Такси остановилось возле подъезда, но прежде чем войти, я написал Отто ещё одно сообщение, повторив вопрос: «А как же бессмертие души, Отто?» Войдя в квартиру, я тут же достал из холодильника бутылку водки и залпом из горла опустошил половину. Признаюсь, впервые я выпил водку, как в хреновом кино.
Я упал на диван перед телевизором. Щёлкал кнопками пульта, пока не нашёл выпуск новостей. «Шаман, шедший из Якутии изгонять зло из Москвы, арестован и помещён в психиатрическую больницу», – сказал ведущий и как-то странно усмехнулся, словно хотел дать понять зрителю, что вся ситуация с шаманом – сплошная фантасмагория. Показали сюжет, где Костю Лейбу аккуратно под ручки сажают в автозак. Затем – больница, Лейба отмыт и причёсан. Репортёр спрашивает: «Почему вы решили, что зло именно в Москве?» Костя молча смотрел в камеру. «По вашему мнению, зло в самом городе или в ком-то конкретно? Что вы думаете о правительстве и президенте?» Костя молчал. В следующем сюжете рассказали про Америку и тамошнего президента. Затем репортаж с военного завода и после него прогноз погоды.
Мне стало немного обидно за Лейбу. И не только потому, что Отто возлагал на него надежды, как на человека, способного быть злом, но и оттого, что Костя был даже не в курсе, что Отто не в Москве. Да и вообще, бесславно закончилась история шамана Лейбы, когда-то лучшего по итогам года менеджера в компании «Мегафон».
Телефон завибрировал и пополз по журнальному столику у дивана. Я схватил его, надеясь, что это сообщение от Отто. Так и оказалось. Отто написал в Телеграме: «А нет, Андрей Михайлович, никакого бессмертия души. По крайней мере, в том смысле, как это принято понимать: дескать, душа – отдельная от разума субстанция. Душа и есть разум, точнее та его часть, что постоянно находится в осознанности, несмотря на заточение в тюрьме бесконечных мыслей, что подобны язвам на теле разума и в тюрьме тела физического. Если хотите, понимайте так: душа – осознанный разум. А жизнь земная, Андрей Михайлович, как вы любите говорить – стало быть – это тюрьма для души, и не просто тюрьма, где можно отсидеть срок и выйти на свободу, нет, это тюрьма для ожидающих смертной казни, к которой приговорены все люди, а значит, все души. А способ казни ожидается самый страшный, самый изощрённый из всех возможных – небытие. Конец, как вы сказали. Конец всему, всем и вся. А то, что вы увидели, хотя нет, слово не совсем подходит, то, что вы познали – это естественное состояние души-разума, тот мир, что является для души-разума домом и из которого она была изъята, дабы понести наказание человеческой жизнью и в конце её – небытием. Но, как вы уже поняли, спасение есть. Как из любой тюрьмы для смертников. Нужно бежать, спасаться бегством, и нет такой тюрьмы, из которой невозможно было бежать. И вы, Андрей Михайлович, увидели, куда нужно бежать. И пусть вам не кажется странным, что спасение – банальное бегство, а что делать, если так всё устроено? Думаю, теперь вы понимаете предмет моей работы и осознаете, зачем мне это. Не мне, Андрей Михайлович, всем нам. Как я смог бы объяснить всем людям на земле, что я делаю, зачем я делаю и для чего? Как, чтобы они поняли? Они в тюрьме смертников, чей приговор отложен на неопределённый срок. Они надеются, что будет амнистия, что, может, рухнет само государство, что обрекло их на казнь, они научились жить в тюрьме, они в ней нашли способ получать удовольствие, они привыкли и уже не видят стен, не видят коридора, в конце которого им в затылок будет пущена пуля. Но значит ли это, что их не нужно спасать даже против их воли? Просто людям нужно объяснить, что побег не так уж невозможен, а приговор, вынесенный им, несправедлив. Такое вот бессмертие души, Андрей Михайлович».
