Волки действительно шли, приманенные запахом крови, который разносился на очень большое расстояние. Они вот-вот должны были появиться на месте засады. Внезапно для самого себя я почувствовал, что меня охватывает азарт.
Но тут с той стороны, откуда доносился волчий вой, послышался человеческий крик полный боли, а следом – разъяренное рычание. Я вскочил с места, подхватывая копье, следом за мной из зарослей кустарника выскочил Ромка. Как выяснилось, я был не единственным, кто поступил так же: все охотники покинули места засады, и теперь мы, растерянно озираясь, стояли на поляне. Все десять человек были на месте.
– Видимо, наткнулись на кого-то, – проговорил Петр.
– Разжигайте факела, и пошли, – решительно мотнул я головой. – Судя по крику, это недалеко где-то, может спасти успеем.
– Свои все здесь, это чужой кто-то, – заметил Никита. – Надо нам оно, драть его в гузно?
– Человека волку на съедение оставлять – не дело, – поддержал меня Петр. – Идем!
Ромка застучал огнивом, разжигая огонь, от одного факела мы распалили все остальные и двинулись на помощь неизвестному страннику. Я как-то оказался первым, бежалось легко, прохладный воздух, пахнущий хвоей и прелой лесной подстилкой, только бодрил. А ведь не так давно я и версты пробежать не мог, чтобы не запыхаться.
Скоро я оказался на другой поляне, где и находились голодные звери и их жертва. Какой-то мужчина в темной стеганой куртке лежал на земле, в ногу ему вцепился один волк, а второй изо всех сил рвался к горлу, но локоть, засунутый в пасть, мешал зверю добраться до жизненно важной точки. Я обернулся и понял, что вырвался далеко вперед, остальные за мной не поспели.
Насчет численности стаи следопыты боярина Луки не ошиблись, их действительно было чуть меньше десятка. Однако на нас двоих хватило бы, тем более, что звери, как только я появился на поляне, переключились на новую жертву. На меня, то есть.
Я выбросил вперед руку с копьем, метясь в волка, но зверь каким-то непостижимым образом увернулся, отпрыгнул в сторону и рванулся вперед. И тогда я ткнул горящим факелом прямо в его оскаленную морду.
Резко завоняло паленой шерстью, волк развернулся и, поскуливая от боли, кинулся бежать. Понимая, что мужчина долго не протянет, я швырнул копье, которое с хрустом пробило тело волка, пытавшегося добраться до горла незнакомца, и сразу же оказался один на один с другим зверем. Из оружия у меня оставался только нож.
Не знаю, что заставило меня поступить так. Может быть, то, что волк, со вздыбленной на холке шкурой и с оскаленными зубами напомнил мне волкулака, убившего мою мать, а, может быть взыграл тот самый охотничий азарт, но меня вдруг затопила вспышкой дикой ярости.
Тогда я бросил факел на землю, рванул навстречу, упал, подминая под себя волка, просунул плечо левой руки ему в пасть, надеясь, что стеганый поддоспешник защитит меня от повреждений, а правой вытащил длинный нож, висевший на поясе. Ударил один раз, второй, зверь жалобно завизжал, больше не пытаясь меня достать. Наоборот, он пытался вырваться, сбежать от человека, с острым железом, которое принесло ему столько боли, но я не давал твари шансов и раз за разом продолжал вгонять клинок в его тушу.
Когда зверь обмяк, я, наконец, успокоился и смог осмотреться. Остальные охотники догнали меня, стая отступила, оставив на земле полдесятка волчьих туш, пробитых копьями. Факел мой тоже уже затоптали, чтобы пожар не начался.
Мужчина же лежал на земле, кажется, он потерял сознание. Кровь толчками вытекала из раны на ноге, чтобы спасти незнакомца, нужно было действовать немедленно.
– Эй, я его знаю, – проговорил вдруг Никита, вглядываясь в лицо мужчины. – Это Ян, он у Орловского наместника ловчим работает.
– Веревку дайте мне, – попросил я, поворачиваясь к кому-то из дружинников Луки.
Кто-то тут же сунул мне в руку искомое. Подхватив с земли первую попавшуюся палку, я обломил ее так, чтобы она была с ладонь длиной, после чего обмотал веревку вокруг бедра раненого и закрутил вокруг деревяшки. Кровь тут же остановилась.
Я проверил разодранный рукав куртки мужчины, но она к моему удивлению выдержала: волчьи зубы повали только верхние слои ткани. А вот кость ему, похоже, сломали.
– Бересты на лубки надо бы, – я повернулся.
– Ты ему, что, помогать собираешься? – спросил Никита. – Это же враг. Он, может быть, нас здесь и разыскивал.
– Пока он нам не сделал ничего, это не враг, – помотал я головой. – Рубите слеги, будем носилки делать.
– Ты его собираешься в наше укрытие вести? – спросил один из дружинников Луки.
– Да, – кивнул я. – Не здесь же его бросать. Если боитесь – глаза завяжите, потом в избе запрем, он и не узнает где он.
– Говорят, что волкулаки – это люди, которых волки покусали, – проговорил вдруг Никита. – Если человек покусанный волками умрёт, то на следующую ночь сам зверем станет.
