здно татары и до наших доберутся. Может быть, даже и до Васильевского села.
– Понимаю, – сквозь зубы ответил я, снял со спины самострел, натянул тетиву и наложил болт.
Остальные поступили так же, как я. Теперь у нас было два десятка выстрелов, и, если повезёт, этого будет достаточно, чтобы покончить с разбойниками. Если нет, разбираться с ними придётся уже в рукопашную.
Наконец, за беленым забором мелькнула и упала зелёная тряпица. Это был тот самый сигнал, которого мы ждали.
– Пора, – выдохнул я, высунулся из-за забора и выстрелил как раз в того богатого татарина, который бил женщину плетью.
Тот успел в последний момент дернуться в сторону, но недостаточно быстро, поэтому болт угодил ему в плечо и вышиб из седла. Татарин свалился на землю да так и остался лежать.
Слитного залпа у нас, конечно, не получилось, но так было даже лучше, иначе воины наверняка принялись бы выцеливать тех татар, что были одеты побогаче, а остальные остались бы без своей доли смерти с оперением. Все-таки о добыче все поняли, а имущество убитого в бою переходило к победителю.
Я поймал себя на том, что тупо смотрю, как разбойники один за другим валятся на землю. Спохватился, зацепил тетиву за крюк на поясе, наклонился, уперся ногой в стремя самострела и резко выпрямился. Наложил второй болт из колчана, высунулся, но стрелять было уже не в кого: большинство разбойников валялись на земле, только двое или трое самых удачливых попрятались за колодцем. Дальше им бежать было некуда.
Согнанная татарами в центр деревни толпа, оставшись без пригляда, принялась разбегаться в разные стороны. Люди спешили укрыться от летящих со всех сторон самострельных болтов, хотя по селянам как раз-таки никто не стрелял. Началась суматоха, свою лепту в которую вносили крики раненых, которых топтали ногами.
Я прицелился в сторону колодца выстрелил на удачу, но не попал. Ну да, не на что было надеяться, да и далековато тут для точного выстрела, как ни крути.
– За мной! – приказал я, закинул самострел за спину, подхватил с земли валяющийся на ней щит и, схватившись рукой за верх забора, перебросил через него свое тело. Удостоверился, что остальные последовали моему призыву и скомандовал. – Рать, стройся!
Все-таки не зря Игнат и остальные старики столько времени потратили на занятия с молодежью. Посреди улицы почти моментально выросла стена щитов, укрываясь за которыми мы двинулись к спрятавшимся за колодцем разбойникам. Один из них высунулся и метнул стрелу, которая прилетела в мой щит, но не пробила его, а завязла в толстом дереве.
Тут о себе напомнили и братья-лесовики с боевыми холопами боярича Никита, снова обстреляв укрытие татар из самострелов и луков и заставив их залечь.
– Быстрее надо, – сказал Игнат. – Пока спохватиться не успели.
– Рать, бегом! – закричал я, и сам ринулся вперед.
Бежать, не ломая строя – то еще искусство, но и на это моя маленькая дружина оказалась способна. Крича на полтора десятка луженых глоток, мы преодолели расстояние до колодца и вступили с разбойниками в бой.
Игнат долбанул первого попавшегося на пути татарина щитом и тут же добавил ему по макушке навершием меча, после чего разбойник свалился на землю и затих. Второй же достался мне. Одним ударом я перерубил лук, которым татарин попытался защититься, и тут же вогнал острие клинка ему в грудь. Провернул, выдернул, стряхнул капли крови и остановился.
Все, кончились враги. Я вдруг почувствовал себя так, будто из меня вытащили какой-то внутренний стержень, будто все кости растворились, и тело мое удерживается вместе только тонкой пленкой кожи, будто вода в бычьем пузыре. Боевая горячка сошла на нет, как будто ее и не было, строй распался.
– Командуй, княжич, – прошептал Игнат. – Тебе голову нельзя терять.
Командовать? А что командовать-то? Раньше после боя мы принимались врагов обыскивать, да добычу делить, а тут вообще неясно что делать. Хотя, враги-то вон, валяются, надо с ними еще разобраться. Да и своих бы проверить, нет ли никого раненых.
– Раненые есть? – как можно громче спросил я.
Мало ли, не заметил кто в горячке боя, а у него стрела в пузе… Но нет, молчат все, никто ничего не говорит, значит, без потерь сработали. Это хорошо, что татары нападения не ожидали, да нам их с двух сторон расстрелять удалось. Ну и то, что командиров первыми выбили, конечно. Да и не воины это, разбойники, не ожидали они здесь на дружину наткнуться…
– Врагов проверить, если есть кто живой, вяжите и тащите сюда, к колодцу! – принялся я приказывать. – Добычу, которую они с деревни взяли, не дербанить, все возвернем. Все, что на трупах найдем, наше. Боярин Лука, ты со своими людьми дозоры расставь, на случай, если это не вся шайка, а еще кто-то придет. Чтобы они нас не расстреляли, так же как мы их. И лошадей поймайте, пока не разбежались. Хорошие лошадки, нам пригодятся.
– Надо остальных сюда позвать, – шепотом подсказал старик. – Тех, что с лошадьми и повозкой остались.
– Ефим, съезди к нашим, пусть лошадей и повозку сюда везут, – приказал я одному из новиков. – Тут колодец есть, хотя бы напоим лошадей.
