– У тебя все нормально? Мы уходим, – сказал из-за двери Игорь.
– Идите, все хорошо, – соврала она наигранно весело. Глубоко втянула воздух через ноздри, услышала хлопок закрывшейся входной двери, выключила воду.
Потом собралась и поехала к маме.
Родительская квартира находилась на третьем этаже хрущевки слева в углу. Входишь и попадаешь в тиски коридора: справа раздельный санузел, малипусенькая кухня с газовой колонкой, прямо проходной зал, из которого двери ведут в небольшие комнаты.
– Игорь звонил, сказал, что мальчишки пошли в кино, – вместо приветствия отрапортовала мама. На ней было платье – мешок голубого цвета с орнаментом из фиолетово-зеленых турецких огурцов, поверх которого она повязала фартук в бело-розовую клетку.
– Здравствуй, – ответила Маргарита, протянула руки, притянула к себе мать, поцеловала в испещренную морщинами щеку. Вдохнула аромат ландышей и лука.
– Я собираюсь пожарить беляши, отвезешь своим.
– Они любят твои беляши.
«Всегда плотно набитые фаршем, обжаренные как-то сухо, не пропитанные жиром, солоноватые», – вспомнила Рита, надевая тапочки.
Мама ушла на кухню. Застучал нож, разрезая лук.
Маргарита прошла в комнату, окна которой выходили во двор. Потолочная плитка выглядела дешево, мебель тоже выдавала возраст проживающих в квартире: блестящие лакированными темно-коричневыми боками платяные шкафы. Дверцу одного из них она открыла с трепетом в груди. «Где?» – вскрикнул голос в голове.
– Мама, где вещи? – закричала она вслух, уже не сдерживая слез, глядя на пустые вешалки советского образца, тихонько позвякивавшие друг об друга.
Маргарита прислонилась спиной к стене напротив открытого шкафа. Увидела в дверном зеркале свое зареванное отражение и подумала: «Я сойду с ума!»
– Правильно я понял, возникла мысль, что вы сходите с ума? – уточнил психолог, делая пометки по свою сторону экрана.
– Правильно, – вспоминая, как прибежала перепуганная мама, обняла ее, а она билась в судорогах плача, сползая на пол. «Я отдала вещи в церковь», – виновато повторяла мать, невпопад взмахивая руками, невпопад крестя то себя, то скорчившуюся на полу дочь. «Зачем, зачем?» – размазывая слезы, спрашивала Маргарита.
– Мне сейчас грустно из-за повода, по которому мы общаемся, но я рад тому, что вы нашли в себе силы обратиться за помощью. Предположу, на то были веские причины? – аккуратно произнес психолог.
– Я испугалась, что сойду с ума, что мой муж и мои дети останутся без моей поддержки, моя мама останется без моей поддержки, – ответила Маргарита.
– Правильно я понимаю, вам важна семья, это ваша жизненная ценность, а еще вам важно душевное здоровье, верно?
– Верно, – кивнула женщина, промокнув носовым платком слезы.
– Чувствуете ли вы силы ответить на мои вопросы, которые используются для определения признаков осложненного горевания? Они не адаптированы, точнее не получили научного подтверждения в России, но широко применяются на западе и подходят под стандарты их медицины.
– Мы можем попробовать, – ответила Маргарита. – А стандартизация меня не интересует. Лишь бы помогло.
– Тогда скажите, насколько верно утверждение, что после смерти отца, вы слышите его голос или разговариваете с ним, словно с живым?
– Как страшно звучит, словно шизофрения, – напряглась Рита.
– Да, пугающе, но это стандартный вопрос при затянувшемся горе. А если он стандартный, то, как вы думаете, редкое ли это явление – слышать голос человека, который умер, или разговаривать с ним?
– Вы намекаете, что я не одна такая?
– Знаете, я сталкиваюсь с жалобами здоровых людей на критикующие и унижающие голоса умерших родителей, звучащие в их головах. А вы общаетесь с любимым и заботившимся о вас отцом, почему это должно казаться странным?
– Потому что он умер, – ответила Рита и всхлипнула.
– Но он навсегда с вами. И наши встречи не для того, чтобы забыть папу. Они для того, чтобы вы приняли новую реальность и жизнь без него. Как звучит для вас подобная цель?
Она смогла ответить только кивками, поскольку спазмы сдавили горло. Как только ей стало легче, психолог задал все вопросы шкалы пролонгированного горевания, они уточнили цели сессий.
Пожалуй, тяжелее всего было признаться в эмоции гнева на отца. Настолько, что она всячески избегала ответа на вопрос:
– Можешь поделиться, что ты чувствуешь по отношению к папе?
В конце концов она решилась:
– Грусть, гнев…
А потом психолог уточнил, какие мысли провоцируют острую форму злости. Она ответила:
– Как он мог? Как он мог нас бросить?
Совершенно абсурдная идея, будто человек специально умер, лишь бы насолить ей и всем домашним. «Какая чушь», – возмутилась Рита своей же мысли.
– Если оценить в процентах, то сколько за то, что папа вас бросил?
– Ноль, – выпалила она, а потом честно призналась, что верит процентов на 80 в преднамеренность смерти отца. После чего психолог предложил:
– Ты можешь представить, что твоя подруга столкнулась с утратой и она верит, будто смерть была умышленной…
– Она же не дура, чтобы так думать, – перебила Маргарита.
