Это было светлое с примесью смущения воспоминание. Когда-то они ходили в одну группу в детском саду, Ира пару раз приглашала Божену в гости. Уже тогда Божену смущало, как общаются в той семье: вежливо, искренне, с добром, без крика. «Ненормальные какие-то», – однажды даже подумала Божена и ощутила вину, хорошо знакомое ей чувство, родное. После детского сада пути подруг разошлись. Но спустя годы они столкнулись в торговом центре. Ира узнала старую знакомую, они разговорились. Божена была удивлена и тронута тем, что про нее помнили. Стас был в командировке, отец и мать в очередной завязке. Поэтому Божена согласилась поехать к Ире в гости.
И там розовые очки треснули. Ее понятие «норма» совершенно не согласовывалось со взаимным уважением, которое проявляли и на словах, и на деле по отношению друг ко другу Ира, ее родители, ее жених. «Мы познакомились на катке в прошлом году», – с улыбкой рассказывал Антон, подливая вина будущей теще и будущей жене. Ира взяла бокал и сказала: «Спасибо!»
Трепетное обращение между папой и мамой Иры было осязаемым. В голове Божены всплыли далекие воспоминания о том, как годы назад эти люди вели себя друг с другом точно так же: вежливо, искренне, с добром. Тогда и сейчас не было игры в одни ворота, не было обесценивания, не было сарказма.
Но, треснув, розовые очки не разлетелись на осколки. Процесс был долог. Появилась осознанность, потом воля. И она решила уйти, но…
«Какой смысл жить в этом невкусном, картонном мире, наполненном страхом и болью?» – думала она, лежа на полу. От дивана ныла спина, от кровати аналогично. Она раскинула руки и ноги, подражая морской звезде, и больше не пыталась выполнить «Сканирование тела» или прогрессивную мышечную релаксацию по Джейкобсону, просто делала Шавасану. «Это все бесполезно, все бесполезно», – думала она, представляя, будто придавлена сверху серой бетонной плитой.
«Я пустая», – через силу она все же попыталась почувствовать кончики пальцев ног. Перед ее внутренним взором появился Стас, как когда-то на поляне в лесу. Он обнимал ее и говорил: «Дурилка картонная». Ласково так, елейно. Они лежали обнаженные, потные, уставшие после неистовости произошедшего. Она приехала окончательно и навсегда высказать ему, какая он тварь, как он поломал ее психику. «Ты сделал все, чтобы я разочаровалась в себе окончательно! Ты срывался на меня по любому пустяку, а я подстраивалась, лебезила перед тобой!» – Эти и другие слова он выслушал непоколебимо спокойно, лишь время от времени морща лоб, отчего внутри нее разгоралась страсть. Скорее похоть. И вот они лежат на диване темно-красного цвета, местами темно-бордового, там, где происходили «боевые действия» и пот пропитал велюр. «Дурилка картонная», – елейно сказал мужчина, проведя тыльной стороной правой ладони от ее подмышки вниз к ягодице, сжав ее, как сдобное тесто на хмелевой закваске. «А ведь мы не были пьяными», – подумала девушка и завыла, открывая глаза. Струящийся через жалюзи солнечный свет делал больно. Она снова зажмурилась.
В квартире она безвылазно провела подряд двое суток. Со дня, когда она попыталась в последний раз Стасу все высказать, прошло две недели. Выбить клин клином не получилось. Порвать нездоровую связь с бывшим, занявшись с ним же сексом на посошок не вышло. «Снова ты все пропердела, снова, неудачница тупая», – проскрежетал голос в голове. Пару месяцев назад она сходила на несколько сессий к психологу. Жаловалась на скрипучего оскорбителя внутри себя. Мужчина рассказал ей про какую-то схема-терапию, про… Она не помнила. «Потому что ты – тупая!» – обрадовался скрежет.
– Это не я тупая! Это ты хотел, чтобы я так считала! – прокричала девушка, свернувшись в калачик, обхватив руками ноги.
«Чьим голосом говорит этот Оскорбитель?» – спросил психолог. Она тогда ответила: «Стаса, моего бывшего. Я от него ушла. Он мне всю душу вымотал, обзывал меня, угрожал». Тогда мужчина спросил, как давно она ушла от Стаса? «Три с половиной месяца назад», – ответила она. «Может, будет актуально посвятить сессию проживанию разрыва? Обсудить твои эмоции по этому поводу, мысли и…» – начал психолог. «Нет! Я счастлива, что свалила от этого утырка. Я задышала свободно. Только вот мир какой-то картонный, безвкусный», – перебила она.
А спустя какое-то время после сессии, сама, не заметив каким образом, она опять стояла на лестничной площадке перед квартирой, из которой несло куревом. Она колотила в дверь. Стас, в выгодно подчеркивающем его мужское начало трико, с обнаженным торсом открыл ей. Божена без паузы и размена на приветствие принялась выплевывать ему в лицо все, что думала: «Ты на пустом месте меня ударил, помнишь…» А потом при активном ее участии он взял ее прямо на полу в грязном коридоре и мед тек по венам девушки. А слезы по лицу.
Через несколько минут:
– Я всегда знаю, чем заткнуть тебе рот, – усмехаясь сказал мужчина, а затем его ладонь сжала ее ягодицу.
Она прижалась лбом к его груди, втянув крепкий запах пота, перемешанного с истончившимся ароматом черной смородины, пачули и ананасов.
– Ты пользуешься тем парфюмом, что я подарила? – улыбнулась она.
– Прям, то была подделка на распив. А у меня оригинал. Даша подарила, – спокойно ответил Стас.
