— Да, госпожа Дарция, — кивнула Ника. — Но для этого им пришлось бежать за океан.
— После церемонии я попрошу вас рассказать нам эту занимательную историю, — улыбка хозяйки дома из радушной плавно превратилась в откровенно насмешливую, а в голосе прозвучала нескрываемая ирония.
— Почту за честь, госпожа Дарция, — всё так же вежливо и радушно отозвалась девушка.
Оставив тётушку и племянницу, распорядительница церемонии скрылась в темноте, но её место тут же заняли две женщины, оказавшиеся старинными знакомыми госпожи Септисы, и той вновь пришлось представлять Нику. Сейчас же завязался оживлённый разговор, в ходе которого ей вновь пришлось отвечать на набившие оскомину вопросы.
Как-то незаметно подтянулись и другие дамы, так что скоро девушка оказалась в центре небольшой группки наиболее любопытных участниц предстоящего чествования Великой богини.
К счастью, в это время из прихожей появились ещё две женщины, и хозяйка дома зычным голосом прервала затянувшийся допрос:
— Время пришло начать восхваление Великой богини!
Все звуки моментально смолкли, послышалась нежная мелодия флейты.
Две молодые рабыни, одетые лишь в блестящие ошейники, подошли к занавесу, отделявшему первый внутренний дворик от второго, и торжественно раздвинули в стороны его половины, словно открывая залитую светом театральную сцену.
Ярки горели факелы на поддерживавших крышу столбах. В двух бронзовых чашах, установленных на треножниках по краям площадки, пылали щедро политые маслом древесные угли.
На заднем плане среди цветущих кустов белела статуя Ноны в длинной, почти до пят накидке и с простёртыми вперёд руками.
В трепещущем свете расставленных у подножия масляных плошек скульптура казалась гораздо выше, чем на самом деле, а с трудом различимые черты лица делали его таинственным и непостижимо загадочным.
Впереди, примерно посередине замощённой каменными плитами площадке, красовался покрытый короткой скатертью массивный, резной стол из темно-вишнёвого дерева, а на нём сверкала вычурная серебряная чаша, очень напоминавшая сосуд для смешивания вина.
Прохладный вечерний воздух, слитные звуки двух флейт, рассыпанные по чёрному бархату звёзды и нервный, трепещущий свет факелов наряду с сильным, будоражащим ароматом недавно распустившихся цветов создавали атмосферу ожидания чего-то мистического, чудесного, резко отличавшегося от скучных серых будней.
Распорядительница церемонии подошла к столу, и оглядев собравшихся, чётко отрапортовала:
— Я Лукста Драция Писа клянусь Ноной, хранительницей очага и покровительницей жён, мудрой Фиолой, оберегающей покой, свирепой Такерой, властительницей бед и несчастий, что в стенах этого дома сейчас нет ни одного мужчины, мальчика, юноши или раба мужского пола.
— Да услышат тебя богини, госпожа Дарция! — нестройным хором отозвались собравшиеся.
Стоя между тётушкой и одной из её знакомых, Ника быстренько пересчитала присутствующих.
Кроме шестнадцати женщин в одинаковых дурацких платьях, она разглядела двух обнажённых флейтисток. Сидевшая между ними на табуреточке, также ничем не прикрытая, третья музыкантша держала в руках небольшой барабанчик.
Непосредственные участницы церемонии бодренько, но без суеты выстроились полукругом напротив стола.
Хозяйка дома с венком из листьев на голове воздела руки к небу и громко, во весь голос запела:
В лазурном одеянье восседаешь, воздушная, эфирная царица.
Владеющая всем супруга мира, питающая дух императрица света,
Людскою жизнью ты повелеваешь и услаждаешь счастьем всеохватным,
Дождями льёшь блага ты мужчин и женщин, священная и щедрая безмерно!
Рождающую жизнь Великую богиню мы хором прославляем неустанно:
Приди благословенною владыкой, дарами драгоценными осыпь нас,
Пошли ты счастье дочерям и жёнам, что молятся тебе сегодня в этом месте.
Собравшиеся поддержали её дружно, но несколько вразнобой.
Опасаясь не попасть в такт, Ника предпочла беззвучно открывать рот, старательно запоминая слова. Ей всё же представилась возможность продемонстрировать свои вокальные способности, потому что гимн Великой богини надлежало исполнять трижды.
Едва хор отгремел в последний раз, девушка услышала жалобное блеяние. Две обнажённые рабыни волокли к столу отчаянно упиравшегося белого козлёнка.
Распорядительница заглянула животинке под хвост, после чего невольницы, повалив будущую жертву, ловко связали ей ноги и водрузили на стол.
Вновь запели флейты, а чуть позже к ним присоединился и барабан. Медленно раскачиваясь и поводя руками, участницы церемонии двинулись вокруг стола мелкими, короткими шажками.
Взяв со стола короткий бронзовый кинжал, хозяйка дома, запрокинув голову назад и простерев руки над блеющим и отчаянно трепыхавшимся козлёнком, заговорила, подвывая:
— О Великая мать всего сущего и сущая в каждой матери! Ты драгоценная жизнедарительница. В тебе всему начало и конец всего…
Она несла ещё что-то столь же пафосное, сколь и непонятное, но Ника уже не слушала, сосредоточившись на танце.
