Отцовские долги — страница 36 из 60

Я успел заметить, как оба брата-лесовика сделали жест, отгоняющий нечисть. Да, неприятно это, когда из христиан в дружине моей только я, да Михал. И ничего не сделаешь, никто из них ведь в монастыре не жил, никто истины из уст святых братьев не слышал. У нас даже священника-то своего нет, хотя он очень пригодился бы. Но вряд ли кто-то из них согласится присоединиться к нам, с учетом, что нам иногда приходится делать.

А думать о том, чтобы отвести дружину в монастырь, и думать нельзя, на святое место беду навлечем. Непременно ведь за нами придут, незаметно мы до самого центра Пяти Княжеств не доберемся. А наместникам обитель давно глаза мозолит, не устраивает их то, что там люди живут, которые мало того, что дани не платят, так еще и воинов собственных имеют.

Остается одно – жить дальше и надеяться, что удача будет благоволить мне. Вот, если будет мне везти, добыча будет хорошая попадаться, а уж тем более если получится у меня отцовский престол вернуть или хотя бы какое-нибудь из мелких княжеств захватить, возвеличиться, парни непременно решат, что все это потому что мне Бог помогает. И может быть, подумают о том что требы стоит не Красному Тельцу класть, а христианскому Господу, которого, правда, многие и сейчас называют мертвым.

– И дальше что? – прервал поток моих мыслей Глеб.

– А дальше все просто, – ответил я. – Хочу проверить, из плоти и крови ли звери эти, берет ли их честная сталь. Так что ты, Глеб, сбегай быстро до лошади моей, да принеси факел и рогатину. А ты, Антон, за самострелом сходи, да болтов прихвати по паре граненых и паре срезней.

Парни двинулись исполнять мой приказ, а я повернулся к боярину Луке.

– Ну, что думаешь, боярин? – спросил я у него. – Получится у нас тварь эту убить или нет?

– Думаю, что получится, – пожал плечами Лука Филиппович. – Сам подумай, жрут они как звери, следы оставляют на земле, причем отчетливые, значит точно из плоти и крови. А тогда значит и сердце у них наверняка где-то имеется, можно клинок в него всадить, да тут тварина и помрет.

– Вот и я так считаю, – кивнул я. – А парни боятся, даже наши. Запугали их с проклятием этим, а ведь нет, скорее всего, ничего, есть просто логово злобных тварей, которое огнем и каленым железом вычистить надо. И мы его вычистим.

– И героями на всю округу станем, – кивнул боярин.

– Насчет этого не знаю, – пожал я плечами. – Я, если честно, об этом как-то и не думал.

– А стоило бы, княжич, стоило бы, – криво усмехнулся Лука Филиппович. – Ты ведь правильно все сделал, меня остановил, не дал селища молдавские огню предать, сам к ним съездил, с главой рода молдавского договорился, даже караван вместе собирать решили. Глядишь, еще и проклятие с этих земель снимешь, так тогда и напряженность между местными и киевскими поугаснет. Так что ты обоим сторонам добрую службу сослужишь. В Киеве это заметят непременно, внимание обратят.

– Так ты что же думаешь, нам перед киевскими выслуживаться надо? – удивился я.

Вроде бы боярин Лука – жесткий человек, прямо кремень, сына воспитал так же, никогда ни перед кем не отступает, а тут выясняется, что он перед кем-то выслужиться хочет. Да ну быть такого не может!

– Да не выслуживаться, – на лице боярина отразилась досада. – Дружить нам надо с Киевом. Не важно, куда мы отправимся дальше, престол отца твоего отвоевывать или какое-то из мелких княжеств примучивать и под свою руку брать, дружба с Киевом для нас всегда выгоднее будет, чем вражда. Да и если уж совсем честно, то они ведь и помочь тебе могут с нашим главным делом. Только для этого им показать надо, что ты для них выгоднее, чем наместники.

– Честно говоря, я о чем-то таком уже думал, – ответил я, почесав в порядком отросшей бороде. – Что для Киева Пять Княжеств под одной рукой выгоднее будут, чем наместники, которые вечно между собой грызутся.

Боярин только кивнул. А я задумался: все-таки странно как-то, сначала он с места рвется, народ хочет на местных повести, деревни их сжечь, а потом хвалит за то, что я с этими же молдаванами договариваюсь, и в какой-то мере им помогаю. Ведь, если тварей не будет в окрестностях, то только местным в этом и прямая выгода, они, по крайней мере, охотиться смогут по эту сторону Днестра без опаски, рыбу ловить. Да и о том, что купцы сюда ходить станут, забывать не стоит.

Нет, желание боярина Луки сжечь селения и перебить всех людей, мне понять легко. Я сам, например, даже не представляю, что сделал бы с людьми, которые осмелились бы разорить те лесные могилы, в которых лежит Игнат и остальные погибшие в стычке с дружиной боярина Сергея воины. Но с чего бы вдруг Лука так к местным подобрел? Не потому что же, что они его вином угостили?

Помедлив пару мгновений, я решился все-таки озвучить этот вопрос.

– Боярин Лука, а почему это ты к местным так подобрел? – спросил я. – Только ведь пару дней назад рвался селища их сжечь, да с землей сравнять, а теперь, надо же успокоился, хвалишь меня за то, что помогаю им.

