Все это сторонники революционной чистоты не могли забыть. Откуда у революционера деньги? Вспомним, как жил Робеспьер, которого называли чудовищем, но при этом Неподкупным, и совершенно справедливо. А Дантон смотрел на вещи совсем по-другому.
Как же Дантон ответил на эти обвинения, которые потом стали официальными перед его падением — в конце жизни его прямо обвинили в корысти и во взяточничестве? И он ответил, но, так сказать, художественно: «Я продавался не фактически. Я, люди моего покроя неоценимы, их нельзя купить».
Есть разнообразные версии, откуда у него взялись деньги. Самая простая: брал взятки от английского правительства, от короля, от сторонников короля. Есть более сложные, гласившие, что при расходовании средств революционного государства кое-что уходило неизвестно куда по каналам того же министерства юстиции — на секретные нужды революции. А за этим могло скрываться все что угодно.
И есть самая здравая (ее приводит историк Левандовский), что он брал деньги от тех, кто хотел купить его красноречие, чтобы он встал в каком-то реальном деле на определенную сторону в качестве союзника, но он не выполнял до конца того, что обещал. Он не становился послушным орудием тех, у кого он мог взять какое-то, скажем так, вспомоществование. И тогда вот эти его слова «люди моего покроя неоценимы» становятся точными фактически, то есть «меня нельзя купить» — я могу взять деньги, но это не значит, что я куплен.
Он, кстати, совершенно открыто покупал дома на имена родственников, тестя, тещи, сестры… Такой старинный прием на все времена. Все уже было, так сказать, в этом подлунном мире. И чтобы доказать, что это были взятки, нужны были какие-то специальные комиссии, тщательное расследование. Однако на процессе Дантона не было ни одного документа, который бы доказал, что он что-то присвоил.
Итак, восстание закончилось победой, Дантон — министр юстиции и фактически глава правительства. Сделано это было вовремя: на революционную страну со всех сторон наступали интервенты, национальная армия была слаба, и манифест герцога Брауншвейгского, пообещавшего смести Париж с лица земли, казался более чем реальностью. Многие в ужасе бежали из столицы. Громовым голосом Дантон подавил панику среди революционеров и, бросив легендарное: «Нам нужна смелость, смелость и еще раз смелость!», принялся за каторжную работу.
Тридцатидвухлетний министр прекрасно понимал, что против превосходящих сил противника одной смелостью не обойтись, а потому тратил огромные деньги на шпионов, агентов и всех тех, кто мог получить нужную информацию.
Эти инвестиции себя, похоже, оправдали. Итогом закулисных игр штаба Дантона стала самая знаменитая победа французских войск — в битве при Вальми.
20 сентября 1792 года у селения Вальми произошло решающее сражение. Вышколенным, хорошо вооруженным войскам интервентов противостояли войска революционной Франции, значительную часть которых составляли необученные и необстрелянные, плохо вооруженные добровольцы.
Прусские офицеры с чванливой самоуверенностью предвещали быструю и решающую победу над «революционным сбродом». Но они торжествовали рано. С пением «Марсельезы», с возгласами «Да здравствует нация!» французские солдаты стойко отбили двукратную атаку неприятеля. Превосходящая по численности прусская армия почему-то не стала вступать в новый бой, устроила артиллерийскую перестрелку, а потом и вовсе отступила.
Париж был спасен, а прусского командующего герцога Брауншвейгского потом долго обвиняли в том, что он был подкуплен. Подтвердилось это только после смерти герцога: в его коллекции драгоценностей был найден знаменитый бриллиант французской короны «Голубой», национализированный в период министерства Дантона, а затем куда-то бесследно исчезнувший. Страстный коллекционер драгоценностей, герцог поддался на уговоры французских шпионов и проиграл битву, от которой зависел исход революции, да и существование самой Франции.
А Дантон выиграл не только сражение, но и укрепил свой авторитет талантливого государственного деятеля. В сентябре на выборах в Национальный конвент на основе всеобщего избирательного права за Дантона проголосовали 92 % избирателей Парижа!
Заседания Конвента в Париже открылись в день победы при Вальми. В Конвенте было 750 депутатов: 165 из них — жирондисты, около 100 — якобинцы. Париж избрал своими депутатами только якобинцев (монтаньяров), Дантон вместе с Робеспьером и Маратом возглавил фракцию якобинцев. Остальные депутаты не примыкали ни к одной партии, их иронически прозвали «равниной» или «болотом». Ввиду запрета на совмещение депутатских обязанностей с министерскими 5 октября Дантон оставил пост министра.
Первыми актами Конвента были декреты об упразднении монархии и установлении во Франции республики, воспринятые народом с величайшим удовлетворением.
С первых же дней как в самом Конвенте, так и за его пределами завязалась борьба между жирондистами и якобинцами. Хотя жирондисты не участвовали в восстании 10 августа и народное восстание победило вопреки им, они стали теперь правящей партией. В их руках находился Временный исполнительный совет, к ним перешла на первых порах руководящая роль и в Конвенте.
