Но на помощь он вроде не звал, поэтому я решил, что суетиться нет смысла. Лучше уж заняться тем, зачем я сюда пришел: попытаться переговорить с бояричем, раз уж нас так любезно оставили наедине.
Я спрятал клинок, подошел к валяющемуся на тюфяке парню, пытаясь хотя бы прикинуть, что тут могу сделать. Пришло время вспоминать уроки матери, что она там рассказывала про лихорадку?
Понятное дело, что для нормального лечения нужно перенести парня в теплое и сухое помещение, полноценно кормить, да и лекарственные настойки и припарки лишними не будут. Но что можно сделать просто, чтобы привести его в чувство и поговорить?
Не придумав ничего лучше, я оторвал от когда-то нарядной суконной рубахи боярича длинную полосу ткани, подошел к ведрам. Насчет их назначения я угадал правильно: одно было для нужды, а во втором, похоже, приносили воду. Вода была мутной и затхлой, но по крайней мере, холодной.
Смочив в ней тряпицу, я сложил ее в несколько раз и положил парню на лоб: прохлада должна была принести ему облегчение. Тогда я схватил его за плечо и потряс, пытаясь привести в чувство.
– Давай, боярич, приходи в себя, – позвал я, вспомнив, как мать рассказывала, что с больным всегда нужно разговаривать.
Парень открыл глаза и посмотрел на меня более-менее осмысленным взглядом. Я сделал шаг назад, он попытался сесть, но не смог, и тут же закашлялся, сухо и тяжело. Благородное и по-своему красивое лицо тут же перекосилось в маске ненависти.
– Живой? – спросил я.
– Похоже, что ненадолго вам, сукам, на радость, – ответил тот и откинулся обратно на тюфяк. – А ты кто такой, чтоб тебя Красный Телец рогом драл?
– Полегче, – ответил я, подошел к двери и, убедившись, что там все еще никого нет, ответил. – Я друг твоего отца.
– Так я тебе, выродок, и поверил, – прошептал он. – А ты один что ли? Эх, было бы у меня сил побольше, я бы тебе шею сломал, и на волю.
– Далеко все равно не ушел бы, там снаружи стражников куча, да и в самом подземелье еще есть, – пожал я плечами. – Ну, раз мне не веришь, может тебя ночная кукушка убедит? Она, сам знаешь, дневную всегда перекукует.
– Вот как? – прищурился Никита. – Значит, и правда от отца?
– Да, – кивнул я. – Я попытаюсь тебя вытащить, только ты и вправду не помри. Договорились?
– Постараюсь, – он явно расслабился, черты его лица разгладились. – Как они там, живы?
– Когда в последний раз виделись, был цел и здоров, – кивнул я. – Вот что, сейчас лекарь придет, ты лучше сделай вид, что все еще спишь. Попытаюсь добиться, чтобы тебя куда-нибудь в сухое и теплое место перенесли.
Он согласно кивнул, снова зашелся в тяжелом кашле, а потом прикрыл глаза.
Присесть в камере было негде: единственным предметом мебели оказался тюфяк, а переворачивать ведро и усаживаться на него, как поступил бы на моем месте любой простолюдин, я не стал. Нужно было работать на образ. Поэтому я отыскал относительно чистый участок стены, прислонился к нему спиной, прикрыл глаза и принялся ждать.
Ждать пришлось долго. Не знаю, сколько прошло времени, до того, как из коридора послышались голоса, но боярич к тому времени совершенно точно уснул и задышал более-менее ровно.
В дверном проеме появился тот самый стражник, которого я пугал мечом, а за ним в камеру вошел и Борис Русланович. Но судя по тяжелому дыханию и звукам шагов, шли они отнюдь не вдвоем. Однако, оружия у них в руках не было, из чего я сделал вывод, что мне ничего не угрожает и клинка обнажать не стал.
– Почему людей моих мечом пугаешь, Олег? – проговорил начальник стражи, посмотрев мне в глаза тяжелым взглядом. – Мы тебя достойно приняли, к пленному проводили, а ты с нами так?
– А как я допрашивать боярича должен в таком состоянии? – кивнул я на лежащего на топчане парня. – Он у вас тут помрет со дня на день, в жаре бьется, на кашель исходит. Даже если в себя придет, то рассказать толком ничего не сможет, лихорадка ему не даст.
– Тебе-то откуда знать? – прищурился великан, из-за чего его глаза стали еще хуже, чем обычно, превратились в маленькие щелочки.
– Не в обиду тебе сказано, Борис Русланович, но неужели ты думаешь, что боярин Сергей какого-то неуча с таким важным делом пошлет? – я заложил руки за спину, расправил плечи и поднял подбородок, пытаясь принять горделивый и независимый вид. – Чтобы ты знал, чтобы стать его доверенным лицом, три года я постигал такие науки как медицину, экономику и психологию.
Слова, почерпнутые из умных книг вспомнились как нельзя кстати. Теперь оставалось надеяться, что на него они произведут такое же впечатление, как на меня, когда я впервые прочитал их и узнал значение.
– И что же, ты уверен, что боярич при смерти? – даже если мои слова и возымели какое-то действие на собеседника, то он не показал виду.
– Чтобы это понять, лекарем быть не нужно, – пожал я плечами. – Дышит часто и едва-едва, пульс частит, если руку поднести, от него жаром пышет, как от печки, а еще потом исходит.
