Скоро в зал пришли и бояре с чиновниками, и если бояре были одеты большей частью скромно: кто-то, как Ефим, а кто-то и вообще в доспех, как я, то чиновники местные разоделись. Даром, что простолюдины, но ведь достатка своего не скрывают. Да на одну рубаху, которая на Кузьме надета, обычная селянская семья сможет пару лет жить. Продать ее, и хватит справное хозяйство завести.
Странное дело, просто богатая одежда вызывала у меня неприязнь, а вот доспехи и оружие, которые стоили столько же отторжения не вызывали. Но это воинское железо, от него жизнь зависит, и хороший доспех, особенно если он удар держит, вещь хорошая. Украшать его или нет – выбор каждого, конечно, если деньги есть, то почему бы и нет. Встречают-то по одежке.
Эх, сейчас бы вспомнить, как мы с парнями и Игнатом на свои первые мечи деньги зарабатывали. Да только нет уже на этом свете ни парней, ни Игната.
– Хорошего вина ты нам прислал, Кузьма, – проговорил я, показывая на кувшин. – Вкусное. Никогда до этого такого не пробовал, хотя я, знаешь, больше фруктовые молдавские вина люблю, а это ничего.
– У меня есть две бочки в погребе, – проговорил чиновник. – Могу тебе их с собой отдать, если желаешь. Стоит оно недорого, и ценится невысоко, но если нужно, то…
– Спасибо, – поблагодарил я его, подумав, что если и возьму что-то из рук этого человека, то только с ножом у горла. – А знаешь, что? Выпей, Кузьма. Уж очень вкусное это вино.
Я собственной рукой налил в бокал вина и протянул его чиновнику. Тот отстранился немного и не взял. Да, плохой знак, похоже, что боярин Ефим был прав.
– Так это, – он почесал голову, глаза его забегали из стороны в сторону. – Мне лекари не велят вина пить. Говорят, что умереть могу, с жилами кровяными плохо. Я ведь старый уже человек, князь.
– Ничего с твоими кровяными жилами от одного кубка не станет, – ответил я. – Вино, наоборот, кровь разжижает. Ты не забывай, городской голова, что я сам – лекарь, и матушка меня хорошо обучила. Так что выпей. Или ты из моих рук кубок вина принять брезгуешь? Может быть, ты меня еще и князем своим не признаешь?
– Но, – снова попытался отнекиваться Кузьма.
– Пей, говорю, – надавил я на него.
Кубок он все-таки взял. Если уронит или разольет, тут ему и конец. Выпотрошу, причем, возможно, в прямом смысле. Попытку покушения прощать я не стану, не на того напали.
Кузьма все-таки поднес кубок к губам, и принялся пить. Сделал несколько глотков, перевернул, уронив последнюю каплю на пол, после чего привалился к стене и закрыл лицо ладонью. Неужели я был не прав?
– Мне нехорошо, – проговорил он. – Нужно отойти. Зря ты заставил меня пить, князь.
И, больше ничего не сказав, выскользнул из главного зала в открытую дверь.
– Все за мной, – приказал я, и пошел следом за ним.
Найти Кузьму оказалось нетрудно, потому что звуки, которые он издавал, было прекрасно слышно. Очень характерные звуки, надо сказать, мне и самому приходилось страдать тем же, особенно, если перепью.
Нашелся Кузьма в небольшом сарае, чуть в стороне от терема, а занят он был тем, что склонился над лужей собственной рвоты, засунув два пальца себе в рот. Ну да, надежный прием, если хочет избавиться от содержимого собственного желудка. От отравления Кузьма не умрет, вот только ему это не особо поможет.
Я подскочил к нему, схватил за ворот рубахи и потянул назад, в стороны выхода из сарайчика. На улице уже собралась толпа: здесь были и бояре с чиновниками, и дружинники, и несколько человек из прислуги. Когда я вытянул из помещения полузадохнувшегося Кузьму, люди расступились, встав небольшим полукругом.
– Отравить меня вздумал, сученыш? – закричал я. – Меня, князя отравить. Ты, смерд! Понял, что при мне, как при Артеме воровать не получится, да? Мошну набивать, да деньги копить. Так?
Он ничего не ответил, только схватился за горло, которое ему передавило воротом рубахи и вращал глазами. Понял, что попал, как кур во щи. Ну да, ничего тут уже не сделаешь, придется его кончать. Причем так, чтобы остальным понятно было, что я настроен серьезно, и что суд вершить – тоже мое дело.
– Пощади, – вдруг прохрипел чиновник.
– Пощады тебе? – спросил я. – После того, как ты меня отравить пытался? Да ты вообще в своем уме? Я тебе покажу пощады.
Боевой нож с пояса будто бы сам прыгнул в руку. Я вогнал его в живот чиновника и провел вниз, рассекая мышцы и жировую прослойку. Из распоротого брюха наружу полезли кишки, я отошел в сторону, чтобы лужа крови не испачкала моих сапог. Остро запахло кровью и дерьмом.
Кузьма упал на колени, схватился руками за лезущие наружу внутренности, попытался зажать рану. Впрочем, надолго его не хватило, скоро он упал на бок, дернулся еще пару раз, после чего затих. Я наклонился, чтобы вытереть нож о его рубаху, убрал его обратно за пояс, повернулся к стоявшим вокруг людям.