Челюсть Божены стала тяжелой, по вспотевшей коже пробежал ощутимый мороз. «Ты пропердела всю свою жизнь, тупая неудачница».
– Я ухожу, – сказала она, сохраняя безучастное выражение лица и отвлекаясь на различные несущественные мысли, лишь бы не заплакать или не разораться. Опять.
Девушка оделась, он продолжал лежать прямо посреди разбросанной во время секса по полу обуви, закурил. Красивый, всего 10 минут назад неистовый и даривший ощущение силы, защиты, стабильности. «Тварь», – натягивая обувь, подумала Божена. «Сначала нам нужно понять испытываемые тобой эмоции в отношении бывшего, в отношении Стаса. Выписать прям каждую», – сказал психолог у нее в голове. «Я чувствую, будто меня придавило к полу бетонной плитой», – ответила она. «Нет такой эмоции», – отозвался психолог. Но девушка с трудом различала данные ей эволюцией, как и каждому человеку, реакции. Такое бывает сплошь и рядом со взрослыми детьми нестабильных родителей. Если бы Божена поняла, что испытывает отвращение, то с большей легкостью ушла бы от гниющего, токсичного Стаса. Отвращение предупреждает об опасности отравиться и умереть.
«Хватит уже, хватит! Встань и поешь», – попросил заботливый голос в ее голове. «Это бесполезно, она все пропердела, всю жизнь пропердела», – проскрежетал Обесцениватель и она узнала этот тон и противное, обволакивающее ядовитыми миазмами «пропердела».
– Это он так говорит, – прошептала девушка вслух, перевернувшись на живот, ударившись лбом об пол. Она сухо всхлипнула, подумав: «Я так и сдохну!» Идея о неминуемой смерти оказалась сильнее и привычнее, чем осознание того, кому принадлежал скрипучий обесценивающий голос.
Зазвонил телефон. Абонент был настойчив. Она доползла до аппарата. Хотела сбросить, но нажала на зеленую иконку.
– Жена, ты видела, в каком он состоянии? – спросила тетка, опустив приветствия.
– Кто?
– Отец! Отец твой! Брат мой! Ты видела, в каком он состоянии? Ты когда к нему в последний раз ездила в клинику?
Девушка как-то в прыжке, сгруппировавшись села на полу нога на ногу, практически в позу лотоса. Ее умирание исчезло, сменившись напряженной решительностью. Так было всегда. Стоило кому-то из ближнего круга впасть в состояние жертвы, и она расправляла крылья. Адепты теории «драматического треугольника» крупнейшего теоретика и практика психологии транзактного анализа Стивена Карпмана прозвали бы ее Спасательницей!
– Я была у него трое суток назад, – посчитав в уме, ответила она.
– Божена, ты вообще забила на отца? – сменив тон на удивленно-обвиняющий, риторически спросила тетка.
– Мне некогда было…
«Я умирала», – продолжила она мысленно, окинув взглядом затемненную закрытыми жалюзи комнату, раскиданные по полу подушки с дивана, одежду, пепельницу с вонючими окурками самых ядреных сигарет…
– Я все понимаю, но я прошу тебя, забери ты его из клиники или поговори с ними. Он там помирает. А меня они не слушают, поскольку ты его определяла, ты платила, – затараторила тетка.
– Выезжаю, – ответила Божена, вспомнив лицо отца, его пушистые ресницы и цвета венге глаза.
Сбросив звонок, она подумала: «Ты все пропердела – это твое выражение, папа. Ну и кто все пропердел?» «Ты! Тупая коза! Ты!» – ответил в ее голове усмехающимся тоном Стас. И на пару секунд она вспомнила бывшего рядом с ее отцом, как они вместе саркастически шутили по поводу ее выбора сумочки в стиле Goyard. «Как же они похожи», – ужаснулась Божена, покрывшись мурашками, словно обезглавленная и ощипанная курица. Тряхнула головой и понеслась спасать…
Девочка, трепеща от страха, заглянула в щелочку между полом и закрытой дверью родительской комнаты. Судя по резкому запаху и сопению, мама там. Спит. В щелочку малышка видела сидящего на ковре отца. Точнее его голые стопы и часть одетых в черное трико ног.
Чтобы рассмотреть побольше и быть поближе к взрослым, Божена легла на бок. Запах перегара ощущался крепче. «Мама спит», – подумала девочка, наблюдая, как отец затягивает ремень на ноге. Она представляла, как он стучит пальцами, подготавливая шприц. «Папочка болеет». – Она почувствовала грусть и желание плакать. Но нельзя. Надо быть спокойной и все контролировать.
В щелочку малышка проследила за манипуляциями отца. Как он сделал укол, как ослабил ремень, как откинулся назад, запрокинув голову. Папочка работал доктором и потому сам лечил себя, а от нее требовалось быть «не такой тупой, как все дети вокруг и не пропердеть свою жизнь».
Как многие дети в семьях алкоголиков, наркоманов, неуравновешенных психически нестабильных людей, Божена прекрасно умела врать. В первую очередь она лгала самой себе, потом уже людям из внешнего мира. «Папочка болен», – обман! «Стас меня так любит, что не хочет ни с кем делить, поэтому настаивает, чтобы я меньше гуляла по всякий йогам и больше времени проводила дома, ждала его», – самообман! «Мамочка просто устала и спит, а резко пахнет лекарством», – враки! «Стас мудрее, поэтому он видит, какие идиотки мои подруги», – брехня! «Я легко и быстро расстанусь с этим козлом Стасом без всякой помощи, без тупых психологов и групп помощи созависимым взрослым детям наркоманов», – неправда!