В «Литературе и жизни» (с. 2–4) перепечатка из «Литературной газеты» писем членов прежней и новой редколлегий журнала «Новый мир».
27 октября. На совместном заседании Президиум правления СП СССР, бюро Оргкомитета СП РСФСР и Президиум правления Московской писательской организации под председательством Николая Тихонова «обсудили действия Б. Пастернака», «не совместимые со званием советского писателя» (Литературная газета, 28 октября. С. 3).
Как сказано в докладной записке Д. А. Поликарпова от 28 октября,
на заседании присутствовало 42 писателя <…> Не приехали на заседание 26 писателей. Из числа не приехавших на заседание не были по болезни тт. Корнейчук, Твардовский336, Шолохов, Лавренев, Гладков, Маршак, Тычина; находятся в заграничной командировке тт. Бажан, Эренбург, Чаковский; на лечении в санатории – тт. Сурков, Исаковский; по занятости служебными делами т. Лацис; без указания причин тт. Леонов и Погодин. Не пришел также сказавшийся больным личный друг Пастернака писатель Всеволод Иванов («А за мною шум погони…». С. 157).
Сам Пастернак, вызванный на это заседание повесткой, прислал письмо, в котором сказано:
1. Я искренне хотел прийти на заседание и для этого приехал в город, но неожиданно почувствовал себя плохо. Пусть товарищи не считают моего отсутствия знаком невнимания. Записку эту пишу второпях и, наверное, не так гладко и убедительно, как хотел бы.
2. Я еще и сейчас, после всего поднятого шума и статей, продолжаю думать, что можно быть советским человеком и писать книги, подобные «Доктору Живаго». Я только шире понимаю права и возможности советского писателя и этим представлением не унижаю его звания.
3. Я совсем не надеюсь, чтобы правда была восстановлена и соблюдена справедливость, но все же напомню, что в истории передачи рукописи нарушена последовательность событий. Роман был отдан в наши редакции в период печатания произведения Дудинцева и общего смягчения литературных условий. Можно было надеяться, что он будет напечатан. Только спустя полгода рукопись попала в руки итальянского коммунистического издателя. Лишь когда это стало известно, было написано письмо редакции «Нового мира», приводимое «Литературной газетой». Умалчивают о договоре с Гослитиздатом, отношения по которому тянулись полтора года. <…>
Теперь огромным газетным тиражом напечатаны исключительно одни неприемлемые его места, препятствовавшие его изданию и которые я соглашался выпустить, и ничего, кроме грозящих мне лично бедствий, не произошло. Отчего же нельзя было его напечатать три года тому назад, с соответствующими изъятиями.
4. Дармоедом в литературе я себя не считаю. Кое-что я для нее, положа руку на сердце, сделал. <…>
6. Я думал, что радость моя по поводу присуждения мне Нобелевской премии не останется одинокой, что она коснется общества, часть которого я составляю. В моих глазах честь, оказанная мне, современному писателю, живущему в России и, следовательно, советскому, оказана вместе с тем и всей советской литературе. Я огорчен, что был так слеп и заблуждался.
7. По поводу существа самой премии ничто не может меня заставить признать эту почесть позором и оказанную мне честь отблагодарить ответной грубостью. Что же касается денежной стороны дела, я могу попросить Шведскую Академию внести деньги в фонд Совета Мира <…>
8. Я жду для себя всего, товарищи, и вас не обвиняю. Обстоятельства могут вас заставить в расправе со мной зайти очень далеко, чтобы вновь под давлением таких же обстоятельств меня реабилитировать, когда будет уже поздно. Но этого в прошлом уже было так много! Не торопитесь, прошу вас. Славы и счастья вам это не прибавит337 (Б. Пастернак. Т. 5. С. 272–273).
Это письмо, «возмутительное по наглости и цинизму» (Д. А. Поликарпов) прочитал на заседании Георгий Марков. В докладной записке Д. А. Поликарпова особо отмечено, впрочем, что «присутствовавший на заседании поэт С. И. Кирсанов, в свое время превозносивший Пастернака, не высказал своего отношения к обсуждавшемуся на заседании вопросу»338 («А за мною шум погони…». С. 159).
В итоге за «предательство по отношению к советскому народу, к делу социализма, мира и прогресса» (Литературная газета, 28 октября. С. 3) Борис Пастернак был исключен из Союза писателей. В поддержку единогласно принятого решения высказались Георгий Марков, Леонид Соболев, Галина Николаева339, Василий Ажаев, Сергей Антонов, Ираклий Абашидзе, Иван Анисимов, Сергей Михалков, Наири Зарян, Валентин Катаев, Вера Панова340, Юрий Смолич, Александр Прокофьев, Николай Чуковский341, Мариэтта Шагинян.
