Туда я и отправился, после того как как раздал свои указания.
Так как кровь уже была остановлена, первым делом я занялся Камнем. С тем было проще всего, так как ран на нем не было, только шишка на голове, на которую я наложил примочку, после чего отправил здоровяка отлеживаться, строго настрого запретив при этом спать. Если уж его рвет, то не хватало, чтобы он во сне рвотой захлебнулся.
Оставалось надеяться, с головой у него все будет в порядке, и там нет внутреннего кровоизлияния или чего-то подобного. Если же такая беда случится, здоровяка будет не спасти, потому что я даже не знаю, что делать в таких случаях.
Впрочем, я сделал все, как говорила мать: проверил, одинаковые ли зрачки, приказал высунуть язык, а потом произнести несколько простых фраз. Задал пару вопросов, чтобы проверить, помнит ли он все. Язык высовывался нормально, говорил Камень тоже вполне внятно, да и прекрасно помнил, как получил по голове оголовьем меча, прежде чем скинуть одного из крымчаков вниз со стены.
Ответ мне его не понравился в первую очередь именно тем, что он в очередной раз вместо того чтобы сражаться как все, мечом, снова положился на свою силу и умения кулачного бойца. Год ведь уже с нами ходит, а все вместо того чтобы оружием пользоваться, норовит кулаком врага ударить или вот, как сейчас, со стены сбросить.
Но ругать Камня я не стал, не было у меня ни желания лаяться на раненого воина, ни времени, потому что следовало как можно быстрее заняться остальными. Так что я отправил его в другой шатер заодно приказав Женьке следить за ним и, если что, немедленно звать меня.
К тому времени. как я разобрался со здоровяком, вода уже успела вскипеть, и котелок с кипятком принесли мне в шатер. Тогда я занялся остальными. С Ефимом тоже все было не так сложно, потому что стрелу из него уже достали, и рану перевязали. Я, правда, снял повязку, поковырял в ране прокипяченными щипцами, чтобы убедиться, что в ней не осталось ничего лишнего, после чего промыл ее настойкой ноготков, напоил парня настоем валерианы и пустырника, после чего заново наложил повязку и отправил новика в тот же шатер, где уже лежал Камень.
А вот теперь нужно было приступать к Игорю. И, честно говоря, я не знал способа спасти его лицо. Шрам там будет точно, причем большой и очень бугристый, все-таки рубленая рана – это не шутки. Ему повезло, что он вообще на той стене не остался, могло ведь все гораздо хуже закончиться.
Я уже успел напоить его настойкой полыни и уложить на кровать, так что теперь он был в забытьи. У меня было некоторое время прежде чем горькая настойка овладеет его разумом, и он начнет метаться в бреду. Зато, он должен был ничего не почувствовать, ведь то, что ему предстояло, будет очень неприятно.
Первым делом я размотал повязку на лице парня и поморщился. Да уж, не повезло. Хотя могло гораздо хуже получиться, могли ведь и голову с плеч снести.
Щедро промыв рану настоем ноготков, я очистил ее от кровяных сгустков, после чего стал засыпать внутрь порошок из плесени, который купил в Киеве. Стоил он дорого и расходовать его стоило очень бережно, но это был именно тот случай, когда жалеть не стоило. Уж слишком плохая была рана, и в слишком неудобном месте находилась, чтобы прижигать ее кипящим маслом или каленым железом.
Мать вообще плохо относилась к прижиганиям, говорила, что это крайняя мера, когда человеку руку отхватили или ногу и спасти его уже нет никаких других средств. Раны такие заживают долго и тяжело, гноятся, и единственное, что в прижигании есть хорошего – это то, что кровь останавливается. Иногда это единственный способ спасти человека, но сейчас я собирался обойтись другим.
Я опустил в котел с кипятком иглу и нить, подержал там некоторое время, после чего вытащил с помощью щипцов и принялся зашивать рану. Даже несмотря на настойку полыни, новик чувствовал это, дергался, и мне пришлось сесть на него сверху, прижав руки коленями. Шил я раны раньше редко, так что получалось не очень-то красиво, но в данном случае было уже не до красоты. Быть бы живу.
Скоро я закончил, закрыв рану швом, и только после этого почувствовал, как умаялся. И ведь это только трое раненых были, а каково полевым лекарям приходится, когда счет на десятки или сотни идет? Нет, все-таки хорошо, что меня мать выучила, и я очень много для своих могу сам сделать.
Хотя, если за мной больше народу пойдет, придется помощников искать, а от этого никуда не денешься. Дорого же они мне встанут, лекари пусть и в обозе идут, но за свою работу берут ой как много.
Выбравшись из шатра, я кликнул двоих новиков, что сидели у костра и кашеварили, и приказал им отнести Игоря к остальным раненым. Там будет Женька, он за ними, если что, присмотрит.
Сам я двинулся в ту часть лагеря, где расположились люди Степана. Само войско уже выглядело не так безмятежно, как в прошлый раз. Люди сновали туда-сюда, таскали кипяток, чистые полотнища и прочее, что должно было быть использовано при обработке ран. Большие ли потери понесли наемники, я не ведал, потому что спросить об этом было не у кого, а сам я участвовал в драке только на небольшом участке стены. Но у нас они были велики, даже с учетом того, что нам удалось пробиться на стену.
