Правда Наставник уверял, что в доме поместья есть тайник, где спрятано чуть ли не десять тысяч империалов. Вот только туда ещё надо попасть, и не факт, что деньги до сих пор никто не нашёл. Хотя такого количества золота наверняка хватит, чтобы соблазнить сотню астрологов и столько же предсказателей.
Значит, пока самое важное — вернуть имение.
Дабы не вызвать недовольство госпожи Септисы, Ника пришла домой задолго до сумерек, и её сразу же потащили на примерку платья.
Весь следующий день тётя и бабушка усиленно готовили девушку к визиту в Сенат. Без споров опять не обошлось. Пласда Септиса Денса желала показать её лучшим людям Радла во всём блеске, дабы те не сомневались, что перед ними наследница славного рода младших лотийских Юлисов и племянница регистора Трениума, далеко не самого последнего человека в Империи.
Не забывая о своём обещании во всём слушаться хозяйку дома, племянница тем не менее, помня наставления "папы", наоборот, предпочла бы выглядеть скромнее. Уступив тётушке в фасоне платья, она никак не хотела вешать на себя дорогие украшения, поскольку слишком хорошо знала, насколько важно первое впечатление.
Спор рисковал перерасти в скандал, но, к счастью, на обед явился глава семьи с каким-то гостем.
Выйдя из уборной, он внимательно выслушал аргументы сторон, и подумав, поддержал племянницу:
— Ни к чему нам показывать ваше богатство, госпожа Юлиса.
Скрепя сердце, супруге пришлось согласиться, затаив обиду на девушку.
Вечером регистор Трениума провёл обстоятельную беседу с госпожой Юлисой. Несмотря на шибавший в нос запах алкоголя, выглядел дядюшка очень серьёзным и сосредоточенным.
— Я должен предупредить, что кое-кто из сенаторов уже высказал сомнение в вашем происхождении. Поэтому вам предстоит очень нелёгкий разговор. И я тут ничем помочь не смогу. Во время заседания могут говорить только сенаторы или приглашённые.
— Неужели вас там не будет? — встрепенулась Ника.
— Я останусь в дверях зала, — поспешил успокоить её собеседник. — И не смогу подсказать нужный ответ.
— Ну, по крайней мере, — задумчиво протянула девушка. — Вы хотя бы сможете подать знак, если я вдруг начну говорить что-то не то.
— Знак? — вскинул брови хозяин дома.
— Ну да, — подтвердила племянница. — Например, проведёте рукой по волосам или почешите ухо…
Регистор Трениума крякнул, пробормотав:
— Я об этом как-то не думал.
— Если мне лучше замолчать, — принялась она развивать свою мысль. — Проведёте рукой по волосам или скрестите их на груди. А если я делаю всё правильно — просто улыбнитесь.
Дядюшка рассмеялся.
— Если я так сделаю, то все увидят, что вы только на меня и смотрите, и всё поймут.
— А на кого мне ещё смотреть? — деланно удивилась Ника. — Вы же здесь мой самый близкий родственник.
— Я, конечно, попробую, — усмехнулся собеседник. — Но всё же лучше надейтесь на себя и не ждите от сенаторов снисхождения.
— Постараюсь не подвести вас, господин Септис, — заверила племянница.
— Главное — себя не подведи, — покачал головой тот. — И выспись как следует. Завтра у тебя трудный день.
Вот с этим-то как раз и возникли проблемы.
Риата Лация, поохав вместе с покровительницей минут пятнадцать, быстро засопела, а Ника ещё долго лежала, бездумно таращась в темноту.
Невзирая на то, что поспать как следует так и не удалось, проснулась она очень легко и чувствовала себя на удивление бодро.
Тётушка, словно забыв про домашние дела, тут же окружила племянницу явно преувеличенными заботой и вниманием. По её приказу рабы даже заменили воду в ванне и добавили в неё сушёные лепестки роз.
Пока девушка блаженствовала, полузакрыв глаза, служанка тщательно промывала ей волосы жидким мылом с запахом лаванды. Затем, не доверяя никому, лично умастила кожу покровительницы благовонным маслом. Ника не очень-то любила подобную процедуру, но уж если родственницы настаивали, решила уступить.
На завтрак вместо опостылевшей каши подали мёд и свежие лепёшки с молоком. Торопливо покушав, она переоделась в новое платье, а потом, усевшись перед зеркалом, вновь отдала себя в умелые руки Риаты Лации. Та, помня указания регистора Трениума, не стала гнаться за модой и делать сложную причёску, ограничившись аккуратно уложенными косами, скреплёнными серебряной шпилькой с бабочкой.
Как и условились, набор драгоценностей ограничили подарком Вестакии Картен и нефритовым ожерельем. А вот накидку ей подарили новую: очень лёгкую, тёмно-голубую с серебряным узором по краям.
Несмотря на ранний подъём и самое активное участие всех женщин семейства Септисов, сборы госпожи Ники Юлисы Террины для визита в Сенат закончились буквально за несколько минут до того, как в ворота дома постучался Анк Минуц Декум, которого покровитель послал за племянницей.
Прощаясь, растроганная тётушка, прижавшись щекой к её щеке, тихо прошептала:
— Будь сильной, Ника.
