Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года — страница 94 из 266

Варил на кухне наш открытый враг.

По новому рецепту как приправу

Был поварам предложен пастернак.

Весь наш народ плюет на это блюдо:

Уже по запаху мы знаем, что откуда!

Борис Пастернак отправляет телеграмму в Стокгольм с отказом от Нобелевской премии:

Ввиду того значения, которое получила присужденная мне незаслуженная награда в обществе, к которому я принадлежу, не сочтите мой добровольный отказ за оскорбление (Б. Пастернак. Т. 10. С. 399)350.

Другая телеграмма послана Д. А. Поликарпову в ЦК:

Благодарю за двукратную присылку врача. Отказался от премии. Прошу восстановить Ивинской источники заработка <в> Гослитиздате (Там же)351.

Английские писатели и философы Томас Элиот, Бертран Рассел (оба лауреаты Нобелевской премии), Морис Баура, Кеннет Кларк, Эдвард Форстер, Грем Грин, Олдос Хаксли, Джулиан Хаксли, Роуз Маколей, Сомерсет Моэм, Джон Пристли, Аллан Прайс, Джонс Херберт Рид, Чарльз Перси Сноу, Стивен Спендер, Реббека Уэст направляют в Союз писателей телеграмму:

Мы глубоко встревожены судьбой одного из величайших поэтов мира Бориса Пастернака. Мы рассматриваем его роман «Доктор Живаго» как волнующее личное свидетельство, а не как политический документ. Во имя той великой русской литературной традиции, которая стоит за вами, мы призываем вас не обесчестить эту традицию, подвергая гонениям писателя, почитаемого всем цивилизованным миром («А за мною шум погони…». С. 170).

С заявлениями в поддержку Бориса Пастернака выступают Франсуа Мориак, Андре Моруа, Альбер Камю, Эрнест Хемингуэй, Джон Стейнбек, президент Международного ПЕН-клуба Андре Шамсон, Американский комитет защиты свободы культуры и др.352

30 октября. В Московском горкоме КПСС составлена «Информация об откликах на исключение Б. Л. Пастернака из членов Союза писателей СССР»:

Огромное возмущение вызвал предательский поступок Б. Пастернака в коллективе студентов Литературного института им. Горького. Свое требование немедленно изгнать Пастернака из среды советских писателей, сурово осудить его предательство в отношении Родины, своего народа они изложили в коллективном письме к Правлению Союза советских писателей. Письмо подписали все студенты353. Только два студента – Панкратов и Харабаров, вхожие в «салон» Пастернака, у которых в 1956–1957 гг. были нездоровые настроения и ошибочные произведения, проявили колебания и не сразу подписали это письмо354. <…>

В писательской среде много неодобрительных разговоров о позиции, занятой в этом вопросе рядом писателей старшего поколения: осуждается поступок К. Чуковского355, который поздравлял Пастернака с получением премии, В. Иванова, который не пришел на президиум Правления Союза писателей СССР и не высказался, тогда как имел общение с Пастернаком.

Ряд писателей считают, что история с Пастернаком оказала отрезвляющее влияние на писателей, которые вели себя неверно в 1956–1957 гг. и до сих пор отмалчивались. Так, например, В. Дудинцев приходил в президиум и партком Московского отделения Союза писателей, подписал письмо в газету и выразил желание выступить на предстоящем собрании писателей Москвы с осуждением Пастернака и анализом своей позиции (Б. Пастернак: Pro et contra. С. 142).

Президиум оргкомитета Союза работников кинематографии СССР обсудил вопрос «Об антипатриотических действиях писателя Б. Пастернака». Все присутствующие – Евгений Габрилович, Александр Грошев, Михаил Калатозов, Михаил Ромм, Григорий Рошаль, Юлий Райзман, Марк Донской, Абрам Роом и др. – единогласно проголосовали за осуждение Пастернака (Летопись российского кино. 1946–1965. С. 421–422)356.

30–31 октября. Травля Б. Пастернака продолжена на двухдневном отчетно-выборном собрании ленинградских писателей, в котором приняла участие делегация писателей из Москвы (Г. Марков, Л. Соболев, С. Михалков357, В. Казин, П. Нилин).

31 октября. В ЦК КПСС отвезено письмо Н. С. Хрущеву, подписанное Б. Пастернаком. Вместе с Заявлением ТАСС оно будет опубликовано в «Правде» 2 ноября.

В Доме кино на улице Воровского, 33, шедшее в течение пяти часов общемосковское собрание писателей, на котором присутствовало 800 человек358. Председательствующий на собрании С. С. Смирнов359 среди множества нападок на Пастернака рассказал о том, как он отказывался в 1950 году подписать Стокгольмское воззвание в защиту мира, и о поздравлениях, полученных от таких людей, как «фашиствующий французский писатель Камю», который «во Франции очень мало известен, а морально представляет личность, рядом с которой никогда не сядет ни один порядочный писатель» (Стенограмма общемосковского собрания писателей. С. 155).