Дантон как депутат Конвента подвергался нападкам со стороны жирондистов. Он стоял за суровые законы против бежавших из Франции от убийств и насилий черни эмигрантов, за казнь короля. Во время сентябрьских убийств (истребление заключенных в столичных тюрьмах 2–5 сентября), спровоцированных известием о падении Вердена, он не принял никаких мер для восстановления порядка; считал ярость народа неизбежным спутником революции; жирондисты называли его главным виновником резни.
Время с апреля по сентябрь 1793-го было эпохой наибольшего влияния Дантона. Он был любимцем народа, умел заставить слушать себя. После падения жирондистов (28 июля 1793-го) Дантон развил кипучую деятельность. Он сыграл видную роль в создании мощной центральной революционной власти, в подавлении анархического брожения Париже. Именно он предложил дать Комитету общественной безопасности диктаторские полномочия и предоставить в его распоряжение крупные средства, хотя членом Комитета общественной безопасности не был. Чтобы избежать обвинений в тяге к личному возвышению, он объявил, что не войдет в орган, который именно благодаря ему стал первой властью в государстве. Для отвода глаз он занимал положение покровителя и вдохновителя этого правительства извне. Дантон дал основной толчок к замене парламентского правления жирондистов революционной диктатурой Комитета общественного спасения и повел борьбу с врагами якобинцев внутри и вне Франции посредством революционных трибуналов и колоссальных военных наборов.
Среди многих политических вопросов, служивших предметом спора и борьбы между жирондистами и якобинцами, в конце 1792 года наибольшую остроту приобрел вопрос о судьбе бывшего короля.
Народные массы давно требовали предания свергнутого короля суду. Якобинцы поддерживали это справедливое требование народа. Когда в Конвенте начался судебный процесс над королем, жирондисты стали прилагать усилия, чтобы спасти его жизнь. И для жирондистов, и для якобинцев было очевидным, что вопрос о судьбе бывшего короля — не личный, а политический. Казнить короля — означало смело идти вперед по революционному пути, и так уже обильно политому кровью, а сохранить ему жизнь — значит задержать революцию на достигнутом уровне и пойти на уступку внутренним и внешним противникам.
Все старания жирондистов спасти жизнь Людовику XVI или хотя бы отсрочить казнь потерпели крушение. По требованию Марата было проведено поименное голосование депутатов Конвента по вопросу о судьбе Людовика XVI. «…Вы спасете родину… и вы обеспечите благо народа, сняв голову с тирана», — говорил Марат в своей речи в Конвенте.
Большинство депутатов высказалось за смертную казнь и за немедленное приведение приговора в исполнение: 21 января 1793 года Людовик XVI был казнен.
Так кем же был Дантон — диктатором или миротворцем?
Некоторые историки находили факты, обеляющие Дантона и свидетельствующие, что он не был таким уж безжалостным фанатиком, как, например, бездушный Робеспьер. Конвент раздирали противоречия, революция вступила в свою завершающую стадию: «Волки перегрызлись». Политики, вместе громившие роялистов, разделились на ненавидящие друг друга партии и течения. Дантон, понимавший, к чему может привести война «всех против всех», шел на жертвы, чтобы примирить враждующие лагеря. Он не смог остановить массовые убийства, зато заранее предупредил многих потенциальных жертв и даже снабдил их выездными документами и паспортами. Он метался по фронтам, взывая к разуму политиков: страна гибнет, а вы тут демагогию разводите!
Другая точка зрения гласит, что Дантон выступал с резкими нападками на якобинское правительство, требуя ограничения массовых казней и отмены закона о максимуме в корыстных целях. Главный аргумент сторонников подобных взглядов: одновременно с этими «мирными инициативами» Дантон осенью 1793-го и в начале 1794 года поддержал расширение масштабов террора, развязанного якобинской верхушкой, дабы, как он утверждал, «направить верные удары против врагов родины».
Именно Дантон был организатором революционных трибуналов, способствовавших гибели жирондистов. В ситуации усиления внешней и внутренней (роялистское восстание в Вандее) угрозы он добился 10 марта создания Революционного трибунала с чрезвычайными полномочиями — первый шаг на пути развязывания террора. А 7 апреля был избран в Комитет общественного спасения — высший контролирующий и распорядительный орган, созданный для борьбы с контрреволюцией.
30 ноября Дантон был командирован Конвентом в оккупированную французами Бельгию для организации системы ее управления. В январе 1793 года, вернувшись на несколько дней в Париж, он проголосовал в Конвенте за казнь короля и выступил с предложением об аннексии Бельгии, основываясь на идее естественных границ Франции по Рейну.
1 апреля жирондисты обвинили Дантона в связях с предавшим отечество генералом Ш.-Ф. Дюмурье, командующим войсками в Бельгии. В начале марта 1793-го, после поражения французов в Бельгии, генерал покинул ее пределы.