– Не потащу, – покачал я головой.
Не потерять лицо было трудно, тем более, когда я знал, что жена наместника до сих пор лежит в собственной кровати с перерезанными венами и разбитой головой. Но я не мог никому сказать, что именно устроил, так что приходилось играть свою роль до конца. И когда ее мертвое тело найдут, тоже придется, иначе ведь никак.
– Она постоянно говорила, что мой род такой же древний, как у Кирилла, а все, что я имею – это две деревеньки на границе с Курским княжеством, да поместье в городе. И про то, что Кирилл нас всех рано или поздно в могилы сведет, устроив войну, которую мы не сможем выиграть. И что власть в свои руки надо брать, иначе закончится все плохо. Что ты собираешься с Ксюшей делать?
– Из страны ее выгоню, – ответил я. – Дам ей денег на первое время и сопровождающих до Союза Торговых Городов. Пусть там и устраивается, как сумеет.
– А не боишься, что она войско приведет? – спросил наместник. – Найдет людей лихих, которым захочется власть в соседней стране к своим рукам прибрать? Или приблуду какого-нибудь нашим сыном признает, и все только для того, чтобы тебе отомстить.
– А тебе, что, хочется, чтобы я и ее убил? – спросил я. – Звучит так, будто хочется.
– Учиться тебе и учиться еще править, – покачал головой наместник. – Никогда не оставляй в живых того, кто тебе отомстить может. Если бы мы про тебя узнали, то еще ребенком в постели бы удавили. Никто бы тебя не пожалел, и ты никого не жалей. Власть и жалость – вещи, которые совмещать нельзя.
– Я не собираюсь убивать старуху, – покачал я головой. – Я не воюю с женщинами и детьми. А тебе за свои преступления придется ответить. Но последний раз советую, лучше согласись сам свидетельство против себя подписать, иначе заставим.
– Тебе об этом лучше знать, тебя ведь уже пытали в подземельях под Брянском. А меня вот ни разу, можешь себе представить? Так что попробуйте, а то мне что-то проверить захотелось, как долго я выдержать смогу.
В камеру влетел Никита, в руках у него был целый ворох бумаги. Похоже, что он страшно торопился, видимо боялся пропустить начало пыток. Я его понимал, но на его месте я бы наоборот предпочел бы уйти. Может быть, так и сделать, оставив вместо себя боярина Луку? Нет, это будет малодушным решением.
– Не соврал, гад, был там потайной ящик! – чуть отдышавшись, возопил боярич Никита. – Бумаг я не читал, но все, что есть, принес.
– Посвети мне, – попросил я того из воинов, что сопроводил нас до входа в камеру, подошел к Никите и принялся перебирать бумаги.
Ну, теперь, пожалуй, можно не бояться, что наместник подпишет свидетельство неправильно, у нас есть с чем сравнить его подпись. Были тут и договора о дружбе с некоторыми из Торговых Городов, но с Киевом договора не было. Зато подтвердилось то, что говорил Денис Иванович: у них с курским наместником действительно был уговор о браке детей и общем наследстве. Пытался орловский наместник устроить династию, а потом появился я и все разрушил.
Злополучная жалованная грамота тоже была тут. Ну, и то хорошо, может быть, он и про лекаря не соврал. Хотя… Если он хочет проверить себя, так почему бы его не уважить?
– Лука Филиппович, приступайте, – сказал я.
Воин выдернул из жаровни раскаленные докрасна щипцы и подошел к наместнику…
Глава 14
Орловское городище. Начало осени 2225-го года от Рождества Христова.
Погода сегодня была унылая, небо затянуло низко висящими тучами, да и вообще было ощущение, что скоро пойдет дождь. Это было плохо, вода с неба – последнее, что тебе нужно, когда ты собираешься сжечь кого-то живьем. Впрочем, и эту проблему можно решить, главное – найти сухие дрова и полить их маслом, чтобы горело лучше.
На главной площади собралось все оставшееся в городе население Орла. Их было не так уж и много, но что поделать, если большая часть горожан сбежала от войны. Но ничего, они вернутся, у них ведь здесь и дома, и хозяйство, да и вообще все. Узнают, что новый князь людей не тиранит, да начнут потихоньку возвращаться. Ну или позже, когда война уже закончится.
Город богатый, и чем больше в нем жителей, тем больше налогов будет уплачено в мою казну. А денег мне теперь нужно много, ведь расплачиваться с дружиной чем-то надо.
В ушах все еще стояли крики наместника, и это несмотря на то, что прошел целый день. Раскололся этот орешек достаточно быстро, старость, ничего с этим не поделаешь. Он подписал то самое свидетельство, о котором мы говорили, правда попытался схитрить, и подпись сделал немного другую, не такую, как на остальных его бумагах. После этого я приказал пытать его еще раз, и тогда он подписал свидетельство уже нормально.
Спрашивали у него и про сбежавшего лекаря, и он подтвердил свои слова. И после третьей пытки, и после четвертой говорил одно и то же, что меня обнадежило. Да, умелые люди в дружине у боярина Луки, надо и мне самому такими обзаводиться. Да и палач мне тоже нужен, как ни крути, разбойники ведь в окрестностях будут, да и других лиходеев немало найдется. А орловский палач сложил голову в бою во время осады. Ну ничего, найдем, пусть человек на такой работе и считается проклятым, зато денег зарабатывает много. Отыщутся желающие.