– Так ты ж меня и успокаивал, – ответил Лука Филиппович. – Сам ведь сказал, тех, кто могилу эту разорял, уже наверняка и в живых-то нет. Тут ведь не только рубленицкие в этом участвовали, но и те, что в деревнях по эту сторону реки жил. А им дома свои бросить пришлось, так получается, что наказали их уже за нас. Да и… – он тоже немного помедлил, будто бы не решался сказать что-то, но все-таки продолжил. – Есть у меня такая черта, еще жена-покойница говорила, что вспыхиваю я быстро. И, когда вспыхну, могу дел натворить, не разбираясь. Вот и нужен мне кто-то, кто успокаивать, если что, будет, кто в чувство может привести.

– Понимаю, – кивнул я.

– Да и сынок у меня такой же, – кивнул боярин Лука. – Никитка тоже ведь, чуть что, так сразу вспыхивает, словно щепа сухая. Он ведь именно так того боярина и зарезал, за которого его потом к смерти приговорили. Честно говоря, Олег, я за тобой потому и пошел, что вижу, что ты успокоить его сумеешь, если что. Да и вообще присмотришь за сыном, если меня не станет вдруг.

– Да ладно тебе, боярин Лука, – удивился я таким мыслям своего ближника. – Ты же телом крепкий, воин справный, дружина у тебя тоже богатыри один к одному, что с тобой случиться может?

– Что может, то и случится, – ответил боярин. – Все мы по кромке меча ходим, так что в любой момент умереть должны быть готовы. Так, ты присмотришь за Никитой, если что?

– Присмотрю, конечно, – заверил его я. – Никита и мне дорог, друзья мы, в конце концов. Не оставлю я его, не беспокойся.

– Вот и хорошо.

Тем временем к нам вернулись братья-лесовики. Один тащил с собой связку факелов и рогатину, а второй самострел с колчаном. Я хотел, было, взять копье в свои руки, но естественно лубки мешали мне это сделать. Оставалось только поморщиться с досады и забрать у Глеба факел.

– Поможешь огонь развести, боярин Лука? – повернулся я к Луке Филипповичу. – Запалим факел, да швырнем в яму. Посмотрим, как тварь эта реагировать будет.

– Сейчас, – боярин кивнул, залез в поясную суму и достал из нее огниво.

Он чиркнул пару раз, высекая искру на пропитанную маслом тряпицу, и через пару мгновений огонь занялся. Я подошел поближе к краю ямы, наклонился и швырнул в нее горящий факел так, чтобы он упал прямо перед мордой пойманной твари.

Та отреагировала достаточно быстро, тут же вскочила, поднявшись на задние лапы, или ноги, черт знает, как их называть, и прижалась к противоположной стене ловушки. Все это произошло абсолютно беззвучно, тварь не подала голоса, не издала ни звука.

Костеглот поднял голову и, щурясь, посмотрел на нас. Лицо его или морда, черт их разберет, было похоже на человеческое, разве что формой напоминало репу, уж слишком заострен был подбородок. Зверь ощерился, пасть его раскрылась, разрезав морду напополам, так что мы могли разглядеть два ряда острых зубов. Зубы ничего общего с человеческими явно не имели, но и ни одного из известных мне зверей тоже не напоминали.

Но проверка дала однозначный результат: огня твари боятся. Это уже можно использовать, если отправиться внутрь холма с заранее приготовленными факелами. Вопрос только в том, как нам друг друга не ослепить. Хотя, если заходить будем днем, да с яркого солнца, то все должно нормально пройти. Еще и снаружи костры запалим, чтобы огонь, дым, да ни одна тварь сбежать не могла.

– Глеб, ткни его рогатиной, – попросил я.

– Что? – не понял парень. – Как ткнуть, куда?

– Да куда хочешь, выбери сам, – ответил я. – Мне что, Петра просить, чтобы тебя рогатиной управляться научил?

Парень пожал плечами, и попытался ткнуть тварь рогатиной в живот. Та отскочила в сторону, вдруг схватилась за древко копья и рванула его на себя. И лететь бы Глебу вниз, прямо в яму, если бы боярин Лука и Антон одновременно не схватили бы его за плечи и не дернули на себя.

Глеб упал на землю, приземлившись прямо на задницу, ошарашенно помотал головой и медленно стал подниматься. Я повернулся к твари как раз чтобы успеть заметить, как она отбрасывает в сторону рогатину. Ну и то хорошо, что она драться ей не стала, а то только этого нам и не хватает.

– Ловкие они, – сказал боярин Лука.

– Ловкие, это точно, – кивнул я. – Хорошо, что поймать Глеб успели, иначе черт знает, что эта тварь с ним сделала бы.

– Да, – подал голос спасенный. – Спасибо, брат, и тебе, боярин Лука, тоже спасибо. Жизнь спасли.

– Спасти-то спасли, – покивал Лука Филиппович. – Но теперь точно вы оба пойдете к Петру копейной драке учиться. Я-то понимаю, что Олег вас за разведку держит, поэтому и не напрягает особо, но воина в учении щадить – гарантированная смерть. Никак на нас на переходе нападут, или кто-то осадит острог этот, а вы даже драться не умеете. Ну постреляете кого-то из самострелов своих, а потом что, на тот свет? Нет уж, будете учиться.

– Хорошо, боярин Лука, – в один голос ответили парни.

Мне на мгновение стало стыдно так сильно, что я почувствовал, как лицо мое заливается краской. Ну да, щадил я парней, не давал их особо в учении напрягать. Да они больше с боярином Яном ходили, тем более все, что надо: лесом или полем тихо пройти, след прочитать, часового обмануть или аккуратно снять, они уже умели. Лесные люди, что тут скажешь, они ведь по чащобам своим с детства бегают, не то, что я, который в лес только за травами нужными и заходил.