности в целях пресечения враждебной деятельности за изготовление, распространение и передачу за границу антисоветской литературы, а также за организацию и активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок, арестованы и привлечены к уголовной ответственности: Гинзбург А. И., 1936 года рождения; рабочие Литературного музея Галансков Ю. Т., 1939 года рождения, и Добровольский А. А., 1938 года рождения; лаборантка МГУ Лашкова В. И., 1944 года рождения; техник Института по проектированию предприятий цветной металлургии Радзиевский П. А., 1947 года рождения; Кушев Е. И., 1947 года рождения, без определенных занятий, член ВЛКСМ; шофер Хаустов В. А., 1938 года рождения, Буковский В. К., 1942 года рождения, и Делоне В. Н., 1947 года рождения, оба без определенных занятий; и преподаватель средней школы Габай И. Я., 1935 года рождения. Следует отметить, что некоторые из этих лиц страдают психическими заболеваниями. <…>
Одновременно с этим представляется целесообразным подготовить в газету «Известия» развернутое сообщение с разъяснением принимаемых мер, а также поручить МИД СССР, КГБ и Прокуратуре информировать наши инопредставительства за рубежом (цит. по: https://ovdinfo.org/documents/2014/06/25/sborishcha-i-provokacionnye-vystupleniya).
30 января. В Театре имени Вахтангова премьера спектакля «Варшавская мелодия» по пьесе Леонида Зорина. Постановка Рубена Симонова, в ролях Юлия Борисова и Михаил Ульянов.
Январь. Выходит первый номер журнала «Журналист».
Журналы в январе
В «Новом мире» (№ 1) автобиографический очерк Бориса Пастернака «Люди и положения», повесть Владимира Войновича «Два товарища»891, рассказы Василия Шукшина.
В «Литературной Грузии» (№ 1) стихи Осипа Мандельштама и обширная статья Георгия Маргвелашвили «Об Осипе Мандельштаме».
Февраль
7 февраля. Андрей Тарковский обращается к председателю Госкино СССР А. В. Романову с письмом, протестуя против чудовищной «по своей несправедливой тенденциозности» статьи в газете «Вечерняя Москва» от 24 декабря 1966 года и опровергая обвинения в антиисторизме и натуралистичности, которые служат поводом для невыпуска в прокат фильма «Андрей Рублев»:
Вся эта кампания со злобными и беспринципными выпадами воспринимается мной не более и не менее как травля. И только травля, которая, причем, началась еще со времени выхода моей первой полнометражной картины «Иваново детство».
Мне известно, конечно, что успех этого фильма среди советских зрителей был практически сорван намеренно и что до сих пор с постоянством, которое не может не вызвать недоумения, на фильм этот при каждом более или менее удобном случае Вы, Алексей Владимирович, приклеиваете ярлык – «пацифизм». И только ярлык, потому что ни аргументов, ни серьезных обоснований вслед за этим не следует. Я же смею Вас заверить, что «Иваново детство» не имеет ничего общего с пацифизмом. Я бы мог без труда доказать это в разговоре, если бы не был уверен, что моим собственным мнением, мнением автора фильма, никто не только не интересуется, но которым попросту пренебрегают <…>.
Я имею смелость назвать себя художником. Более того – советским художником. Мною руководит зависимость моих замыслов от самой жизни, что касается и проблем и формы. Я стараюсь искать. Это всегда трудно и чревато конфликтами и неприятностями. Это не дает возможности тихонько жить в тепленькой и уютной квартирке. Это требует от меня мужества. И я постараюсь не обмануть Ваших надежд в этом смысле. Но без Вашей помощи мне будет трудно. Дело приняло слишком неприятный оборот в том смысле, что дружественная полемика по поводу картины давно уже приняла форму – простите за повторение – организованной травли (Труды и дни Андрея Тарковского // http://textarchive.ru/c-1752219-p18.html).
8 февраля. Иосиф Бродский вновь представляет рукопись книги своих стихов в Ленинградское отделение издательства «Советский писатель».
Заходил Бродский, – записывает в дневник главный редактор издательства Михаил Смирнов. – Принес рукопись и две книжки, изданных за рубежом. Наш прошлый разговор не пошел ему впрок. Рукопись осталась почти в том же виде, что и в первый раз. Странный он человек – пишет, будто живет вне времени и пространства. Лучше бы занимался переводами. Разговаривали с ним на разных языках. Но ведет себя прилично (цит. по: А. Клименко