– Нет, не дура, но зачем-то верит в подобное. Зачем? Что это ей дает?
– Связь с умершим. Возможность не отпускать его. – И она заплакала. Прошло несколько минут. Мужчина произнес:
– Можно я вернусь к примеру подруги, столкнувшейся с утратой? Она испытывает гнев на умершего, чтобы сохранить возможность «разговаривать» с ним, верно?
– Верно.
– Как бы ты поддержала эту свою подругу, какие сказала бы ей слова? Можешь записать эти слова на бумагу, проговаривая вслух?
Маргарита, понимая, что обращается к себе самой, сказала со всей возможной заботой и с состраданием: «Моя хорошая, сейчас тебе больно из-за потери любимого человека. Ты испытываешь разные эмоции, в том числе гнев. Это защитная реакция, которая возникает, когда у человека что-то пытаются отнять. Но никто и никогда не отнимет у тебя память об отце…»
После завершения упражнения «Совет подруге» Маргарите стало легче. Практика помогла принять гнев и задышать более полной грудью.
…Игорь улыбнулся тонкими губами, глядя в камеру. Стриженный под ноль мужчина с овальной головой и слегка выдающимися в стороны ушами. Маргарита поздоровалась и спросила, следует ей остаться на сессию или лучше выйти. На этом вопросе муж ее как-то всем телом потянулся к ней, словно хотел удержать. Ему не было комфортно общаться с психологом жены.
– Игорь, вы хотите, чтобы Рита присутствовала?
– Мне такое впервой. Я вообще ради нее здесь, – ответил он, глядя на супругу.
– То есть пусть Рита останется, верно? – уточнил психолог.
Мужчина кивнул, женщина села рядом с ним, его левая ладонь накрыла ее правую кисть.
– Игорь, Рита объяснила, зачем вы здесь?
– В общих чертах, ей это нужно, вы так сказали.
– Тогда я сейчас объясню смысл происходящего, но сначала хочу искренне поблагодарить вас за согласие пообщаться со мной, подобное показывает, насколько вам важны отношения с Ритой. Вы ведь ради нее пришли, верно я понял?
Игорь сжал кисть супруги и бросил мимолетный встревоженный взгляд в ее сторону. Он облизал сухие губы и кивнул.
– Благодарю вас и позвольте, я объясню смысл нашей встречи. Это один из этапов помощи Рите в принятии смерти ее папы, вашего тестя. У нашего общения будет структура. Сначала мы обсудим ваши с Ритой взаимоотношения, чем вы посчитаете важным поделиться со мной и с ней, коль уж она здесь. Этот этап понятен, могу я другие озвучить?
– Пока каша в голове.
– Спасибо, что признались. Это важно, и обязательно сообщайте мне о любом дискомфорте, любых мыслях, хорошо?
– Попробую.
– Я сначала тоже плавала, – вмешалась женщина, глаза ее блестели, – но потом привыкла, как в любом новом деле.
Муж кивнул, сказав:
– Понимаю, понимаю. Что там у нас по плану?
– Вижу, вы любите конкретику, как и я, – обрадовался психолог. Он объяснил оставшиеся пункты работы с гостем при терапии осложненного горевания, и они перешли к рассказу Игоря о его взаимоотношениях с женой. Затем поговорили об умершем отце Риты:
– Тесть был для меня больше, чем… Он был мне другом и наставником, о котором можно было только мечтать. Именно к нему я пошел со своей кандидатской, хотя он не специалист в той области. У него был кругозор, дом Советов, а не голова…
На этих словах Маргарита заплакала, улыбаясь. Игорь смутился, забегав глазами с психолога на жену и обратно.
– Я вижу, как трепетно вы относитесь к Рите, – сказал психолог. – Что вы хотите сделать прямо сейчас?
Без слов мужчина обнял женщину, она уткнулась лицом в его плечо. На минуту повисла пауза… На финальных 15 минутах сессии обсудили, как семья может поддержать Риту, требуется ли помощь Артему и Михаилу, самому Игорю.
– На наших встречах мы пытаемся снизить интенсивность горя, но не стигматизируем его. Понятно значение слова «стигма»?
– Не клеймим, – ответил мужчина и кивнул, погладив левой ладонью колено жены.
– Не клеймим, точно. И мы готовы к тому, что горе может накатывать, словно прибой, особенно в определенные моменты, например…
– В новогодние праздники, – перебила Маргарита.
Спустя пять встреч, которые психолог провел с Ритой по стандарту, предлагаемому Ассоциацией изучения пролонгированного горя, он решил организовать группу психологической помощи людям, перенесшим утрату близкого человека. Поскольку одна из целей терапии затянувшегося горя – дать клиентам надежду на комфортную жизнь в новых условиях, он назвал группу именем своей мамы. Он назвал ее «Надежда». И насколько сильным было его удивление, когда на общение в спортивный зал, помимо жен, оставшихся без мужей, сына без матери, пришли три дочери, потерявшие отцов. Их, девочек, истории не были похожи на Ритину за одним исключением – они так же искренне страдали от разлуки с любившими и поддерживавшими их отцами.