А вот это заставило меня задуматься. Говорили, что волкулаки идут откуда-то с северных земель, что они рождаются на руинах старых городов, которые, как я узнал из книг в обители, называются Москвой и Ленинградом. Еще сказывали, что в путь их гонит неутолимый голод, поэтому они и нападают на людей. Но ведь не зря тварей сравнивают с волками? Может быть, действительно, дело в этом?
– Ты, Никита Лукич, боярин, а, значит, человек боя. И дело твоё – смердов от всяких напастей защищать, – заявил я, подумал немного и добавил. – Ну и если умрёт он, никто нам не помешает тело сжечь. Мы в лесу, дров везде много, вот и сложим ему погребальный костёр. Из пепла же он не соберется.
Кажется, мои доводы смогли убедить остальных. Пётр отошёл в сторону, и скоро вернулся с берестой, из которой мы сделали лубки и уложили в них пострадавшую руку Яна. Кто-то еще срубил длинные тонкие деревца, очистил их от веток. Сверху мы положили кусок холстины, в который планировали завернуть добычу, завязали толстую и плотную ткань узлами, чтобы на нее можно было уложить человека.
Остальные тем временем принялись свежевать павших зверей. Волчатину есть из нас никто не станет, так что смысла тащить туши до укрытия нет, а вот шкуры – штука ценная. Во многом ради них эта охота и затевалась.
Нет, можно, конечно, сделать и чучело, за которое любой зажиточный горожанин без всякого торга выложит круглую сумму, но мороки с этим очень много. А так шкуры хоть на одежку пойдут. Полушубок там справить, все богаче будет выглядеть, чем овчинный тулуп.
Но я ждать остальных не стал, нужно было как можно скорее отнести раненого в безопасное место, где можно будет заняться им, как следует. Ромка и Петр взялись тащить носилки, и мы втроем двинули к деревеньке.
Глава 8
Орловское княжество. Укрытие мятежного боярина Луки. Середина весны 55-го года от Последней Войны.
Глаза мы пленному тоже завязали, правда, он все равно еще не пришел в себя, даже не стонал, несмотря на то, что несли его по кочкам и колдобинам. Только тяжело дышал. В свете факела, который я нес, выглядел мужчина неестественно бледным, что в общем-то было понятно: крови он потерял много, и подрал его волк хорошо. Да и рука наверняка болела.
Я обдумывал, как именно лечить мужчину. Что делать при кровопотере я знал, вправлять сломанные кости тоже более-менее умел. Мне не один раз приходилось принимать в этом участие, потому что у матери не всегда получалось в одиночку справиться с дергающимся и воющим от боли больным.
– Что-то случилось? – спросил боярин Лука, когда увидел, что с охоты возвращаются только двое, да еще и с носилками. – Где остальные?
– Все в порядке, – ответил я. – Побили волков, остальные сейчас свежуют их, скоро вернуться должны.
– А на носилках кто? – боярин даже вышел вперед, видимо, волновался, что кто-то из его дружинников, а то и, упаси Красный Телец, сам сын пострадал. И тут же сам ответил на свой вопрос. – Надо же, боярин Ян. Как вы его нашли-то?
– Боярин? – удивился я. – А твой сын сказал, что это ловчий у орловского наместника.
Мы двинулись к выделенной нам хате, Лука пошел следом. Лучше бы, конечно, разместить раненого в единственной белой избе во всей деревне, но я не был уверен, что боярин на это согласится. Да и, учитывая кровожадные намерения Никиты, лучше чтобы раненый находился под нашим присмотром.
– Да так и есть. У него от всего боярства один лишь титул остался, – ответил тем временем Лука. – Поместье у него отняли за отцовские долги, дружину он, естественно, тоже не набрал. А так как сам в молодости постоянно по лесам со свитой носился и охотился, вот и занялся единственным делом, которое умеет..
Мне как-то и не могло прийти в голову, что боярин может настолько обнищать, чтобы ему пришлось наниматься на должность ловчего. Да и вообще, слова “бедный” и “боярин” никак не могли стоять рядом. Все бояре, которых я до этого видел, они ведь и богатыми были, и с дружинами сильными.
– Он на пути волков оказался, – сказал я. – Мы в засиде сидели, потом крики услышали. Побежали туда, а там этот от стаи отбивается. Вот и принесли его сюда.
– Ну, раз принесли, обратно не уносить же в лес, – почесал голову Лука Филиппович. – Что, сильно его погрызли?
– Сильно, – кивнул я. – Ногу очень сильно, и, кажется, руку сломали в локте.
– Это плохо, значит, из лука он больше не стрелок, – покачал головой боярин. – А жаль, стрелком он был знатным, трижды первые призы брал, когда наместник орловский соревнования по стрельбе устраивал. Ты его тоже лечить возьмешься?
– Возьмусь, – пожал я плечами. – Не относить же его обратно в лес, ты сам сказал.
– Вообще, не хотелось бы мне, чтобы он про укрытие наше узнал, – задумался боярин. – Он ведь следопыт хороший, может и найдет дорогу сюда.
– Не узнает, затем мы ему глаза и завязали, – ответил я. – Встать он в ближайшее время не сможет, будет в постели лежать. А как поправится, так мы его выведем куда-нибудь с завязанными глазами, и пусть хоть до седьмого пота ищет.