– Перебежчика поймали, Олег, – ответил, наконец, Лука Филиппович.
– Перебежчика? – переспросил я. – Это что, с нашей стороны кто-то к курским попытался сбежать? Кто-то из белгородских?
– Нет, нет, – сразу же заверил меня боярин Лука. – Наоборот, это один из курских выбрался из крепости, а дозоры его словили. Он требовал себя к тебе доставить, говорил, что у него важное что-то.
– Было у него при себе что-то? – спросил я. – Может письмо, может еще что-то?
– Того не знаю, – покачал головой Лука Филиппович. – Как только мне про него доложили, я сразу тебя побежал будить. Наши там, его обрабатывали, конечно, но он говорить отказывается, сказал, что только князю Олегу все доложу.
– Понятно, – сказал я, больше для того, чтобы успокоить его.
Понятно было то, что ничего не понятно. Может, действительно кто-то из курских от безнадеги, и чтобы в осаде не киснуть решил сдернуть через стену и попытаться нам что-то рассказать. А, возможно, наоборот, это какой-то хитрый план наместника Георгия. Например, чтобы убить меня. Приведут ко мне этого перебежчика, а он на меня набросится, и ножом по горлу. Всякое может случиться. Но на то я и князь, чтобы рисковать, ведь если князь не может отбиться от одного человека, то нечего ему зазря престол занимать. Да и поговорить все равно стоит.
– Сюда пусть его ведут, – сказал я, затягивая ремешки поддоспешника. – Я пока оденусь, заодно и послушаем вместе, что это за перебежчик.
– Хорошо, князь, – боярин кивнул и вышел из шатра.
Кольчугу я надевать не буду, все-таки тяжело в ней, а вот пластинчатый доспех надену. Поддоспешник все-таки не каждый удар выдержит, а так спокойнее будет. Нельзя давать врагу возможности подловить тебя на такой уловке и убить, нужно ко всему готовым быть.
Я как раз успел облачиться, повесить на себя пояс с мечом и боевым ножом и зажечь лучину, чтобы в шатре было хоть немного светлее. Конечно, жаровня была с углями, но она ведь для тепла, а не для света. А сейчас холодно уже, середина осени, приходится греться. Но и продухи открывать, чтобы не угореть, всякое бывает.
В шатер вошли четверо: боярин Лука, двое дружинников и тот самый перебежчик. Ну да, кто бы это еще мог быть, вели-то его с заломанными за спину руками. При свете лучины я смог его рассмотреть, как следует: это был немолодой человек в когда-то богатой рубахе, местами порванной. Да и морда его выглядела не лучшим образом, под правым глазом наливался синяк, на левой скуле была ссадина. Похоже, что мои парни его порядком помяли, когда брали. Сгоряча, а, может быть, и не поняли сразу, чего он хочет.
Однако с первого взгляда было ясно, что это не воин. И мозолей на руках не было от меча, и мышцы не так развиты, чтобы мог мечом махать. На любого из дружинников посмотри, когда они в рубахах, без доспехов. Ну и вообще на любого человека, что трудом физическим занимается: лес там рубит или еще что такое. А этот доходяга, худой совсем. Но то, может, от старости или болезней старческих.
– Кто такой? – спросил я, когда старика пихнули на пол, где он так и остался стоять на коленях.
Увидев меня, тот попытался поклониться. Нет, не похож он на убийцу. Отправили бы крепкого парня, тогда другое дело, а этот… Если только не послали того, кого вообще не жалко.
– Арсений, – ответил он. – Приказчик боярина Фомы Красного.
Ну, в то, что приказчик, верится, даже внешне похож. И наверное хозяин у него строгий, раз не растолстел на прибыльной должности. Хотя и у боярина Сергея приказчик был худой. А вот ни про какого боярина Фому Красного я не знаю. Может быть, боярин Лука знает?
Я повернулся к нему.
– Знаю его, – кивнул он, ответив на мой немой вопрос. – Боярин был порядочный, и отцу твоему служил верно. В походе молдавском участвовал, да и вообще много где еще. Я, честно говоря, удивлен, что он на стороне наместника. Думал, уж он-то на твою сторону встанет.
– Ошибаешься ты, боярин, что он на стороне наместника, – тут же встрял в разговор пойманный приказчик. – Не так все, на стороне князя он, пусть сейчас в городе и остался. Только что будет, если он открыто об этом заявит? Да убьют его, и все, со всей дружиной. И имущество отберут. Но меня он вас предупредить послал.
– Предупредить? – заинтересовался я. – О чем?
– Мне бы поесть, – вдруг жалобно проговорил приказчик. – Я с заката на крыше дома лежал, ждал, пока караул на стене сменится, а днем боярин мне есть запретил. Сказал, что если ранят в живот, то так точно не выживу, а так шансы есть.
– Правильно он тебе сказал, – кивнул я и решил соблюсти законы гостеприимства. – Слава, глянь, осталось ли что-нибудь в общем котле, и если есть, принеси ему миску. И ложку найди где-нибудь.
– Ложка у меня есть, – ответил перебежчик и достал из-за голенища сапога простенькую серебряную ложку.
Нет, видимо, где-то он все-таки подворовывал. Странно, что ее не отобрали мои, когда его ловили. Голенища-то по-любому проверили, мало ли, вдруг он там нож прятал. Хотя, могли и вернуть, почему нет. Если бы я приказал вывести его, да убить, все равно ведь все, что на теле, им бы досталось. А если бы он нам другом оказался бы, так своего грабить как-то неправильно.
