Однако, вскоре шаг невольников постепенно стал замедляться. Видимо, они просто начали уставать. Хозяйка потянулась к занавеске, очевидно, намереваясь их подстегнуть. Опережая её, врачеватель спросил:
— Расскажите, что случилось с вашим внуком, госпожа Комена?
Женщина какое-то время недоуменно смотрела на Акция, потом до неё, видимо, всё же дошёл смысл вопроса, и она с жаром заговорила:
— Я давно заметила, что Сцип стал какой-то вялый…
— Давно, это когда? — беззастенчиво перебил её лекарь.
— Ну я не знаю! — раздражённо передёрнула плечами собеседница. — Дней пять или шесть. Я говорила невестке, что Сцип бледненький, но та только отнекивалась. Мальчик просто устал, набегался…
Последние слова она произнесла, явно кого-то передразнивая.
— А сегодня утром… Сцип… Мой любимый внучек…
Супруга сенатора и заботливая бабушка громко всхлипнула, вытирая промокшим платочком набежавшую слезу.
— Он не захотел вставать… Отказался от любимого мёда и стал таким горячим…
Опасаясь, как бы она окончательно не разревелась, врачеватель поспешил задать новый вопрос:
— У него что-нибудь болит?
— Да! — встрепенулась женщина. — Горлышко. Он почти не может глотать. Мой птенчик!
Слушая надрывные, сбивчивые ответы госпожи Комены, где описание симптомов болезни внука перемешивались со словами обличения его безалаберной матери, Акций постепенно прояснял ситуацию. Если рассказчица ничего не перепутала и не упустила, с мальчиком не произошло ничего из ряда вон выходящего.
Увидев покрытое красными пятнышками лицо сенаторского внука, лекарь приподнял ему подол туники, дабы убедиться, что они покрывают тело целиком, затем нашарил большие утолщения за ушами, после чего заглянул в рот. Так и есть. Нёбо и глотка покраснели.
— Мальчика рвало? — спросил он у молодой женщины с подурневшим, заплаканным лицом.
Бросив затравленный взгляд на свекровь, та кивнула, с видимым трудом разлепив опухшие, дрожащие губы:
— Да, господин Акций. Утром. Но перед вашим приходом он выпил разбавленного вина с мёдом, и пока, хвала богам, не тошнит.
— А почему вы мне ничего не сказали? — рявкнула хозяйка дома. — Вы специально скрывали это от меня?
— Что вы, госпожа Комена!? — взмолилась собеседница. — Я же вам говорила!
— Так по-вашему я уже совсем выжила из ума и ничего не помню? — голос Вивы Комены Белы звенел от благородного негодования.
Молодая женщина закрыла лицо руками, и плечи её затряслись от с трудом сдерживаемых рыданий.
Врачеватель подумал, что свекровь, кажется, собирается отчитать и без того измученную невестку, не обращая внимание ни на больного внука, ни на присутствие чужого человека.
Последнее обстоятельство его изрядно покоробило. Всё-таки он не какой-нибудь отпущенник или раб, а охранитель здоровья государыни. Возможно, именно поэтому голос придворного прозвучал немного резче, чем следовало:
— Вам необходимо принести в жертву Пелксу белую овцу, госпожа Комена. Также не забудьте помолиться и Ноне с Геладой.
— Непременно, господин Акций, — моментально успокоилась супруга сенатора.
— Мальчик пусть остаётся в постели, — размеренно продолжил лекарь. — Поить его следует молоком с мёдом. Купите в лавке корень петрушки, приготовьте отвар и давайте пить по ложке на полдебена тёплой воды. Рот необходимо полоскать водой с лимонным соком. Ложка на дебен воды.
— Всё сделаем! — заверила хозяйка дома, и словно не замечая раба, торопливо водившего палочкой по навощённой дощечке, вновь зыркнула на невестку. — Вы всё запомнили, госпожа Комена?
— Да, госпожа Комена, — кивнула та, вытирая слёзы тыльной стороной ладони.
— А колени и локти мальчика полезно будет обмотать шерстяной тканью, — подумав, добавил врачеватель. — И месяц никаких прогулок и игр.
Он строго посмотрел на ребёнка, впервые отреагировавшего на его слова.
— Лучше подольше полежать, чем быстро заболеть по новой.
— Но месяц — это так много, господин Акций, — пролепетал мальчик.
— Терпение — одно из главных достоинств настоящего мужчины, — наставительно сказал царедворец и улыбнулся. — До свидания, маленький господин Комен. Да хранят тебя небожители.
— Спасибо, господин Акций, — робко улыбнулся пациент. — Пусть боги не оставят и вас.
— Что с моим внуком, господин Акций? — с жаром спросила хозяйка дома, едва они вышли во внутренний дворик. — Это очень опасно?
— Всё в руках богов, госпожа Комена, — неопределённо пожал плечами лекарь. — Но я пока не вижу ничего страшного. Дети в таком возрасте часто болеют красной горлянкой, и у большинства она проходит без последствий. Если, конечно, выполнять надлежащие рекомендации.
— Благодарю вас, господин Акций, — супруга сенатора шумно высморкалась в свежий платок. — Вам, наверное, нужно как можно скорее попасть обратно в Цветочный дворец?
— Да, госпожа Комена, — сухо ответил собеседник, вспомнив, как далеко ему предстоит идти.