Дружина разошлась исполнять приказы, оставив нас с Игнатом вдвоем. Старик принялся сноровисто связывать того из татар, которого он оглушил ударом по голове. Ну, хоть один пленный есть, допросить бы его… Только как его допросишь, если он нашего языка не знает?
– Игнат, ты татарский знаешь? – спросил я у старого воина.
– Нет, не знаю, княжич, откуда, – помотал головой тот. – Стар я уже языки учить, да и не разговаривали мы с ними, бились больше.
Из ближайшего дома, того самого с белеными стенами, вышел мужчина с повязкой на голове и, пошатываясь, двинулся к нам. Похоже, что спрятал в доме семью, а потом пошел разбираться с тем, кого надо благодарить за помощь. Когда он подошел поближе, я смог разглядеть, как крепко ему досталось: помимо повязки на голове, один глаз заплыл настолько, что даже не открывался.
– Благодарствую тебе за помощь, боярин, – обратился он ко мне.
– Князь, – поправил его Игнат, который как раз закончил связывать пленного и выпрямился, отряхивая руки. – Князь, селянин, князь. Не боярин.
– Прощения прошу, – пожал тот плечами. – Вовремя вы на татар поганых налетели, они нас уже вязать и в степь тащить собирались. И за себя спасибо говорю, и за семью свою, и за остальных из села.
– За остальных из села, это ты правильно подошел, – сказал я. – Вижу досталось тебе, но времени отлеживаться сейчас нет. Пройдись по домам, или куда там остальные укрылись, и скажи, чтобы скарб свой, которые татары повытаскивали, забирали. Ни к чему он нам.
– Благодарствуем, – снова повторил селянин и низко поклонился. Чуть не упал, видимо, голова закружилась, но все же смог удержаться, выпрямился и повторил. – Благодарствуем, князь, что деревню разорять не стал. Все, чего ценного было, вынесли поганые.
Ну да, мы по праву сильного забрать все себе могли, тем более, что селяне и так получили самый большой подарок, который только можно придумать – освобождение из татарского плена.
– Иди, иди, – отпустил я мужика. – Только аккуратнее, не свались там, не расшибись.
Селянин, мелко кивая, двинулся прочь, воины мои уже крутили пленных татар, которых оказалось неожиданно много: кого доспех спас, а кого задело вскользь. Как ни крути, но с самострельным болтом, засевшим в руке или ноге воевать уже несподручно.
– Уж больно ты добр к селянам, – сказал Игнат. – Все имущество им оставил.
– Так у них и так жизнь тяжелая, дядька, – ответил я. – Живут здесь, на окраине, торговых путей нет, князя над ними нет, чтобы от разбойников защитил, так еще и татары сюда наведываются, оказывается.
– Так-то оно так, – согласился старый воин. – Но селян в строгости держать надо. Чтобы знали, что их дело – воинов кормить, а те их уже защищать будут.
– Вот, вернем отцовский престол, я с этих селян сторицей все возьму, – ответил я. – Присоединим земли Воронежские к своим, хотя бы окраинные. И села местные данью обложим, а то пока ее кто попало собирает: то человек-медведь заведется, то татары придут.
– Побегут тогда селяне, – ответил Игнат. – Дальше в сторону ордынских земель побегут. Тут и так живут те, кто под княжьей рукой не хочет.
– Те, кто поглупее, побегут, – согласился я. – Но нам дураки и не нужны. А кто поумнее, останутся, если поймут, что князь – не только тот, кто мыто собирает, но и тот, кто от напастей оборонит, разбойников повыбьет, да и вообще…
– Княжич, – Степан оторвался от кучки воинов, собравшейся на площади вокруг пленных и махнул мне рукой. – Княжич, там один из татар по-русски говорит. Хочет с главным нашим поговорить.
– Ну пойдем, поговорим, – пожал я плечами, и мы вместе с Игнатом двинули через площадь.
Когда мы подошли, дружинники мои расступились и пропустили нас к сидящему на земле татарину. Узнал я его с первого взгляда – тот самый всадник, что бил женщину плетью. Он отличался от остальных татар: те были чернявые, с плоскими лицами и узкими глазами, а этот наоборот – светловолосый, высокий, с правильными чертами лица. Да и глаза у него были зеленые. Встретил бы где-нибудь в Брянске, ни за что татарина не признал бы.
Вид он пытался принять гордый и независимый, чему изрядно мешали кровящая рана на плече и испачканная в дорожной пыли одежда. Да и оружие у него понятное дело уже отобрали, а вот доспеха пока не сняли: скорее всего, потому что мешала стрела, засевшая в плече.
Дырка пустяковая, обломить болт, вытащить, промыть настоем календулы, да перевязать. И все, за месяц рука заживет, и будет командир татарской ватаги снова водить ее за добычей в мирные деревни.
– Меня зовут князь Олег, – сказал я. – Ты мой пленник.
Именно так, представиться, обозначить свое положение, а потом положение пленного. Игнат учил меня допрашивать людей долгими зимними вечерами, проведенными в монастыре. И это искусство отнюдь не всегда было связано с пытками, иногда ведь нужно сохранить шкуру пленного в целости. Например, когда собираешься получить за нее выкуп.