– И, когда мы из огня-таки вырвались, захотели вернуться – нетушки, баста. Оказалось, заперты. Больно было жутко. Метаморфоза при повышенных температурах – все системы шли вразнос. И знаешь, что было больнее всего, Мария? Вот это.
Юля провела рукой по груди. Там, раскалённый докрасна, вплавился в кожу серебряный крестик. Отцовская забота.
– Вижу, и у тебя такой. Маячок это. Только не по Курчатову заряжен. Так что знает Арнольдыч, где мы. И где ты сейчас – тоже знает. И не зря он прислал вас в этот Карманов. К нам прислал… Проверить, надёжно ли заперты его… «валькирии», – Рябоконь усмехнулась, досадливо подняла крыло, которое начало погружаться в болотную жижу.
– Как поняли, что заперты, сразу догадались: никто из здешних магов такого сделать не мог, – проговорила Поленька. – Это он. Виктор. Учитель!
– Не может быть, – упрямо сжав кулаки, повторила Маша. Слова точно не желали выговариваться, повисали на губах, грозя свалиться прямо в болотный мох. – Виктор Арнольдович… Отец… он не предатель! Да и с чего вы так уверены? Он вас погибшими считает! Знает, что на болоте остались, – он и председателю нашему, Скворцову, это рассказывал! А «маячки» – так они, если и сигналят, так только о том, что вы тут, в топях! Где ж вам ещё быть, коль вы погибли?! Что ж до замков – вы всех сильных магов тогдашних наперечёт знали, как радистов, по «почерку»? Как оно всё было? Вы точно помните?
«Серафимы» расхохотались дружно, со злым удовольствием. Машу продрало ознобом. Нет, не хотела бы она встретиться с ними на узкой дорожке, да ещё и в темноте…
– Точно, точно, – отсмеявшись, бросила Серафима. – От сгоревшей Михеевки мы как раз к Карманову путь держали. Через вот это самое болото, будь оно проклято. И вдруг – как на стену налетели, да не просто там, а… ну, будто электротоком тебя бьёт, да так, что светиться начинаешь. И так скверно было, еле-еле из пламени выбрались, кто-то едва в воздухе держится, перья на лету горят и выпадают, не успевали новые отращивать – а тут стена, разряды, белые молнии! – не помнили, как в топь свалились. Попытались пешком выбраться… опять не выходит. А уж коль ты, Мария, про «почерк» вспомнила – так вот, «почерк» Виктора мы в этих замках и опознали. Мы‑-то с ним, не забывай, плечо к плечу три месяца на фронте… там быстро всё узнаёшь и запоминаешь.
Машке очень хотелось выкрикнуть им в искажённые жуткими ожогами лица что-то убийственное, доказать, что они не правы, что всё это – чудовищная ошибка, что нет на них никаких «маячков» – потому что зачем Отцу держать в собственном кабинете фотографию седьмой группы, если он их предал и бросил? Но все слова казались сейчас плоскими, глупыми и бессильными. Пустыми, сгоревшими, как и сами «чёрные ангелы».
– Вижу, что сказать хочешь, – проницательно заметила Серафима. – Спорить хочешь, убеждать, доказывать. Виктор для тебя много значит… хоть и не столько, сколько для нас значил и, уж конечно, не то, что для несчастной Сашки.
– Она после ловушки-то окончательно облик человеческий и потеряла, – вздохнула добрая Оля Рощина. – Была Саша Швец, а тут вместо неё… мы-то, хоть и обгоревшие, не до конца обратившиеся, но всё-таки прежние. А она – нет.
– Умерла Сашка, – отрубила Серафима, взгляд её давил Машку, словно тяжёлый танк. – Нет её больше, монстр болотный, чудовище-душегуб вместо неё.
– Нет! – выкрикнула Ленка, прижимая одну оставшуюся человеческой руку к груди. – Не умерла! Жива! Просто её вытащить нужно, спасти, обратить…
– Хватит, Солунь! – рявкнула Серафима. – Уймись! Говорено-переговорено всё, и всё, что можно, испробовано. А чем кончилось? Двоих магов кто загрёб прежде, чем мы даже «ой!» вскрикнуть успели?!
Лена Солунь отвернулась, плечи её беззвучно вздрогнули. Оля Рощина с немым укором взглянула на суровую старосту, пересела, обнимая плачущую подругу.
– Всё равно, – Машка наконец обрела силы говорить. – Вас всех спасать надо. И её, в смысле – и Сашу.
– Ещё одна идеалистка, – желчно усмехнулась Серафима. – И, кстати, сейчас у нас идеалистов-таки ещё прибавится.
– Это почему?!
– Да потому, Мария, что дружок твой сюда мчится сломя голову. Не чувствуешь его? Нет?
Машка обернулась.
– Нет! – завопил Игорь, тяжело дыша и вываливаясь из кустов. Тропу он потерял и сейчас бежал очертя голову, прямиком через трясину. У Маши пресеклось дыхание – сейчас ведь ухнет… и поминай как звали, не вытащишь, не поддержишь…
Серафима сделала экономно-ленивое движение, Маша ощутила толчок чужой магии, магии «чёрного ангела», уже… не совсем человеческой. Игорь что-то учуял тоже, вскинул на миг голову, уставившись на кружок девушек. Шумно дыша, побежал дальше, упрямо и напролом через болото.
– Оставьте её, слышите?! Меня берите, если нужно!
Ну конечно. Не мог лучший друг её вот так бросить. Примчался сломя голову обратно.
И Отец оставить девчонок не смог бы тоже!
– Меня! Меня возьмите!
«Серафимы» разом уставились на бегущего.
– А он милый, – проговорила Юлька.
