Действительно, трое конных выехали из ряда воинов и двинулись вперед, один из них махнул нам рукой, будто подзывая к себе. Я прищурился, пытаясь разобрать, кто именно выехал нам навстречу, но разглядеть ничего не удалось. Далеко слишком, к тому же тот из конников, что ехал в середине, закрывал лицо личиной.
– Поехали, – решился я, и мы двинулись навстречу той троице.
Конечно, по знатности третьим среди нас должен был идти боярин Ян, или на крайний случай боярич Никита. Но первый был скорее охотником и следопытом, чем воином, а второй слишком горяч и скор на руку, чтобы участвовать в переговорах. К тому же Игнат являлся моим наставником, и я верил ему больше, чем всем остальным вместе взятым.
Остановились мы на дороге в середине расстояния между изготовившимися к бою дружинами. Воин, ехавший в центре, поднял личину, и я узнал в нем княжьего мытаря боярина Сергея. Второй из воинов оказался тем самым десятником Егором, который тренировал нас с парнями, когда мы жили на боярском подворье. Третьего я не знал, но в сердце на мгновение возникла надежда: вдруг обойдётся без драки, вдруг получится уговорить Сергея сменить сторону…
– Так, значит, это ты – тот самый Олег, который объявил себя наследником князя Кирилла? – спросил Сергей и, покачав головой, добавил. – Не ожидал от тебя такого, парень.
О том, что наш план сработал, и что слухи об истинной причине смерти князя Кирилла, и о возвращении меня, в качестве его наследника, разошлись по всем Пяти Княжествам, мы узнали лишь вчера, когда заехали в деревеньку чтобы пополнить припасы. Местные мужики только об этом и судачили, но в суждениях разошлись: кто-то говорил, что наместники заслужили наказания за свои преступления, а кто-то опасадся начала усобицы.
Большинство из мужиков, конечно, держали нейтралитет, что было вполне в их природе. Какая им разница, кто править будет, лишь бы разбойников гоняли, да налогом не сильно душили. Так и говорили: побьет объявившийся наследник наместников – ну и хорошо, честь и слава ему, не побьет – да и хрен бы с ним, только спокойнее будет.
– Я волей наместника велю тебе ехать за нами в Брянск, – продолжил тем временем боярин. – Там тебя будут судить за совершенные тобой злодейства и посеянную тобой смуту. Поедешь ли ты со мной добровольно, Олег?
– Где твоё знамя, боярин? – вопросом на вопрос ответил я. – Я не вижу твоего медведя на гербе, а вижу только тряпку наместника, безродного пса, который посчитал, что может захватить престол моего отца.
Называть наместника безродным псом было рискованно, но в ситуации, в которую мы умудрились угодить, можно было уже все. По его лицу и голосу уже понял, что без драки мы не разойдемся. Хотя, жаль, конечно, присоединись к нам его люди, нам с натяжкой хватило бы сил, чтобы осадить Брянск.
– Я прибыл сюда волей наместника, и как его человек, – не отреагировал на дерзость Сергей. – Так ответь на вопрос, поедешь ли ты добром, или нам придется забрать тебя силой?
– Я должен явиться на суд одного из убийц моего отца? – я усмехнулся самой мерзкой и наглой из своих ухмылок. – Чтобы они и меня убили?
– Этого не доказано, – боярин снова проявил терпение.
– Зря ты так, Сергей, – проговорил Лука. Я заметил, что он обратился к княжему мытарю просто по имени, упустив титул. – Княжич правду говорит, не враги мы тебе.
– Он не княжич, – мотнул головой боярин. – У князя Кирилла не осталось потомков… Лука, он ведь не похож даже на Кирилла совсем. Почему ты-то с ним?
– Он Никиту из Орловских застенков спас, – ответил Лука. – Да и вообще, люди за ним идти готовы. Даже селюки его поддерживают, сам знаешь.
– Верю, – Сергей кивнул. – Всегда уверен был, что кем бы его отец не был бы, кровь у него в венах добрая. И об истории этой слышал, что он именем моим прикрылся… Ты хоть думал, чем это для меня обернуться может?
– Что, лучше было бы, если б боярича в темнице сгноили? – спросил я. – Он до казни не дожил б, от болезни бы умер.
– Подумай, боярин, – вступил в разговор и Игнат. – Князь Кирилл объединил пять княжеств под своей властью. Мы вместе бились за это, вместе проливали свою и чужую кровь. Мы построили все это, а наместники планируют разорить, сделать из наместничеств свои вотчины. Неужели тебя, одного из ближников Великого Князя и великого человека, устраивает то, что происходит?
– Я понимаю тебя, Игнат, – вздохнул боярин Сергей. – Но устраивать усобицу сейчас, когда литовцы только этого и ждут, нельзя. Если бы Олег сразу пришёл ко мне, сразу рассказал обо всем… Я, может быть, помог бы. Но теперь уже поздно.
– Значит, будем биться? – спросил я.
– Значит, будем биться, – ответил боярин Сергей и опустил на лицо личину.
– Чего так мало народа-то привёл? – спросил я. – Сорок человек всего. Неужели не знали, что нас тут почти полусотня?