Барабанчик грохотал всё чаще, увеличивая темп. Подошвы сандалий всё сильнее ударяли по каменным плитам, порой не очень слаженно вплетаясь в мелодию музыкального сопровождения, а иногда вступая с ней в откровенный диссонанс.
Тем не менее, женщины, кажется, отдавались танцу самозабвенно, совершенно не обращая внимания на то и дело повторяющуюся несогласованность движений.
Попаданке такое исступление поначалу показалось странным и даже пугающим. Впрочем, учитывая то, что именно Великая богиня "отвечала" в том числе и за счастливое материнство, участниц церемонии вполне можно было понять.
Рождение детей являлось не просто главным, но едва ли не единственным занятием женщин, поскольку они по местным понятиям ни физически, ни умственно больше ни к чему неспособны.
Лишь родив мужу сына-наследника, супруга вправе рассчитывать на хоть какое-то уважение со стороны его родственников.
К многодетным матерям не только относятся с почтением в семье и обществе, они обладают и большими юридическими правами. Только после рождения третьего ребёнка женщина, вступившая в брак по радланским обычаям, выходит из-под опеки отца.
Кроме того, моральную мотивацию явно подстёгивала нежная, но в то же время требовательно-зовущая мелодия флейты, очень органично вписывавшийся в неё рокот барабана и вся таинственно-мистическая атмосфера церемонии.
Только Ника не могла себе позволить полностью отдаться во власть этого танца, не только из-за волнения, подозрительности, но ещё и из-за элементарного опасения на кого-нибудь налететь.
Плавно поводя руками и вместе со всеми двигаясь по кругу, она искренне недоумевала: как участницы сего действа ещё не сбились в "кучу-малу".
Между тем, закончив своё прочувственное обращение к Великой богине, распорядительница полоснула кинжалом по шее несчастного козлёнка, то ли преднамеренно, то ли случайно оросив своё лицо брызгами крови.
Одна из рабынь тут же поднесла к бьющей из рассечённой артерии струе сосуд для смешивания вина.
Всё это время остальные продолжали танцевать под учащавшийся ритм барабана.
Едва козлёнок перестал дёргаться, невольницы подняли его за задние ноги, выпуская остатки крови. И только когда из рассечённой шеи стали падать лишь редкие капли, хозяйка дома торжественно объявила:
— Всё сделано!
Тотчас замолчали барабан и флейты. Тяжело дыша, женщины вновь стали сходиться в группы.
— А вы неплохо танцуете, госпожа Юлиса, — отдуваясь, проговорила знакомая Септисы.
— Я старалась, — скромно улыбнулась Ника, внутренне готовясь к самой неприятной части церемонии.
— Сестра Гипария! — торжественно провозгласила распорядительница, окидывая собравшихся орлиным взором.
К отделившейся от группы женщине подскочили всё те же две рабыни, и одним чётко отработанным движением сняли через голову заменявший платье балахон, так что к столу она подошла совершенно обнажённой.
Макнув указательный палец левой руки в содержимое серебряной чаши, Гипария мазнула себя по губам, соскам и животу чуть ниже пупка, пробормотав:
— Славься, дающая жизнь бессмертных и смертных отрада!
После ритуальных слов невольницы помогли женщине одеться, и хозяйка дома выкрикнула новое имя.
Процедура повторилась. Услышав за спиной шорох, Ника обернулась, увидев одетых в короткие хитоны рабынь, раскладывавших по полу толстые, плетёные циновки.
Она не знала, по какому принципу распорядительница вызывала к столу участниц церемонии, но своей очереди ей пришлось ждать довольно долго.
Для начала хозяйка дома выкрикнула "сестру Пласду". Помазав себя, где положено, козлиной кровью, тётушка отчеканила требуемые слова, и отойдя в сторонку, уставилась на племянницу. Впрочем, та и без неё чувствовала на себе множество оценивающих взглядов. Девушке казалось, что даже обнажённые рабыни исподтишка поглядывают на неё. Видимо, поэтому она несколько замешкалась, выбираясь из платья.
Кровь в широком металлическом сосуде успела остыть и затянуться очень неприятной на ощупь плёночкой. Ника с трудом удержалась от гримасы отвращения, поводя липким пальцем по коричневой коже соска.
Заметив, что после неё остались только две молодые женщины, она подумала, отвечая улыбкой на улыбку супруги регистора Трениума: "К столу зовут в том порядке, как гостьи приехали в дом".
Едва последняя из участниц церемонии вновь облачилась в платье, появилась рабыня с двумя небольшими амфорами, содержимое которых быстро перекочевало в сосуд с козлиной кровью.
— Мы пели хвалебные гимны Великой богини! — радостно-торжественным тоном заговорила распорядительница. — Прикоснулись к её благодати через невинную кровь. Настало время вкусить тех даров, что посылают людям её бессмертные дети. Восславим же светозарную дарительницу жизни с кубком в руке!
После этих слов женщины, смеясь и переговариваясь, отправились к циновкам, поверх которых лежали маленькие разноцветные подушечки.