Только сейчас Маша заметила в руке у Игоря «ТТ». Небось забрал у полубесчувственного Морозова.
Выстрел. Игорь не думал, он действовал.
Пуля ударила в скулу пухленькой Оле, высекла сноп искр и отскочила, как от танковой брони. Рана быстро затянулась, сверкнув язычком пламени.
Оля только вздохнула и развела руками.
– Не торопись, мальчик, – властно проговорила Сима. Машка подумала, что из неё вышел бы хороший преподаватель. Голос у неё был глубокий, звучный, хрипотца исчезла, как только облетели с плеч последние перья. – Убери оружие. Здесь тебе фашистов нету.
– А кто тех двоих магов тогда?.. Если фашистов нету?!
Глаза у Серафимы опасно сузились.
– Не мы. Ни одна из здесь присутствующих. Спрячь пистолет. Им ты нас не возьмёшь.
Игорь повиновался, хоть и с явной неохотой.
– Маш! Ты цела, Машка?!
– Хотела б я, чтобы за меня так кто-нибудь переживал, – Машке показалось, или в голосе синеглазой Юли прозвучала почти забытая ревность?
– Так вот, слушай, Мария, – Серафима менять тему решительно не желала. – Скажу тебе сейчас при всех, чего ещё никому не говорила. Даже им, – кивком указала она на остальных из седьмой группы. – Я ж тогда не остановилась, я след Виктора почуяла. И… через первый барьер пробилась, который остальных задержал. Догнала уже у последнего заслона. Я сильный маг, сильнее тебя, не в обиду будь сказано. Поэтому он меня старостой и назначил. Преграду сумела пробить, пока силы оставались, да и страх помог. Как представила, что останемся здесь навсегда, – так и прошла сквозь стену. Сама прошла, а других провести не смогла уже. Ну и… добралась до него. Он как раз замки запирал, да только меня тогда, наверное, весь ректорат, вместе взятый, остановить бы не смог.
Остальные «серафимы» все обратились в слух. Игорь недоумённо косился по сторонам.
– Зацепила я его, – с мёртвым выражением продолжала Сима. – В ногу попала, в грудь-то не решилась, не смогла… даже тогда. Сейчас-то уже б не дрогнула, а тогда… верила ещё, наверное, во что-то втайне, дура. Ну и лицо ему тогда попятнало. Думала, втащу за стену, заставлю снять… Дура, дура, дура и есть!
Девочки уставились на Симу так, словно видели впервые. Она опустила голову, закрыла глаза, надеясь остановить слёзы.
– Он стоит, бледный весь, за бедро держится, кровь хлещет, а сам мне: ты же понимаешь, Сима, у меня не хватит сил теперь. Я думал, всё по-другому будет. Но… вы сами уже не сумеете вернуться. Вы сейчас не люди, вы для остальных опасны. Просто продержитесь, я найду способ вас вытащить. Продержитесь, пока всё успокоится. Закончится война, уляжется шумиха… Давно она закончилась?
– Семь лет уже, – проговорил Игорь, стараясь оставаться между сидящей на кочке Машкой и «чёрными ангелами». Он то и дело поглядывал на подругу, словно хотел намекнуть ей, дать знак. Но Машка не смотрела в его сторону.
– Мы ждали. Потом перестали ждать. Попытались вытащить замки, но… сами знаете. Зачаровывал сам декан – нам близко не подойти.
– Даже с пятнашкой по Риману? – буркнул Игорь.
– Это у Нельки пятнадцать, – отозвалась Сима, – я могу девятнадцать. Но он – больше двадцати. Даже двадцать три, наверное. Вы замки видели, вас кошка водила. Там, где кровью помечено, здесь, под ногами. Ещё место я укажу. Смотрите сами, сами решайте – кто их ставил и зачем.
Она замолчала, на миг уронив лицо в ладони. Почти человеческое лицо в почти человеческие ладони.
Но Серафима оставалась Серафимой, всё той же старостой седьмой группы. И заговорила вновь, прежним ровным голосом, словно и не замечая гробового молчания остальных «ангелов». Это был не укор, вопрос. Два вопроса. Первый: и ты молчала? И, сквозь него, второй: и ты вернулась? Могла уйти и вернулась?
– Вот так мы здесь и оказались, – словно не замечая этого вопрошающего взгляда, продолжила Сима: – Сперва надеялись Сашку вытянуть, вернуть, но куда там! И верно, здесь маги посильнее нас нужны, а главное – расчёты правильные. Мы-то перед войной выпускались и тогда ещё слышали, что Решетников над теорией своей работает, может, сейчас и наработал чего?.. В общем, сидели мы тут и ждали. Потом… Сашу пришлось самим уже запирать. И то не до конца получилось, иначе те двое чародеев бы не погибли.
– Их, кстати, тоже Виктор Арнольдович посылал! – с пылом заявила Машка. – Втайне от начальства! Стал бы он это делать, если…
– Если что?! – оборвала её Серафима. – Они сюда не просто так явились, а «со злом бороться». Слышали мы их разговоры… Виктор и их обманул, наплёл с три короба, что на болотах «страшные твари остались»! Ага, страшные – мы то есть!
– А Сашу что же, на детский утренник посылать надо? – вдруг негромко сказал Игорь. – Она что – не зло? Она ведь и нас едва не…
Серафима осеклась. Другие девушки тоже глядели кто куда, лишь бы не в глаза молодому магу.
– Бойцы сейчас должны из леса выходить. Я их на тропу поставил, проверил, да и кошка лешачихина снова там крутится, дорогу показывает. Фокин дельный малый, доведёт, – Игорь воспользовался паузой. – Дело сделано, Маш.