– А с чего бы ты так его судьбой заинтересовался, Олег? – продолжал спрашивать начальник стражи. – Умрет, и поделом ему. У него ведь руки по локоть в крови. Говорят, что он дружинников княжьих, которых ватаге их захватить удавалось, лично казнил. И не по-людски казнил, кишки выпускал и к дереву привязанными оставлял.
Такого о боярском сыне я еще не слышал. Однако, не факт, что это было правдой, народ склонен преувеличивать зверства тех, кого не любит, а тут еще и в интересах наместника было распускать такие слухи. Характер у Лукича, конечно, был не сахар, это точно, но вот чтобы кишки выпускать, да к деревьям привязанных бросать…
Да и раз уж взялся помогать ему, не отказываться же теперь? Поэтому пришлось, продолжать соревноваться в красноречии.
– Извини, Борис Русланович, но кто мы такие, чтобы его жизни лишать? Я уже стражнику твоему сказал: он, хоть и преступник, но боярич, а, значит, благородной крови человек, не чета нам с тобой. Вот и судить его только князь может. И наше дело – охранять и допрос вести.
Начальник стражи надулся, но промолчал, и тут-то я понял, что попал в самую точку. Так вот какая у него слабая черта: в бояре он метит. Хоть и выбился в большие чины, всей городской стражей командует, но худороден, и это ему покоя не дает. Так-то у него, может быть, и имение не хуже, чем у иного боярина, и денег не меньше, только вот на пирах за наместничьим столом он все равно сидит на одном из дальних мест.
– Лекаря позвали уже, – проворчал Борис. Было видно, что ему не нравится происходящее, но возразить все равно нечего.
Будто нарочно из коридора вновь послышались шаги, и в проеме появился еще один стражник – запыхавшийся, со сбившимся на сторону шлемом, как будто он бежал, не разбирая дороги.
– Привели? – повернувшись, спросил начальник стражи.
– Не может он, Борис Русланович, – ответил стражник с самым виноватым видом.
– Как это не может?! – проревел Борис.
Он явно начинал закипать. Сначала я его пропесочил, а теперь вот еще и один из подчиненных не выполнил приказал. И тут я понял, что в гневе этот великан действительно страшен: он как будто стал выше, и заполнил собой всю камеру. У меня даже дыхание перехватило, настолько жутким стало его лицо.
– Так пьян он сильно, – ответил стражник, втянув голову в плечи. – Вчера машину какую-то испытывал, которая брагу крепче делает, сегодня даже встать не может…
– Водой обливали, чтобы в себя пришел? – спросил Борис Русланович, которому явно становилось все труднее держать себя в руках.
– Обливали, и по щекам били…
– Тогда в темницу его тащите, заприте тут. И не выпускать пока я не скажу, – махнул рукой начальник стражи и снова повернулся ко мне. – Ты, Олег, хвастался, что лекарским делом владеешь? Значит, и лечить боярича тебе, тем более, что ты сам все это затеял. Лекарский припас у тебя есть какой-нибудь?
– Есть, но он на заводной, а она в конюшне при постоялом дворе… – ответил я.
– Тогда отставить. То, что у нашего коновала есть, возьмешь.
– Так это, – я почесал в затылке. – Тут сыро и холодно, даже если я его лечить возьмусь, он все равно умрет. Комната нужна теплая какая-нибудь. Пища хорошая, сытная. И горячая.
– Комнату ему? – на лице Бориса Руслановича снова появилось раздражение, но на этот раз он сумел сдержать себя в руках. – Хорошо, комната так комната. Найдем что-нибудь, – он обернулся к стражникам, так и стоявшим в дверях, и добавил. – Носилки принесите и ремни. Свяжем, тогда и поднимем наверх, в терем, а то пусть и больной он, но злющий ведь.
Глава 3
Орловское городище. Середина весны 55-го года от Последней Войны.
– Лукича на кровать, сундук вынести наружу, – приказал начальник стражи, когда мы добрались до одной из угловых комнат на первом этаже княжьего терема.
Судя по тому, что здесь стояли кровать и сундук, комната принадлежала кому-то из прислуги, а не была какой-нибудь кладовкой. Внутри оказалось достаточно тепло, и даже имелось небольшое окошко для продуха, которое я, тем не менее, попросил закрыть ставнями. Все равно, если уж лечением парня заниматься мне, то проветрить комнату я успею.
Жаль, конечно, что окно было хотя бы не в пару локтей шириной, тогда умыкнуть пленного боярича не представило бы никакого труда. А так, пролезть в высокое, но очень узкое оконце нечего и надеяться. Я бы даже не стал биться о заклад, что смогу попасть в него самострельным болтом с трех десятков шагов.
Борис Русланович всю дорогу ругался, но в конце концов успокоился, только заявил, что комнату постоянно будут охранять два человека, а дверь запрут на ключ. Я заверил его, что боярич все равно сейчас слишком слаб, для попытки побега, он и десяти шагов не сделает, свалится. На самом деле, так оно и было.
Идей, как провернуть побег, у меня не имелось, но я успокаивал себя тем, что уже умудрился вытащить Лукича из темницы. Вот оттуда-то его точно не вызволить было, а так можно что-то придумать: подкупить стражников, опоить, просто избить до потери сознания.