– Да кто его знает, – вздохнул наемник. – Вообще, нам и Степан перед смертью сказал, чтобы мы к тебе в отряд шли. Говорил, дайте ему клятву на верность, он вас не обидит, Олег человек правильный. Кто-то так готов был сделать то, что Степан сказал, но половина из тех, что в строю, не готовы. В их числе я и, честно тебе скажу. Не по душе мне в дружину идти, я к вольнице наемничьей привык.
– Ну, дело ваше, – пожал я плечами. – Если решитесь, я здесь буду, никуда пока уходить не собираюсь.
– Спасибо, Олег, мы подумаем, – кивнул воин. – Ну и за то, что к нам с помощью прийти хотел, тоже спасибо. Степан бы оценил это, будь он с нами сейчас. Вот ведь паскудство, мы же с ним уже восемь лет как ходим, в Польше воевали не раз, в Румынии. А умер он, считай, на родине, под Херсоном. Да еще и от крымской стрелы. Ты мне вот скажи вообще, откуда у крымчаков граненые бронебойные стрелы?
– Подозреваю, что из грузов с оружием, которые в Крым местные купцы отправляли, – ответил я.
– Это как? – не понял воин. – Зачем им врагам своим оружие вообще отправлять?
– Да просто все, – пожал я плечами. – Пытались они один из родов крымских приподнять, чтобы те власть на всем полуострове взяли. Из тех родов, что не больно-то с Союзом Торговых Городов воевать желали. Ну и чтобы, значит, в союз с этим родом войти, да полуденные свои границы обезопасить. А крымчане, значит, это же оружие против купцов повернули, две заставы вырезали и Херсон взяли.
– Вот ведь ублюдки, – качнул головой наемник. – Значит, они сами на свою голову крымчан оружием снабдили, а нам теперь здесь, под стенами Херсона умирать? Нет, как-то неправильно головы у купцов работают, как ни крути. Лучше бы раньше наемников бы подняли, да на Крым отправили. Мы бы там камня на камне не оставили бы, и оттуда уже никогда угрозы не было бы.
– Перехитрили себя сами купцы, – вздохнул я.
Не понравилось мне выслушивать кровожадные планы наемников. Главное богатство земли – это люди, а крымчанам его крепко достанется, как только окажется взят Херсон, и вся эта наемничья вольница отправится на полуостров. Скольким людям придется отправиться на чужбину в составе полона, а скольких попросту вырежут? А все потому что кому-то казалось хорошей идеей пограбить своего полуночного соседа, который уж слишком разбогател на посредничестве при торговле между разными странами.
– Ладно, политика это все, – в тон мне ответил воин. – Даже непонятно, как такие прожженные в политике люди, как тот же мэр киевский, не ожидал, что их же оружие против них и обратят.
– Видимо, как-то так вышло, – пожал я плечами. – Может быть, недопоняли чего-то купцы в тамошних раскладах. А, может быть, и поменялось что-то резко. Может был у власти у рода этого человек, который хотел с купцами союзничать, да умер. А место его занял человек, который наоборот купцов только грабить желал. Сам же говоришь, политика это все, тут дела, бывает, резко меняются.
– Это да, – вздохнул воин. – На похороны-то к Степану придешь? Мы его собираемся на кладбище городском закопать сегодня под вечер. Пусть рядом с уважаемыми людьми лежит. Остальные бы еще тела достать, да крымчане не дадут к стене подойти.
– Приду, – решил я. – Думаю, он не против был бы.
Глава 10
Союз Торговых Городов. Херсон. Середина лета 2225-го года от Рождества Христова.
Я сидел в собственном шатре и перебирал флаконы с настойками разных лекарственных трав. Получалось так, что потратил я уже немало и, если дальше все пойдет так же, то потрачу еще больше. К счастью большую часть моих запасов мы сможем пополнить по прибытию в Киев или по дороге туда, закупив у местных лекарей уже засушенных лекарственных трав. А в Киеве, на своем подворье, я уже смогу приготовить из них лекарства. Это и много времени не займет, и заодно передохнем прежде чем двигаться дальше.
Хотя, как по мне, так получалось, что никуда в этом году мы уже можем и не пойти. Если осада затянется на несколько месяцев, то наступит осень и дороги раскиснут. Распутица – вещь такая, она каждый год случается. И придется ждать зимы, пока все не покроется снежным покровом и грязь не затвердеет.
Это остальным наемникам хорошо, они на полдень собрались, в Крым, где тепло. Да и по рекам туда можно добраться, если ладьей править умеешь. Даже и осенью, почему бы и нет, если уж готов жизнью в бою рисковать, то и тут ей рискнуть особо ничего не стоит. А распутицы там долго не будет, там же море вокруг, думаю, даже потеплее, чем в Молдавии.
А я в Крым не собирался еще и потому, что лошадей кормить мне там будет нечем. Не брать же мне добычу фуражом в самом деле, это глупо получится. Только зря жизнями своими рисковать будем, не стоит оно того, да и вообще не стоит, пожалуй. На нашу долю все равно много добычи не получится.
Весь вчерашний день прошел в трудах, я следил за больными и к вечеру понял, что все должно обойтись, и они должны выжить. В строй их, правда, ближайшую пару недель не поставишь, но мы под Херсоном явно не на одну неделю застряли.