Ну и что теперь делать? Они ведь в любом случае не простят мне того, что я сейчас сделал, пусть меня и пытались отравить. Может быть, ну его к черту? Я князь, а они всего лишь смерды. Выгнать их ко всем чертям из города, да и все. Не только выгнать, но и все имущество отобрать, чтобы возможности мне навредить не было. Когда денег нет, амбиции сами собой становятся гораздо скромнее.
– Как раньше уже не будет, забудьте, – проговорил я. – Если считаете, что у вас получится жить, как при Артеме, не будет этого. И даже если не станет меня, не будет, так что отравить меня больше не пытайтесь. А вообще… Ты, ты, ты и ты, – я ткнул пальцами поочередно в каждого из чиновников. – Чтобы завтра вас в городе не было. И да, пойдете пешком, и ничего сверху того, что с собой унести можете, не возьмете.
– Но как так, – проговорил один из них. – Все, что нажито непосильным трудом…
– Хочешь, как этот? – спросил я, кивнув на лежавший на земле труп Кузьмы. – Я устрою, если жить насрать. Не верю, что вы не знали, что этот ублюдок собирается меня отравить, один бы он на такое не пошел. Но никто из вас меня не предупредил. Молчание – знак согласия, значит, и вы с ним были согласны.
– Но… – проговорил второй.
– Никаких но! – заткнул его я. – Если завтра утром кто-нибудь из вас останется в Белгороде, лично кишки выпущу. А теперь пошли отсюда, мне больше сказать вам нечего!
Чиновники постояли, потоптались, а потом один за другим стали разворачиваться и уходить. Похоже, что безнадежность их положения все-таки дошла до них. Ну и хорошо.
– Теперь вы, – проговорил я, обращаясь уже к боярам. – Через два дня я ухожу воевать Курск. Городовым боярином Белгорода остается боярин Ефим Сыч. У кого из вас есть дружины в городе?
Руки подняли четверо, как раз те, что были в броне. Если прикинуть, что средняя численность боярской дружины – двадцать человек, то это еще около восьми десятков в придачу к самой белгородской дружине. Получается, что увезу я отсюда никак не меньше трех-трех с половиной сотен воинов. Да, неплохо сходил, ничего не скажешь.
– Значит, вы едете со мной, – сказал я. – А теперь, господа бояре, извольте к столу. Будем совет держать.
Глава 20
Курское городище и окрестности. Начало осени 2225-го года от Рождества Христова.
На совете мы почти ничего и не обсудили, так, познакомились, да я ответил на вопросы, которыми бояре засыпали меня. В основном их интересовали торговые льготы, которых, как оказалось, боярин Артем сумел добиться от Союза Торговых Городов. Ну и про то, не остановится ли поток рабов на меловые карьеры. Все-таки мел и мрамор – основа благосостояния Белгорода.
Я ответил, что с Союзом Торговых Городов я вполне в пристойных отношениях, и если война закончится так, что мы победим, то смогу добиться у них подтверждения прежних торговых льгот. По поводу же меловых карьеров сказал, что поток рабов только увеличится, потому что в ближайшее время, если уже не сейчас, наружу полезут разбойники всех мастей. И отправлять их мы будем именно сюда.
Тем же вечером белгородская дружина принесла мне клятву верности. Почти в полном составе, отказались присягать мне около двух десятков человек, в основном молодые. Я отпустил их на все четыре стороны, на помощь курскому князю они вряд ли придут, так что никакой особой угрозы для меня не представляют. Все получилось так, как я и рассчитывал, если считать вместе с боярскими дружинами, то пришел я сюда с двумя сотнями, а ушел почти с пятью.
Пять десятков дружинников из Брянска и Орла пришлось оставить под начало Ефима Сыча. Этого должно было хватить, чтобы оборонить крепость в случае чего, особенно, если учесть, что в городе была и сотня стражи. Да, это были ленивые парни, а старшие их, так вообще на воинов похожи не были, потому что заплыли жиром, к тому же я был уверен, что часть из них пошла в стражу только для того, чтобы бесплатно харчеваться в заведениях и брать взятки, но что-то они все равно смогут.
Белгород оказался странным городом для Пяти Княжеств. Если в других местах почитали воинов, и большинство бояр тоже были воинами, то здесь почему-то во главу стола становилась толщина кошелька. Хотя, если наместник оказался таким дерьмом, то нечего было и удивляться. Ничего, я был уверен, что Ефим Сыч сделает все, как надо, и постепенно мы очистим город, превратив его во что-нибудь достойное.
Чиновники, кстати говоря, покинули город. Собирались они под присмотром моих воинов, которых это, похоже, повеселило. Дружинники следили, чтобы они не взяли ничего лишнего, потому что на все имущество изгнанников я собирался наложить лапу. Так же, как бесцеремонно вломился на подворье убитого мной Кузьмы, выгнал оттуда его молодую жену с дочерью, всю прислугу, да перевернул все, тщательно обыскав.
Результаты обыска меня, если честно, озадачили. Я, конечно, предполагал, что местные чинуши набили себе мошну, но, когда обнаружил в несгораемом ящике городского головы аж три тысячи рублей… Это, между прочим, было больше, чем имелось у того же Дмитрия, который был брянским наместником. Да, понятное дело, что Дмитрий-то только-только расплатился с дружиной, но ведь и Кузьмы наверняка большая часть денег была в деле.