В ответ я спросил: «Новости смотрел? Смотрел сюжет про Лейбу? Мне кажется, ты всё-таки в нем ошибся». Отто ответил: «Видел. У меня такое ощущение, что вы чересчур большое значение придаёте всему, что видите, и никакого тому, что вроде бы понимаете».
Глава пятая
После возвращения в Москву я почти не выходил из дома. Несколько раз перечитал первую часть этого текста и поймал себя на мысли, что испытываю тот же страх, что наш автор. Поначалу мне казалось, что парень чересчур впечатлительный, но теперь я больше стал понимать и его, и природу его страха. Похоже на то, когда участвуешь в чём-то, что не можешь контролировать, но будешь нести ответственность, будто сам всё придумал и осуществил. Как если бы компания моих друзей грабила банк, а я стоял на шухере, и первым прибывшая вовремя полиция забрала именно меня. А я, может, и не знал, что они там банк грабят. Я, может, думал, что они бедных собачек из приюта-живодерни освобождают? Ещё меня удивляло, с какой лёгкостью я взялся продолжать эту книгу. Меня даже немного стала мучить совесть, будто я украл чужую идею, хотя, если подумать, ничего я не воровал, я – сам участник событий, но нужно ли мне становиться не просто персонажем на страницах этой книги, а тем, кто решает, как она должна закончиться и что в ней должно быть написано? Может, я должен помочь нашему автору? Вызволить его? Я снова захотел вернуться на страницы этой книги. Снова стать тем, кто ничего не решает и весь принадлежит автору. Так легко быть персонажем, о котором пишут историю, героем, чья жизнь – всего лишь одна из линий сюжета. Здесь как бы и ответственности никакой нет. Разве в таком случае я управляю своей жизнью? О нет, стало быть, во всем виноват останется автор. Всё как в жизни. Мы же с вами автора нашей с вами человеческой жизни так же заключили в тюрьму из букв и слов; наш автор томится в мифах и легендах, в толстых книгах, в куполах церквей и блеске минаретов, в золочёных статуях и деревянных идолах, а мы вместо него тут пытаемся сочинять роман о своём существовании. Или я всего лишь струсил, что не смогу написать эту книгу, и решил переложить ответственность? Жалко, что здесь, в книге, нельзя дать возможность комментировать, как в каком-нибудь Инстаграме.
Я решил, что нужно вызволять нашего автора, а самому возвращаться на страницы книги одним из персонажей, если он, конечно, захочет её продолжать. Тем более идея, как это сделать, появилась в голове сама собой, даже напрягаться не пришлось благодаря последним новостям, обсуждаемым в интернете и по телевизору. Я понял, как мне вызволить Костю Лейбу из психушки, хоть ещё и не решил, зачем мне это нужно, но если бы Отто попросил, я бы Лейбу вытащил максимум через неделю. Но Лейба подождёт. Займусь-ка я автором.
Для претворения моего плана по вызволению мне нужен был Миша-мент. Миша-мент – удивительный человек. Моё знакомство с ним состоялось на Арбате в доме-музее. Миша-мент оказался племянником одного из моих товарищей, и, если честно, когда тот товарищ пришёл ко мне со своим племянником, я, скажем, был не очень доволен, но в то время несколько нуждался в дяде Миши-мента, поэтому решил не рефлексировать по поводу незваного гостя. Что поразило меня в первую минуту знакомства, так это хватка Миши-мента. Он тут же протянул мне визитку: дорогую чёрную визитку на пластике, где красовалось «Михаил – решение вопросов». Зная, насколько люди такого влияния, как дядя Миши-мента, не любят огласки или открытого намёка на его покровительство, я тем более удивился визитке. Но Миша-мент нисколько не стеснялся, и я решил ничего не спрашивать у моего товарища про его племянника. К моему и так немалому недоумению, оказалось, что Миша-мент ещё и в звании подполковника полиции. Я его и записал в телефон «Миша-мент». Одним словом, через дефис. Уж сколько у меня знакомых и друзей в силовых структурах, но никогда я не позволял себе таких вольностей даже в записной книжке телефона. Какого