Дозоры были разосланы, караулы расставлены, люди в лагере продолжали заниматься своими делами. Кстати, охотники мои вернулись с добычей, как оказалось, они расставили силки по окраинам ближайших полей, а потом им повезло наткнуться на следы кабаньей семейки. Так что успели они подбить двух подсвинков, прежде чем кабаны разбежались. Оба этих поросят были зажарены на вертеле, а печенью я накормил раненых бойцов, им полезно будет, они крови много потеряли.
Вечером я сходил на городское кладбище, которое оказалось достаточно большим, пусть и находилось чуть в стороне от города. Тем временем люди Степана уже успели выкопать могилу, куда и положили бренное тело своего капитана. Кто-то сказал речь, потом меня, как единственного постороннего попросили сказать пару слов об этом человеке. Я уж расстарался, сказал. каким храбрым и могучим воином он был, как побивал врагов, и каким хорошим другом оказался. После этого могилу мы зарыли, поверх нее положили большой валун, принесенные от реки, на котором один из наемников, у которого случайно оказались инструменты для резки, выбил его имя.
Потом мы выпили на всю компанию две бутылки вина, просто чтобы помянуть командира, и разошлись.
Причем, во время этого сборища, ощущения у меня были двоякие. С одной стороны, я понимал, что всех нас объединило общее горе, но с другой, было у меня такое чувство, будто ко мне внимательно присматриваются. Хорошо, что я поговорил с одним из наемников, которого, как выяснилось на похоронах, звали Тимофеем, и знал, что Степан перед смертью сказал им присоединиться к моему отряду.
Не нужно было обладать особым умом, что поэтому они ко мне и присматриваются. Кто-то, потому что действительно были готовы принести мне клятву верности, другие скорее потому, что пытались понять, чего же их погибший в бою капитан нашел в этом сопляке. А с точки зрения этих наемников я был именно что сопляком без особого боевого и жизненного опыта.
Если подумать, то в чем-то они были правы, и во главе нашего отряда гораздо лучше смотрелся бы боярин Лука. Вот по нему с первого взгляда видно, что он и человек опытный и рубака лихой. Да только вот сын княжий не он, а я. А боярин Лука пусть рода и древнего, но на княжение никак претендовать не может. Мои-то права до сих пор представляются мне достаточно спорными, чего уж говорить о нем.
Перед тем как мы разошлись, ко мне снова подошел Тимофей, и до лагеря мы дошли уже вместе. Он расспросил меня, сколько людей мы потеряли во время попытки штурма стены. Когда я сказал, что мы не потеряли ни одного человека он не поверил, пришлось добавить, что раненые среди нас все-таки были. Ну и объяснить, что почти все время, что мы сидели на Ямпольской заставе, мы тренировались именно в штурме крепостей и том, чтобы эти самые штурмы отбивать.
Также я сказал, что все раненые в скором времени вернутся в строй. Тимофей кивнул, похоже, он оценил это, хотя моей заслуги, честно говоря, во всем случившемся не было. Шли бы мы первыми и попали бы под котел кипятка, вылитый с крепостной стены, так вообще никого в живых не осталось бы.
Решив, что я, наконец, закончил с проверкой запасов лекарств, я убрал все пузырьки и флаконы обратно в сундучок, который прихватил еще из дома матери, после чего закрыл крышку. Однако не успел я убрать сундук обратно в седельную суму, где он и хранился, как полог палатки распахнулся и внутрь ворвался Степан, которого я отправлял в караул у крепостной стены.
– Княжич! – заорал он. – Там такое! Такое!
Парень задыхался, похоже, что он пробежал через весь город от крепостной стены до нашей части лагеря. Ну да, новики у меня были крепкие, потому что гоняли их нещадно, вдалбливая в головы, что первым в бою умирает тот, кто первым устанет. И что лучше уж уставать во время тренировок, чем в бою.
– Что случилось? – спросил я. – Крымчане идут? Подкрепление пришло? Да говори уже!
– Нет, крымчане в городе сидят, – чуть отдышавшись, махнул рукой Степан. – Только там на стенах. Нет, лучше сам сходи посмотри, тем более, что все наемники, что в караулах стояли, тоже побежали своих капитанов звать.
– Так это что, за воротами никто не следит что ли? – удивился я.
– Нет, кто-то остался, – ответил новик. – Но ты все равно сходи посмотри. И еще там главный из крымчаков на надвратную башню вышел. Потребовал воеводу к себе, значит, говорить будут.
– Хорошо, – ответил я, на всякий случай навесил ножны с мечом на пояс и двинулся прочь из шатра.
Лагерь пришел в движение, караульные действительно подняли всех на ноги, и капитаны отрядов шли в сторону улицы, ведущей к надвратной башне. Я присоединился к толпе и скоро мы вышли к ней. Но приближаться к воротам люди все равно опасались, потому что понимали, к чему это может привести.
Я оторвал взгляд от толпы, посмотрел на стену и тут же сбился с шага и одновременно почувствовал, как меня затрясло. Вот ведь ублюдки, ну это же никуда не годится. Неужели они не понимают, что теперь, если мы Херсон возьмем, то уже никого в живых не оставим?