Итак, мы решительно приступили к спасению этой несчастной девушки и ее ребенка. Я слишком мало разбиралась в таких вещах, чтобы судить, насколько велики шансы выжить у каждого из них.
Наша пациентка уснула, и дыхание ее стало ровнее. Мне также пришлось облачиться в белое, а докторша снова натянула на лицо маску, из-под которой то и дело слышалось невнятное бормотание, которое можно было принять и за ругательства, и за молитву – так могут только эти странные русские. Время от времени она заговаривала со мной, очевидно, таким способом стараясь себя подбодрить. Я не знала, как называются инструменты хирурга по-русски, поэтому она просто тыкала сверху пальцем в нужный, и я ей его подавала.
– Ты училась медицине, Люси? – спрашивала она, намазывая чем-то ярко-лиловым линию будущего разреза.
– О, нет, я заканчивать курсы три месяц…
– Понятно. А ты знаешь, я первый раз сама делаю полостную операцию… – сказала она бесстрастным голосом, указывая на скальпель, – но я много раз видела, как это происходит. У меня был хороший учитель, великий хирург, он спас не одну сотню жизней…
– Я верить… – сказала я, – у вас получится. Вы… как это говорить… храбрый человек…
В ответ она лишь хмыкнула, и я почувствовала, что мне удалось ее приободрить.
– Ну, с Богом! – сказала она приподнятым тоном и решительно сделала разрез.
Она действовала, я ассистировала, и у нас все получалось быстро и точно. Метаморфоза, начавшая происходить со мной, усиленно продолжалась сейчас, когда я заглянула в сокровенные тайны женского организма. Мне не было страшно. Мое хладнокровие очень пригодилось мне сейчас. Я испытывала лишь священный трепет. Мы спасали человеческую жизнь. Даже две. И я сочувствовала этой девушке, предполагая, что она может и не выжить, также как и ее ребенок.
Но вот мы извлекли на свет ребенка… Он был жив, мы успели. Это была девочка. Действительно, довольно крупная. Пока докторша возилась с родильницей, я обтерла малышку чистой тряпочкой и завернула в пеленки. У меня получилось немного неуклюже – но ведь никто не учил меня пеленать младенцев… Она уютно расположилась на моих руках – маленький комочек человеческой плоти, олицетворяющий собой величие жизни…
Но надо было заканчивать с мамочкой. Я положила ребенка в специальное ложе, чтобы помочь с последними манипуляциями. Наконец мы закончили. Пациентке был сделан еще какой-то укол, после чего мы, вымыв руки, сели передохнуть. Теплый комочек тихо попискивал на моих руках.
– О черт… – пробормотала докторша, рассеянно шаря по своим карманам, при этом я понимала, что это похожее на ругательство слово было просто присказкой, призванной немного снять перенапряжение, – черт, черт… Как ты думаешь, Люси, – она кивнула спящую девушку, лицо которой было очень бледным, – она будет жить? Она потеряла много крови…
– Я не знаю… – я действительно не рискнула делать прогнозы, – будем иметь надежда…
– Да, теперь остается только надеяться… – вздохнула она, – ты не представляешь, как мне было страшно, – вдруг прорвало ее, – но, кажется, мы все сделали как надо, правда? – и она улыбнулась, отчего лицо ее чудесным образом помолодело.
Она наконец нашла пачку с сигаретами и с задумчивым видом вытащила одну. Она вертела ее в руках, погруженная в какие-то свои мысли. А я с изумлением смотрела на маленькую и тонкую, набитую табаком, палочку. Неужели закурит?!
– Люси… – она посмотрела прямо мне в глаза, – спасибо тебе. Если бы не ты, я бы вряд ли справилась. Ты же видела, что от девчонок толку нет. И, знаешь… ты меня прости, я иногда бываю грубовата… Но я не со зла, Люси… – ее голос дрогнул. Наверное, она имела в виду ту банную экзекуцию – да, она была грубовата, но я давно забыла об этом, а больше мы с ней, в общем-то, и не сталкивались.
Она медленно всунула свою сигарету в рот. Тут я не выдержала.
– Нельзя! – сказала я, показывая на сигарету и от волнения с трудом вспоминая русские слова, – это плохо здоровья, сигарет есть вредить! Надо думать ваш ребенок!
– Что? – она растерялась. – А, это… – она вынула сигарету изо рта, затем рассмеялась и принялась давить ее пальцами, – черт возьми, я просто машинально… Я давно бросила, просто пачка в кармане меня успокаивает… Вытащу, посмотрю и обратно засуну… – она помолчала, а затем вдруг скомкала сигарету и швырнула на пол. Затем достала всю пачку и с оставшимися пятью сигаретами поступила так же. Каждую она терзала так, словно душила зловредного демона. Наверное, таким образом она отпускала все накопленное напряжение последних часов.
Пустая скомканная пачка тоже отправилась в угол.
– Все! – она с улыбкой развела руками. – Еще раз спасибо тебе, Люси.
– Сколько у вас детей? – спросила я.
– У меня нет детей, – она с каким-то вызовом посмотрела на меня, – это, – она погладила себя по животу, будет первый… – она чуть помолчала, а затем со смешком добавила, – надеюсь, что не последний!
Мы помолчали, понимая, что надо наконец открывать дверь и сообщать о результатах. Ведь там волнуются…
– Ты заходи, Люси… – сказала мне докторша, накрыв своей ладонью мою руку и внимательно глядя прямо в глаза, – заходи. Мне бы очень хотелось еще раз пообщаться с тобой. Сегодня все уж очень сумбурно получилось, но я рада, что узнала тебя получше…
27 ноября 1-го года Миссии. Понедельник. Поздний вечер. Дом на Холме.