бы влияния те люди ни были, никто из них не кичился своим положением. У всех был негласный кодекс, такая себе солидарность, они понимали, что текущее положение не вечно, что сегодня ты «Миша-мент», а завтра тебе дают пожизненное. Понимание это держалось на том, что не верил никто из них на самом деле в то, что он делает что-то неправильно, скорее, воспринимали как неизбежность, что порождена существованием в определённой экосистеме. Миша-мент, вопреки негласному кодексу, вёл себя так: представьте, будто вы пришли давать взятку чиновнику, подготовились, упаковали денежки в коробку конфет, выучили речь, чтобы не провоцировать человека на негатив, чтобы, не дай бог, он не решил, что вы думаете о нём как о продажной твари, коей он, в принципе, и является, но какая тварь станет думать о себе как о твари? И вот вы заходите к чиновнику в кабинет, смущаетесь и не знаете, как бы так правильно «дать», а он говорит: «Ну что, где моя взятка?» Вы недоуменно протягиваете ему коробку конфет. Он в раздражении потрошит её, достаёт оттуда деньги и с недоверием начинает их пересчитывать. Возможно ли такое? Вот и я о чем. А Миша-мент вёл себя именно так. После того, как он протянул мне визитку, заговорщически подмигнул, взял за локоть и доверительно просопел на ухо: «Решаю вопросы, обращайтесь». Я посмотрел на его дядю и по взгляду понял, что Миша-мент не в первый раз исполняет подобные кульбиты. Дядя отвёл племянника в сторонку и что-то сказал ему, после этих слов Мишамент посмотрел на меня извиняющимся взглядом, даже заискивающе, такой бывает у сотрудников ГИБДД, когда им суют в рожу удостоверение ФСБ. Думаете, Миша-мент хоть немного сконфузился? Нисколько, наоборот, он стал ещё активнее и влезал почти в любой диалог, который, несмотря на непринуждённый характер встречи, его совсем не касался.
Всей успешной карьерой Миша-мент был обязан своему дяде генерал-лейтенанту. И пусть так, мало ли случаев, когда протекция открывала перед человеком двери, и он оказывался на своём месте, и даже можно было бы сказать спасибо тому, кто посодействовал. Но в случае с Мишей-ментом было с точностью до наоборот. Ему на судьбе написано стать тем, кого он в силу своей должности обязан был сажать в тюрьму. И даже несмотря на то что почти в самом начале службы Мишамент был пойман на таком преступлении, что ему не то что служба в органах должна была быть закрыта, но и срок пришлось бы отсидеть, Миша-мент остался при своём благодаря дяде. Наш доблестный полицейский работал тогда участковым, ещё во времена, когда наркоту можно было купить только с рук, а не как сейчас, зайдя на правильный сайт через правильный браузер. Миша-мент начал с того, что продавал сначала только знакомым, затем совсем обнаглел, нарколыги стали приходить к нему прямо в кабинет. На подобную наглость уже трудно было закрывать глаза, и Мишу-мента приняли. Когда его машину остановили, он привычно достал удостоверение и очень был удивлён, когда удостоверение порвали и бросили ему в лицо со словами: «Тварь ты конченая». После вмешательства дяди Миша-мент уехал служить участковым в славный город Норильск с глаз подальше, но через пять лет вернулся, и его дела с тех пор шли всё лучше и лучше. На момент нашего с ним знакомства, как я уже сказал, Миша-мент был подполковником. Редкий человек. Человек-стереотип. Вся анекдотичность профессии, все домыслы, вся правда и неправда о полиции, всё худшее, что может думать гражданин о стражах правопорядка – это Миша-мент. Не скрою, когда я после знакомства с ним слышал от кого-нибудь «мент», я тут же невольно представлял рыхлый мякиш лица Миши-мента. Его жидкие рыжие волосёнки вокруг свободной от волос макушки. Нос, усыпанный жирными веснушками. Мне кажется, Миша-мент – единственный человек на планете, которого не может украсить даже парадная форма. Видел его один раз при параде, и тогда на мгновение решил, что он убил настоящего полицейского и снял с него мундир.