Завершая свою речь, С. С. Смирнов сказал:

Я вспоминаю, как норвежский народ казнил писателя Кнута Гамсуна, который перешел на сторону немцев в годы немецкой оккупации, когда в отгороженный забором его дом летели его сочинения! Народ показывал ему, что не желает держать в руках его книги.

Мне кажется, что достоин такой гражданской казни и Б. Пастернак, и кажется, что нам следует обратиться к правительству с просьбой лишить Пастернака советского гражданства! (Там же. С. 157–158).

Зал аплодирует.

С осуждением нового нобелевского лауреата выступили 13 писателей360.

Лев Ошанин: Мы давно знаем, что рядом с нами живет человек, которого трудно назвать по-настоящему советским человеком. Но за талант и необычайное возвеличение этого таланта и поднятие его на какой-то невиданный пьедестал мы возились с ним непростительно долго.

<…> Если этот человек не желает жить с нашим народом, если он не хочет работать на коммунизм, <…> если человек последние годы находил время возиться с боженькой, если этот человек держит все время нож, который все-таки всадил нам в спину, то не надо нам такого человека, такого члена ССП, не надо нам такого советского гражданина! (Там же. С. 159).

Корнелий Зелинский: В прошлом году я имел возможность внимательно и, как говорится, с карандашом в руках прочитать роман «Доктор Живаго». <…> Я почувствовал себя буквально оплеванным. Вся моя жизнь казалась мне оплеванной в этом романе. <…>

Для нашего старшего поколения не так легко прийти к сознанию, что перед тобой твой сосед – твой враг, причем очень опасный, очень извилистый, очень тонкий враг, который может под прикрытием обладания эстетическими ценностями нанести тебе удар в спину. Это человек, который держит нож за пазухой.

Об одном случае я все-таки расскажу, о том, что окружение Пастернака прибегало к такой мере, чтобы терроризировать всех тех, кто становился на путь критики Пастернака. Так, например, когда появилась моя статья «Поэзия и чувство современности», в президиуме Академии наук меня встретил заместитель редактора журнала «Вопросы языкознания» В. В. Иванов. Он демонстративно не подал мне руки за то, что я покритиковал стихотворение Пастернака. Это была политическая демонстрация с его стороны. И я хочу, чтобы эти слова достигли до его ушей и чтобы он нашел в себе мужество выступить в печати и высказать свое отношение к Пастернаку361 (Там же. С. 159, 160, 161–162).

Валерия Герасимова: Я скажу одно: что мне было радостно слышать, когда К. Зелинский, который бывал за границей, сказал нам, что, очевидно, эта провокация не удалась. Народ и интеллигенция всего мира почуяли запах этой провокации. Но оставим мертвое – мертвым, а мы строим наше вечно живое дело в нашей советской литературе на благо нашему живому и сильному социалистическому обществу (Там же. С. 163).

Зал аплодирует.

Виктор Перцов: Я должен сказать: в условиях этой чрезвычайно острой моральной атмосферы, в которой мы обсуждаем действия этой фигуры, – я должен сказать, что представления о роли Б. Пастернака в советской поэзии как мастера были, конечно, преувеличены. <…>

Я думаю, что это не только вымышленная, преувеличенная в художественном отношении фигура, но это и подлая фигура (Горизонт. 1988. № 9. С. 52, 53);


Мне кажется, что тов. Семичастный прав. Мне и многим нашим товарищам просто даже трудно себе представить (я являюсь его соседом), что живут люди в писательском поселке, и не могу себе представить, что у меня останется такое соседство. Пусть он туда уезжает, и нужно дать ему эту возможность и надо просить об этом, чтобы он не попал в предстоящую перепись населения (Стенограмма общемосковского собрания писателей. С. 165–166).

Зал аплодирует.

Александр Безыменский: Мне не понадобится много времени, чтобы сформулировать свое мнение по вопросу, стоящему сегодня в повестке дня. <…> Сегодняшний день Пастернак своим поганым романом и своим поведением поставил себя вне советской литературы и вне советского общества.

Зал аплодирует.

<…> Русский народ правильно говорит: «Дурную траву – вон с поля!» (Там же. С. 166).

Зал аплодирует.

Анатолий Софронов: И надо иметь в виду, что у Пастернака были знакомства, дружба, и Пастернак, несомненно, влиял на какую-то часть творческой молодежи. (Голоса: «Правильно!») И нам нужно всем вместе с СП развенчать эту легенду о Пастернаке, о чистом искусстве и развенчать эту легенду в сознании многих о Пастернаке как о замечательном поэте… Я тоже сидел в спортзале в Лужниках и слышал речь Семичастного о Пастернаке. У нас двух мнений по поводу Пастернака не может быть. Не хотел быть советским человеком, советским писателем – вон из нашей страны! (Там же. С. 167).