Когда мы закончили с наместником, легче не стало, потому что обнаружили труп боярыни Ксении. Я зря волновался по поводу того, что на одеяле будет мало крови, никто даже не обратил на это внимания. Открытый потайной отсек шкатулки, зажатый в руке нож, украшенный самоцветами, и порезанное предплечье убедило всех.
Нашла свою госпожу мертвой та самая Маруська. Вроде бы тихая девчонка, а голос у нее оказался ого-го, весь княжий терем на уши поставила своим ором, а потом без чувств грохнулась. Я приказал воинам, что стояли на страже, отнести девчонку на кухню, чтобы кухарки накормили ее, и влили в девчушку немного вина. Не хватало мне еще на совести лишившейся ума по моей вине девочки.
Потом мне пришлось делать умное лицо и выслушивать мнения других по поводу смерти жены наместника. Но все сходились в том, что умерла она именно от того, что перерезала вены. Все это вполне убедительно ложилось на мою ложь о том, что я сказал боярыне Ксении о том, что ей придется отправиться в изгнание. Вот и они подумали, что старая женщина решила, что лучше свести счеты с жизнью.
Так или иначе, боярыню мы похоронили тем же днем. Наместнику об этом никто, естественно, не сказал, да он был и не в том состоянии, чтобы выслушивать что-то. Как он после пыток рассудка не лишился, вопрос был еще тот.
День закончился тем, что я отправил группу воинов расплатиться по долговым распискам, которые дал чуть раньше, когда мы готовились к осаде. По-хорошему, сделать это надо было еще с утра, но вышло так, что в путь они отправились уже гораздо позже полудня. Впрочем, солнце было еще высоко, до зимы было далеко, так что и темнело не так рано.
Остаток дня я провел, копаясь в бумагах, которые Никита нашел в потайном ящике стола. И все, что я читал, мне не нравилось все сильнее и сильнее. Получалось так, что наместник Иван действительно собирался прибрать к своим рукам все Пять Княжеств. Курское должно было перейти к его наследнику по брачному договору, Брянское он собирался захватить после смерти наместника Дмитрия, про Белгородское и Смоленское там ничего не было, но они против мощи трех княжеств не выдержали бы, даже объединившись. Хотя не стал бы Денис Иванович объединяться с Георгием, не уважал он белгородского наместника.
Договоры о дружбе с торговыми городами тоже имелись, и мне оставалось только благодарить Бога за то, что в Союзе Торговых Городов сейчас нет свободных наемников, иначе они давно были бы тут. В лучшем случае оказались бы за стенами и не дали бы нам взять город, а в худшем – просто ударили бы нам в спины. И то, что на моей стороне Киев, совсем не означает, что остальные города не решились бы вмешаться, у них там тоже грызня идет, каждому хочется себе побольше привилегий урвать.
Короче говоря, вчерашний день был трудным, а сегодняшний обещал оказаться ни капли не легче. На сегодня была назначена казнь наместника, именно по этому поводу мы и собрали на площади всех городских жителей, и окружили ее дружиной. Не всей, конечно, большая часть была за городом, да на стенах, но все равно их тут было много на случай, если начнется какая-то буча.
Наместник уже был привязан к столбу, вокруг него были свалены дрова, щедро облитые маслом, чтобы горели лучше. Одет он был в самую обыкновенную робу смертника, меня примерно в такую же одевали в Брянске, когда собирались повесить.
И снова я стоял на помосте для казней, правда в этот раз уже не в качестве подсудимого, а наоборот, в качестве судьи. И на этот раз мне нужно было не молиться, а произнести речь. Такую, которая объяснила бы всем, для чего мы это делаем, ради чего мы развязали эту войну, и почему и за что казним наместника. Речь должна быть такой, чтобы мне поверили.
Я еще и не выспался, потому что всю ночь думал, о чем буду говорить. Хотел, было, посоветоваться со смоленским наместником или боярином Лукой, да потом решил, что не стоит. Боярин Лука точно ничего хорошего не насоветует, он все-таки воин, а не переговорщик, а смоленский наместник… Опасался я его по-прежнему, он хоть и верным себя показал, и в бой пошел, но все равно был риск, что попытается меня своей куклой цирковой сделать, и править из-за моей спины.
Я поднял руку и рокот толпы постепенно стих. Всем, похоже, было интересно, что я скажу.
– Народ мой! – крикнул я. – Я – ваш князь, Олег Орловский, сын князя Кирилла. И сегодня я собираюсь расправиться с одним из преступников, из-за которых я не был признан моим отцом. Это был заговор! Боярин Иван, который называл себя орловским наместников, подговорил еще троих бояр убить моего отца и поделить между собой Пять Княжеств! Они планировали разрушить то, что строил мой отец, растащить страну на свои вотчины.
Люди слушали меня и молчали. Я не повторял эту речь, но меня понесло дальше.