– Вина хочешь? – спросил я.
– Можно, – ответил тот.
Я отошел к сундуку, достал из него меха, наполненные рейнским вином, налил немного в глиняную кружку и подошел к перебежчику. Если бы он хотел напасть, то это был бы самый подходящий момент, правда, тогда я разбил бы ему кружку об голову, и этим бы все закончилось. Но нет, он даже не дернулся, взял кружку вина и сделал глоток.
Скоро вернулся и Слава, принес миску с кашей, которую передал перебежчику. Тот принялся есть холодную кашу и уполовинил содержимое миски за несколько мгновений.
– Рассказывай, о чем предупредить меня хотел.
– Люди наместника на вылазку идти собрались, – сказал он, съел еще одну ложку и продолжил. – Они собираются камнеметы ваши сжечь. Вы ведь почти построили их, значит, скоро стены ломать начнете. А там и до того, чтобы город взять недалеко. Вот наместник и решил пойти на вылазку. Всей силой ударят, вас отбросить собираются от площадки, где камнеметы, а их сжечь.
Честно говоря, поверил я сразу, камнеметы – не просто оружие, это ключ к городу. По крайней мере, к внешней его части. И если их сожгут, это даст осажденным лишнее время. Возможно, что даже месяцы, потому что подвезти новое дерево мы сможем только когда земля подмерзнет и затвердеет. Людей у него достаточно, и я удивлен, почему он не сделал этого раньше.
– И когда они собираются идти на вылазку, днем или ночью? – спросил я. – И как скоро?
– Ночью, конечно, – ответил приказчик. – Через день, может быть, через два, как соберутся. Как боярину на совете об этом сказали, он сразу же мне приказал перебраться через стену и тебе об этом доложить, князь.
– А почему тебя отправили? – спросил боярин Лука. – Почему Фома не отправил кого-нибудь из своих дружинников, не воина?
– Так я старый, меня не жалко, – спокойно проговорил приказчик. – Он мне кинжал еще дал, но твои его отобрали. Сказал, если поймают, зарезаться самому, но ничего не рассказать. Поймали, но не те, кто внутри города, а твои. А я ведь к тебе и шел.
– Ты о том, что в городе знаешь? – задал я следующий вопрос. – Про оборону, про настроения среди горожан?
– Спрашивай, князь, все, о чем знаю, отвечу, – ответил Афанасий. – Все, как есть расскажу.
– Сколько воинов сейчас в крепости? – тут же спросил я.
– Четыре сотни и восемнадцать, – сказал приказчик и тут же принялся наворачивать остатки каши, как будто боялся, что ее у него отберут. – Из них двадцать три – это люди моего боярина. Они драться против тебя не будут, готовы на твою сторону встать.
– А ворота нам они открыть сумеют? – спросил боярин Лука.
– Нет, – покачал головой Афанасий. – Не откроют. Ворота хорошо охраняют, наместник боярам не доверяет. Умирать-то в бою никому особо не хочется, вот многие и думают, что если на твою сторону перейдут, а ты их вознаградишь. Но в открытую, конечно, никто в этом не признается.
– И много таких? – спросил я.
– А кто их знает, – пожал плечами приказчик. – Договориться между собой они не могут, боятся, что кто-нибудь наместнику доложит. Иначе действительно давно ворота бы открыли. Да и нужно же договориться перед этим, сигнал какой-нибудь подать, чтобы они ворота открыли, а вы в этот момент ударили и в город вошли. А не получится. Я обратно вернуться не смогу.
Честно признал, что не сможет. Значит, будет при войске жить, куда ему еще деваться. И на этот раз это лишний рот, потому что никакой пользы приказчик моей дружине принести не сможет. Драться он не умеет, это и так понятно, а для решения других вопросов у меня есть более подходящие люди.
– Люди что думают? – задал я следующий вопрос. – Не дружинные, а обычные горожане?
– Боятся, будут наместнику помогать, – ответил Афанасий. – Им рассказали, будто ты Орел разграбил. Это же неправда?
– Конечно неправда, – заявил боярин Лука. – Зачем Олегу свой же город грабить? Слухи распускает наместник, потому что хочет, чтобы горожане на его стороне остались. Но это ложь.
– А дружинники, которые из Орла приехали, говорили…
– Что им велели, то и говорили, – с какой-то грустью заметил я. – Если бы я вздумал город разграбить, то никого из вражеской дружины не отпустил бы, уж будь уверен. Мы думали, что они страху нагонят у курских, и хоть часть дружины на мою сторону перейдет, но нет, наместник умнее оказался. Ладно. Значит, ворота нам не откроют ни люди твоего боярина, ни горожане. Город брать придется. А еще и вылазка будет.
– А про боярича Никиту ничего не говорили? – вдруг спросил боярин Лука. – Его недели три назад захватили, когда мы в город пробраться пытались.
– Не говорили, – покачал головой Афанасий. – Про дружинника вашего захваченного знаю, он в тюрьме сидит. Ну и шуму же вы наделали, когда в город полезли, наместник думал, что туда несколько групп вошло, и что вы попытаетесь ворота отбить. Потом несколько дней еще ваших искали, думали, что внутри есть, но никого не нашли.