О Президиуме, – процитирую дневниковую запись Лидии Чуковской от 30 октября, – рассказывают, что там выступали не сквозь зубы, не вынужденно, а с аппетитом, со смаком – в особенности Михалков… Выступил с какими-то порицаниями и наш Коля. Коля, который любит его и был любим им, который знает наизусть его стихи, который получал от него такие добрые письма. Какой стыд (Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. С. 327).
Это постановление отменено Секретариатом правления Союза писателей СССР 19 февраля 1987 года (Литературная газета, 25 февраля 1987 г. С. 6).
28 октября. Выступая с докладом на пленуме ЦК ВЛКСМ, первый секретарь ЦК ВЛКСМ В. Е. Семичастный, в частности, сказал:
Иногда мы, кстати, совершенно незаслуженно, говорим о свинье, что она такая, сякая и прочее.
Я должен вам сказать, что это наветы на свинью. Свинья <…> никогда не гадит там, где кушает, никогда не гадит там, где спит.
Поэтому, если сравнить Пастернака со свиньей, то свинья не сделает того, что он сделал. (Аплодисменты). А Пастернак – этот человек себя причисляет к лучшим представителям общества, – он это сделал. Он нагадил там, где ел, он нагадил тем, чьим трудом он живет и дышит. (Аплодисменты).
И далее:
А почему бы этому внутреннему эмигранту не изведать воздуха капиталистического, по которому он так соскучился и о котором он в своем произведении высказался. (Аплодисменты). Я уверен, что наша общественность приветствовала бы это. (Аплодисменты). Пусть он стал бы действительным эмигрантом и пусть бы отправился в свой капиталистический рай. Я уверен, что и общественность, и правительство никаких препятствий ему бы не чинили, а наоборот, считали бы, что этот его уход из нашей среды освежил бы воздух. (Аплодисменты)342 (Комсомольская правда, 30 октября. С. 3).
Как утверждает в своих воспоминаниях В. Е. Семичастный, основные положения этого доклада были буквально продиктованы Н. С. Хрущевым, вызвавшим его к себе вместе с Алексеем Аджубеем:
В кабинете у Хрущева уже сидел Суслов.
Никита Сергеевич, обращаясь ко мне, спрашивает:
– Завтра ты с докладом на пленуме комсомола выступаешь?
– Да, я.
– А не мог бы ты в докладе «выдать» Пастернаку, как надо?
<…> Вот мы надиктуем сейчас с Михаилом Александровичем343 странички две-три, потом вы с Алешей посмотрите, с Сусловым согласуете, и действуй.
Хрущев вызвал стенографистку и начал диктовать. Тут были любимые им словечки: и «паршивая овца», и «свинья, которая не гадит там, где ест или спит» и пр. Типично хрущевский, нарочито грубый, бесцеремонный окрик, выпирающий из текста доклада, нарушающий общий его тон.
Когда он продиктовал слова о том, что, мол, «те, кто воздухом Запада хотят подышать, пусть убираются, правительство возражать не будет», я взмолился:
– Никита Сергеевич, я же не правительство!
– Не беспокойся! Мы будем сидеть в президиуме и в этом месте тебе поаплодируем. Люди поймут (В. Семичастный. С. 72–73).
Нобелевская премия по физике присуждена Игорю Тамму, Илье Франку совместно с Павлом Черенковым за открытие и истолкование эффекта Вавилова–Черенкова. В конце неподписанной газетной статьи, 29 октября сообщавшей об этом событии,
содержался, – как напоминает Евгений Пастернак, – иезуитский абзац о принципиальной разнице между Нобелевской премией по литературе и по физике: если первая – политическая акция, то вторая – заслуженная награда и признание успехов советской науки (Е. Пастернак // Знамя. 2008. № 12. С. 151–152).
28–31 октября. Роман «Доктор Живаго» единодушно осужден на собрании московских журналистов, собрании деятелей музыки, театра и кино в Центральном Доме работников искусств344, на собраниях в Большом театре
СССР345 и в Институте мировой литературы АН СССР346, на собраниях писателей Азербайджана, Армении, Белоруссии, Грузии347, Латвии, Литвы, Таджикистана, Узбекистана348, Украины, Эстонии, на съезде писателей Молдавии, на заседании в Институте языка и литературы Академии наук Киргизии, на собраниях во Владивостоке, Воронеже, Горьком, Иркутске, Ростове-на-Дону, Саратове, Свердловске, Челябинске, в других областях и республиках СССР349.
29 октября. В «Комсомольской правде» (с. 5) карикатура М. Абрамова «Нобелевское блюдо» со стихотворной подписью Сергея Михалкова:
Антисоветскую заморскую отраву