Бабуля расплакалась, размазывая по щекам слёзы и губную помаду, а Гэая, смотревшая на двоюродную сестру восторженными глазами, выкрикнула срывающимся голосом:
— Да помогут вам боги, госпожа Юлиса!
"Только на них и вся надежда", — нервно хмыкнула Ника, забираясь в новый паланкин.
Изредка поглядывая в щель между занавесок, она уже без труда узнавала улицы, по которым топали подошвы сандалий носильщиков. По мере приближения к Орлиной дороге, девушка с пугающим удовольствием почувствовала, как в душе нарастает знакомое ощущение отчаянной бесшабашности, охватывающей её всякий раз, когда приходится драться не на жизнь, а на смерть.
Попаданка прекрасно осознавала зыбкость и неопределённость своего нынешнего положения, основанного на "родственных" чувствах Септисов, а так же на желании регистора Трениума угодить сенатору Кассу Юлису Митрору и заделаться тестем одного из богатейших и влиятельнейших вельмож Империи.
А Домилюс здесь всего лишь дополнительный, хотя и очень приятный бонус, поскольку все, от кого так или иначе зависит её судьба, несомненно стремятся к "восстановлению справедливости" и возвращению имения законной наследнице рода младших лотийских Юлисов.
Она понимала, что именно эта заинтересованность даёт ей некоторую, совсем крошечную, свободу действий, которая сейчас же исчезнет, стоит Септису понять, что никакой земли племянница не получит.
Скорее всего, её просто запрут в доме до свадьбы, а Риату Лацию в лучшем случае выставят за дверь, лишив Нику единственного более-менее близкого человека. Следовательно, необходимо сделать всё возможное и невозможное, чтобы вернуть Домилюс или хотя бы запустить бюрократический механизм процесса "восстановления исторической справедливости". В этом случае у неё появится время, чтобы либо изобрести новый план избавления от постылого замужества, или как следует продумать бегство из Радла. А пока будут крутиться шестерёнки государственного механизма, дядюшка вряд ли решится продать племянницу в рабство или причинить ей какой-то серьёзный вред, даже если история с письмом императрицы вдруг выплывет наружу.
Носильщики наконец-то выбрались на Орлиную дорогу. Они изрядно спешили, и из-за царившего вокруг многолюдства, Минуцу, сопровождавшему племянницу покровителя, приходилось покрикивать на прохожих, призывая уступить дорогу.
Кто-то из горожан огрызнулся, возмущённый подобной бесцеремонностью, и толкнул паланкин так, что пассажирку изрядно тряхнуло.
К счастью, подоспевшие стражники не дали разгореться скандалу, а когда выяснили, что это следует по вызову Сената племянница регистора Трениума, отвесили борцу с превышением скорости несколько ударов тупыми концами копий.
Успокоившись, Ника вновь принялась проговаривать про себя коротенькую речь, с которой она, несмотря на возражение дядюшки, всё же решила обратиться к сенаторам.
Отодвинув занавеску в очередной раз, девушка увидела длинные каменные стены, окружавшие парк возле святилища Сенела.
Видимо, история внучки реабилитированного сенатора Госпула Юлиса Лура вызвала в Радле нешуточный интерес, потому что маленькая площадь с памятником Курсу Асербусу оказалась запружена народом. Не то чтобы люди сбились в плотную массу, но Нике показалось, что здесь собралось не меньше тысячи человек. То, что собравшиеся ждут именно её, стало ясно, потому как торопливо они расступались, освобождая дорогу носилкам, и с каким назойливым любопытством пытались заглянуть внутрь.
Поначалу девушка хотела задёрнуть занавески или прикрыться накидкой, но быстро передумала, и гордо выпрямившись, постаралась придать лицу неподвижно-сосредоточенное выражение, делая вид, будто внимание толпы её совершенно не задевает.
Невольники остановились у подножья лестницы, где двоюродную сестру поджидал Лептид Септис Сенс.
— Господин Септис ждёт вас у Сената, — ухмыльнулся братец, даже не делая попытки помочь сестре выбраться из паланкина. — Госпожа Юлиса.
Нимало не удивляясь, та поднялась на ноги, скользнув равнодушным взглядом по нему и обступившим носилки людям.
— Проводите меня к нему, господин Септис.
И тут в толпе кто-то пронзительно завопил:
— Никакая она не Юлиса, а самозванка!
Послышались удивлённые возгласы, некоторые из собравшихся стали оборачиваться, чтобы рассмотреть крикуна.
— Самозванка! Гоните её прочь, люди! — раздалось с другой стороны.
Старший отпрыск регистора Трениума, нервно хохотнув, втянул голову в плечи, а вот ожидавшая чего-то подобного Ника даже бровью не повела, с иронией подумав: "Неистовые" в Этригии громче орали".
Судя по мизерному количеству явно подкупленных горлопанов, нынешние владельцы Домилюса либо не успели как следует подготовиться к нынешнему заседанию Сената, или просто не воспринимают её всерьёз.
— Послушайте, госпожа! — вскричал мужчина средних лет в тунике из толстого, добротного сукна. — Вы в самом деле внучка сенатора Госпула Юлиса?
— Тому свидетели бессмертные боги! — повысила голос девушка. — Они ведают, что я законная дочь Лация Юлиса Агилиса, а он младший сын Госпула Юлиса Лура, павшего жертвой подлого коварства.