В ту ночь, неделю назад, племя Огня стало больше на одного человека, а утром, выглянув в окно, люди увидели, что все вокруг укутало пушистое белое покрывало – пока еще тонкое, с проглядывающими темными пятнами. Но крупные хлопья, похожие на куски ваты, продолжали сыпаться с неба – словно дорвавшись до дела, они торопливо укрывали деревья, землю и постройки, наводя сияющую чистоту и первозданную белизну.
В связи с плохим самочувствием Аксы, перенесшей кесарево сечение и находившейся на постельном режиме, обряд наречения имени ее новорожденной дочери был отложен на неделю. Но шаман Петрович не посчитал нарушением правил с разрешения Марины Витальевны зайти в комнату к роженице и тихонько шепнуть той, что девочка будет наречена Снежаной, в честь снега, выпавшего в ночь ее рождения. Матери такие вещи знать можно, не то что всем прочим, не имеющим отношения к таинству рождения новой жизни.
Впрочем, несмотря на выпавший снег, Гаронна все так же продолжала нести свои серые воды к океану, а навстречу им, к истокам, все также продолжал идти сплошной поток нерестящихся лососей. Фэра, этот шаман женского рода, утром посмотрела на небо, понюхала ветер, не упустив и других малозаметных для несведущего человека примет, и сказала, что лосось будет идти самое малое руку дней, а самое большое две руки, после чего река начнет покрываться льдом. Сергей Петрович решил, что это тоже очень хорошее совпадение – можно будет одновременно отпраздновать окончание путины и рождение Аксиной дочки, будущей красавицы, спортсменки и почти комсомолки. Ну а как же иначе, ведь вокруг царит как раз первобытный коммунизм.
Вожди понимали, что пройдет еще немного времени и в прошлое отойдет еще один этап жизни племени Огня, после чего настанет момент оглянуться и оценить сделанное, а также наметить то, что еще только предстоит сделать. Пока в их племени все идет удачно, но это не значит, что так будет продолжаться вечно. Жизнь еще возьмет свою кровавую жертву. Но не надо пытаться заменить одну жертву на другую, задабривая капризное божество удачи жизнями тех, кто пока не имеет для племени особой ценности – например, женщин и детей из клана Волка. Эти бедняги и так уже уверены, что их убьют сразу, как закончится путина и отпадет надобность в грубой рабочей силе, необходимой для того, чтобы тянуть невод или перетаскивать большие связки насаженной на кукан рыбы с берега к разделочным столам.
И над этим вопросом вождям тоже следует подумать. В отношении женщин из клана Волков просто нет возможности применить все те приемы глубокой интеграции, которые были применены к Ланям и полуафриканкам, когда те, верша нечто для них экстраординарное, выходили за рамки привычной обыденности и готовили свои души к восприятию новых идей. Изготовление кирпичей, их обжиг, лесоповал, обработка дерева, а также строительство казармы, общежития, мастерских и прочих сооружений – то есть то, чего прежде тут не делал никто и никогда – совпали с радикальным изменением их бытовых условий и полностью перевернули представления об окружающем мире и о себе самих. К тому же большое влияние на их восприятие оказало вхождение в семьи основателей Племени и близкое общение с вождями и их юными помощниками.
К сожалению, а может и к счастью, Волчицы пока не могут быть приняты в семьи Основателей, ведь слишком большое количество женщин, взятых не по любви и дружбе, а по необходимости любой ценой пристроить замуж всех женщин до единой, обязательно разрушит семейные очаги, привнеся в них склоки и скандалы и уничтожив душевное тепло и уют. Но именно ради тепла и уюта создаются семьи, а отнюдь не из-за секса, как об этом думают сопливые подростки, еще не знавшие своей семейной жизни. Девушка может быть прекрасной, как стройная лань, и внешне нежной, как весенняя лилия, но если у нее истеричный и скандальный характер, ей никогда не стать желанной и любимой женой.
Нет, если все женщины какой-то семьи (например, того же Петровича) согласятся с тем, что какая-то из Волчиц подойдет именно их компании и муж при этом будет не против – тогда возможно все. Но так как кандидатура новой невесты требует единогласного одобрения всеми законными женами, то по известным причинам такой вариант полностью невозможен. Брака не получится, если хоть одна жена отвергнет кандидатуру соискательницы. Причиной отказа может стать несоответствие соискательницы, ее привычек и жизненной натуры, тем жизненным установкам, уже сложившиеся в семье, в которую она собирается войти.
Так что эти судорожные попытки Марины Витальевны через женсовет пристроить в семьи хоть некоторых волчиц раз за разом оказывались бесплодными. Женсовет ведь не принуждает (по крайней мере, не в этом случае) а всего лишь советует и уговаривает. А на уговоры можно и «забивать», местные это знают, как знают разницу между уговорами и приказом, а также советами и распоряжениями. А вот приказывать и распоряжаться в этом деле не стоит, причины смотри выше. Сергей Петрович уже даже несколько раз обдумывал введение института наложниц, детей которых воспитывали бы полноправные жены, но отступался от этой мысли по той же причине, по какой не хотел отменять принцип единогласного одобрения невесты со стороны уже существующих жен. Лишняя конфликтность в семьях никому не нужна, а она появится, если хоть чье-то мнение в