— В таком случае я приглашаю вас ещё раз проехать со мной в паланкине, — радушно предложила женщина. — Я хочу лично поблагодарить её величество за то, что она проявила такое внимание к моему внуку.
Хозяйка дома всхлипнула.
— Вы же просто вернули меня к жизни! Я так переживала!
— Всё в руках богов, госпожа Комена, — счёл необходимым напомнить врачеватель. — Нам, простым смертным, не дано постичь волю небожителей.
— Я всё понимаю, господин Акций, — заверила супруга сенатора, протягивая ему маленький, расшитый цветными нитками кошелёк. — В молодости я потеряла двух сыновей и дочь, поэтому так беспокоюсь за внука. А тут ещё его мать…
Она замолчала на полуслове, скорбно и многозначительно поджимая губы.
Охранителю здоровья государыни стало грустно. Его откровенно не радовала перспектива всю дорогу выслушивать жалобы свекрови на невестку, так что он даже хотел отказаться от носилок и идти пешком, но приятная тяжесть кожаного мешочка примирила придворного императрицы с предстоящими неудобствами.
Однако вместо ожидаемого потока нелицеприятных слов в адрес супруги сына, госпожа Комена неожиданно поинтересовалась:
— Вы же слышали, господин Акций, что в Радле объявилась племянница господина Септиса, регистора Трениума? Девица называет себя внучкой сенатора Госпула Юлиса Лура. Ну того самого, которого казнили за участие в заговоре Китуна, а потом выяснилось, что он ни в чём не виноват?
— Да, я знаю об этом, — кивнул слегка насторожившийся лекарь. — Господин Септис признал в ней дочь своей сестры, которая была замужем за младшим сыном сенатора Юлиса.
— Так вы считаете, что родители этой особы все эти годы, действительно, прятались где-то на краю земли? — с некоторым замешательством спросила собеседница.
— Ну откуда же мне знать, госпожа Комена? — рассмеялся врачеватель.
— Но разве вы сами с ней не встречались, господин Акций? — совершенно неожиданно для спутника воскликнула женщина. — Когда возвращались вместе с её величеством из Галайской долины?
— Да, — не стал скрывать очевидного царедворец. — Госпожа Юлиса рассказала нам свою историю…
— И государыня её тоже слышала? — с плохо скрываемым недоверием прервала его супруга сенатора.
— Вы же знаете, как утомительны бывают дороги? — снисходительно усмехнулся придворный. — А рассказ госпожи Юлисы помог развеять скуку её величества.
— Государыня ей поверила? — Комена буквально впилась глазами в лицо спутника.
— Не знаю, — как можно равнодушнее отозвался тот. — При мне её величество об этой девушке больше не вспоминала.
— А вы сами как думаете? — не отставала собеседница. — Она на самом деле та, за кого себя выдаёт?
Акций на миг задумался. Жизнь при дворе давно отучила его давать точные и определённые ответы на столь щекотливые вопросы.
— В её рассказе много странного, госпожа Комена, — осторожно заговорил лекарь. — Но она точно издалека и совсем недавно в Империи. Я встречал много чужестранцев, и госпожа Юлиса ведёт себя во многом так же, как они.
— Это многое объясняет, — многозначительно поджала губы супруга сенатора.
— О чём это вы, госпожа Комена? — нахмурился охранитель здоровья государыни.
Какое-то время спутница сурово молчала, хотя мужчина видел, что её буквально распирает от желания поделиться свежей сплетней.
— Я могу рассчитывать на вашу скромность, господин Акций? — подавшись вперёд, шёпотом спросила она. — Поверьте, это не только моя тайна.
— Разумеется, госпожа Комена! — горячо заверил он собеседницу, с иронией подумав, что опять узнаёт какую-то важную новость одним из последних.
— Одна моя хорошая знакомая, — торопливо затараторила супруга сенатора, — рассказывала, что на чествовании Великой богини в доме господина Дарция, регистора Фиденария, госпожа Юлиса поразила всех своим танцем!
— Чем? — не на шутку удивился царедворец.
— Танцем, господин Акций! — резко выдохнув, вытаращила глаза спутница и добавила уже спокойнее, явно повторяя чужие слова. — Варвары любят устраивать буйные пляски, но с простыми и незамысловатыми движениями. А мне сказали, будто госпожа Юлиса показала что-то совершенно необычное, да ещё и под музыку, которую будто-бы услышала во сне!
— Вот как! — только и смог пробормотать весьма озадаченный лекарь, никак не предполагавший подобных талантов у случайной дорожной знакомой. Однако подумав, всё же был вынужден отметить, что движения внучки сенатора Юлиса, действительно, отличались некой изящной, хотя и не сразу бросавшейся в глаза плавностью.
— Моей знакомой, — продолжала между тем собеседница с прежним накалом, — тот танец напомнил выступления уличных плясуний. Но она сказала, что никогда раньше не видела таких резких и отточенных движений.
— А госпожа Юлиса не сказала, кто научил её так танцевать? — поинтересовался врачеватель.
— Говорит, сама всё придумала! — насмешливо фыркнула супруга сенатора. — Но вот вы скажите, господин Акций, разве такое бывает?
— Случается, боги награждают смертных и не такими способностями, госпожа Комена, — дипломатично ушёл от ответа царедворец, не желая давать повод для новых пересудов.