А что, если крымчане сейчас вылазку устроят? Спустятся со стены полусотней, да до лагеря доберутся. Нет, конечно, таким количеством народа они наше войско не уничтожат, но вот строящиеся камнеметы поджечь вполне могут. И труд последней недели псу под хвост пойдёт.
Хотя, если подумать, не до камнеметов и вылазок сейчас врагу. Они ведь тоже раненых обихаживают, да убитых считают. Нет, правильно говорил боярин Лука, что штурм – это последнее дело, только когда других надежд взять город с меньшей кровью нет. Вот сейчас вроде были и били не в полную силу, и отступили скоро очень, а сколько народа-то поранили и поубивали у нас…
Скоро я добрался до шатра, где Степан угощал меня пивом. Там меня остановил один из наемников его отряда, но как его звали я не знал. Зато он, очевидно, знал меня, причем даже по имени.
– Зачем пришел, Олег? – спросил наемник.
– Видел, как капитана вашего ранило, – ответил я. – Я лекарь, помочь хочу.
– Поздно помогать, – ответил наемник и стащил с головы шлем. – Нет больше у нас капитана. Стрела ему легкое пробила, лекари сказали, что нет смысла пытаться это лечить, да и времени у них нет на такого тяжелого, тут бы легких спасти, пока они сами тяжёлыми не стали.
Стрела в легкое. И Игнату легкое прорезали, так что кровь унять не удалось. Вот ведь зараза, не знаю я, как такие раны лечить, не умею. Даже кость сломанную составить могу правильно, а в живот или грудь раны не умею. И мать моя мало что могла сделать.
– Точно Степан умер? – спросил я. – Может, без памяти просто?
– Точно, – ответил наемник. – Ты что же, думаешь, мы живого от мертвого отличить не можем?
Шлема на мне не было, так что и снимать мне было нечего. Я только потупил взгляд в землю и помолчал немного, чтобы отдать дань уважения погибшему воину. И ведь со стены слезть уже успел, да нет, стрелой достали. А если бы я своим стрелкам приказал за всей стеной наблюдать, может, этого и не случилось бы?
С другой стороны, когда им наблюдать, если мы уже отходить стали, и стрелки в щиты впряглись?
Хотя, может, если б мы задержались, такого и не случилось бы. Но у меня свои раненые были, нужно было их срочно уводить.
– И что теперь делать думаете? – спросил я, наконец, решив, что молчание уж слишком подзатянулось.
– Да хрен его знает, – ответил наемник. – У нас со всего отряда пятнадцать человек в строю осталось, да еще пятеро раненых, не знаю, долго ли они проживут. И капитана своего мы потеряли. Остается либо уходить, потому что мы тут никому особо не нужны, либо к чужому отряду прибиваться.
– Так айда ко мне, – предложил я. – С долей в добыче не обижу, если что. Да и вы сами знаете, я из своих людей никого не обижаю.
– Нет, Олег, – наемник слегка улыбнулся, но улыбка эта была очень грустная. – У тебя ведь не наемников отряд, а дружина, все это уже знают. И за тобой люди не из-за денег и добычи идут, а потому что в верности тебе клялись. А если и мы поклянемся, то ты над нашими жизнями полную власть иметь будешь. Для нас это, сам понимаешь, не годится. А так мы в любой отряд влиться можем, потери же не только у нас есть. Только вот проблема в том, что…
Он вдруг замолчал и поморщился, будто сказал что-то лишнее. Что-то такое, чего мне он рассказывать не собирался. Но я решил все-таки додавить его. Во-первых, мне нужно были опытные воины, пусть и пехотинцы. Сколько раз боярин Лука мне говорил, что города берет только пехота, и если собирать большую армию, то лошадей для всех нам попросту не прокормить.
Ну невозможно столько сена заготовить и овса, чтобы, например, полтысячи лошадей накормить. И, никуда не денешься, придется разделять конницу и пехоту. Конницу использовать в поле, где она правит железной рукой, а пехоту на осаде городов.
А во-вторых, интересно мне стало, с какими проблемами вообще наемники сталкиваются. Я был почти полностью уверен, что это связано именно с выплатами. Насколько я знал, договор с наемниками заключается на определенное количество народа и на имя капитана. Вопрос только в том, что становится с договором, если капитан умирает, как это случилось сейчас. Расторгается ли он? Да черт его знает.
– Да говори, в чем проблема, – сказал я, слегка надавив на наемника голосом.
– В том, что тогда оплачивать наши услуги уже не по нашему договору будут, – наконец, решился он продолжить. – Сам подумай, капитана своего мы не уберегли, треть отряда потеряли. Если сейчас в другой отряд вольемся, то крохи получим. Если уйдем, то вообще ни гривны нам не видать.
– Я с киевским мэром знаком, – проговорил я. – Могу попытаться продавить, чтобы вам всю сумму заплатили. Вы ведь не где-то людей потеряли, а на стенах Херсонской крепости, и не просто так, а приказ воеводы выполняя. Значит, и заплатить вам тоже должны.