– Смерды, которым велено было за дорогой следить, напутали, – ответил он, кажется слегка усмехнувшись. – Считать не умеют, сказали, много, больше десятка, но меньше сотни. Но тебя всегда видели с мелкими отрядами, никто ж не думал, что ты целую дружину себе сколотил. Уж больно ловок ты, парень, я это ещё прошлой осенью заметил.
– Дружину, ты прав, – снова вступил в разговор Лука. – Именно дружину, которая идёт за ним, как за князем. Ты, я вижу, хоть и не под своим знаменем, но, судя по тому, что Егор с тобой, со своей дружиной. Зачем их губить зазря, давай поединком наши разногласия решим?
– Я готов, – тут же сказал я, хоть и понимал, что скорее всего боярин в качестве поединщика имел в виду себя.
Да, боярин Сергей – опытный воин, за плечами которого множество схваток. Но и я за этот год, как поединщик подрос, так что был уверен, что при определенной доле везения у меня все может получиться.
– Я приехал сюда как человек наместника, – ответил Сергей. – И дружину привел не чтобы решать разногласия, а чтобы схватить преступника и сопроводить его в Брянск на суд. Так что о поединке не может идти и речи. Последний раз спрашиваю, поедешь ли ты со мной добровольно, Олег?
– Нет, – ответил я. – И судить нужно не меня, а тех, кто предал и убил моего отца.
– Значит, на этом наши переговоры заканчиваются, – княжий мытарь пожал плечами. – Дальше будет говорить железо.
И больше ничего не сказав, он развернул коня и двинулся обратно, к выстроившимся в шеренгу ратникам. Спутники его последовали за ним. Нам не оставалось ничего другого, кроме как поехать обратно, туда, где выстроились наши воины.
– Упертый он, – сказал Лука. – Всегда упертый был, а сейчас вообще ничего слушать не захотел.
– Может он и прав по-своему, что усобицу устраивать нельзя, – пожал я плечами. – Но куда денешься-то. Добровольно-то наместники стола не отдадут. Придется воевать.
Неспокойно мне было. Вроде бы понимал, что воевать рано или поздно жизнь заставит, так же, как придется и осаждать города, но это все было там, в далеком и туманном будущем. Все бои, что я прошел раньше, и войной было назвать нельзя, так, мелкие стычки. Что с разбойниками, что с татарами.
Сейчас же мы должны были схватиться с совсем другим противником – не бандитами, которые тиранили селян, а с такими же честными воинами. Может быть даже более честными, чем мы.
И когда мы доехали до своих и влились в наш строй, я обернулся и увидел, как ряд воинов двинулся вперед на наши позиции. Страх, от которого в груди только что что-то тревожно сжималось, внезапно ушел, будто его и не было. Наоборот, я ощутил облегчение: наконец-то началось.
– Рать, за мной! – заорал я и пришпорил своего коня, погнав его навстречу надвигающемуся врагу.
– За князя! – ревом луженых глоток ответила мне дружина.
И в этот миг я почувствовал, будто невидимые крылья несут меня вперед. Я ощущал себя, будто могу абсолютно все, будто нет в мире дела, которое окажется мне не по плечу. Вскинув копье правой рукой, я прикрылся щитом, который держал в левой, прицелился в одного из вражеских воинов.
Две конные лавины столкнулись, на землю упали первые трупы, над поляной разнеслось жалобное лошадиное ржание, людские крики и звон железа. Я принял копье совсем молодого паренька, одетого в стеганый поддоспешник, на щит, а сам ударил его в грудь. Лезвие рогатины вошло на всю длину в его грудь и увязло среди ребер. Изо рта паренька полилась кровь, он стал медленно заваливаться на бок.
Копье пришлось отпустить, я тут же выхватил отцовский меч и прикрылся им от удара следующего противника. Отбил его меч в сторону, рубанул его по плечу, но лезвие только бессильно проскрежетало о кольчугу. Подтягивая меч обратно, я резанул коня по загривку, и тот от резкой боли взвился на дыбы, выбрасывая всадника из седла.
А я уже резанул по ноге того из ратников, что стоял правее. Хорошо получилось, глубоко, кровь бодрой струей пролилась по моему клинку, и парень громко закричал от боли.
Но крика его я не слышал, только видел, как раскрывается рот.
И тогда я осознал, что сам все это время что-то кричу, но мне было уже не до того: откуда-то из заднего ряда вражеского войска вылетело копье и угодило точно в грудь моей лошади. Конь жалобно заржал и завалился на землю, зажимая мою ногу между своим грузным телом и землей.
Я дернулся один раз, второй, с третьего раза все же смог освободить ногу из стремени и подняться на ноги, как раз вовремя, чтобы принять второй удар копья на щит. Деревянная основа не выдержала и раскололась, руку пронзило вспышкой боли, но я, стиснув зубы, рванулся вперед.
Махнул рукой, сбрасывая остатки щита в сторону врага, а когда тот отпрянул, кончиком своего клинка прочертил кровавую полосу, поперек его живота. Дружинник схватился за живот и, скрючившись, завалился на землю, пытаясь удержать собственные кишки.
Только сейчас я смог оглядеться и понял, что бой давно превратился в свалку. Кони, люди, раненые и убитые, все смешалось и только на правом фланге, где рубились воины боярина Луки, сохранился какой-то порядок. Монолитным строем, стремя в стремя, они медленно теснили врага.