— Заставив её жить в дремучем лесу среди диких варваров, где достойной дочери радланского народа приходилось делать самую грязную работу, которую у нас выполняют только рабы! — вскричал переполненный благородным негодованием сосед Аттила. — Не достойнее было бы убить её сразу, чем подвергать подобным мучениям? Как поступил когда-то достославный Пелемий, не дав царю Прегаму обесчестить свою сестру?
— Да, лучше бы он так и поступил! — негромко, но вполне отчётливо пробормотал брат нынешнего владельца Домилюса, но девушка уже не обращала на него внимания, сосредоточившись на новом противнике.
"Хочешь проверить: кто из нас лучше знает историю? — усмехнулась она, лихорадочно перебирая в памяти многочисленные рассказы Наставника. — Ну, давай посмотрим".
— Во времена второй тернусской войны, когда полчища укров разграбили и сожгли Радл, жители его укрылись на вершине сенельского холма. После месяца осады там тоже, наверное, пахло не розами. Воды не хватало даже для питья. Но мужи самых знатных родов почему-то не убили своих жён, наоборот, хранили и берегли их, как подобает радланам.
— Не показывайте нам лишний раз своё невежество! — презрительно скривился сосед Аттила. — Тогда люди знали, что враги рано или поздно уйдут и…
— А моя мать знала, что справедливость восторжествует! — резко оборвала его ораторша. — И она не виновата, что это случилось для неё слишком поздно. Мои благородные родители стойко перенесли все ниспосланные судьбой испытания. И упрекать моего отца в трусости может только… очень недалёкий человек!
— Как можно позволять этой нахалке так разговаривать с мужчиной, да ещё и представителем власти!? — лицо собеседника от злости стремительно бурело и стало походить цветом на варёную свёклу. — Если вы, господин Квант, не заставите наглую девку заткнуться, я сделаю это сам!
Видимо, не на шутку разозлившись, он попытался выбраться со своего места, чтобы спуститься на площадку и примерно наказать грубиянку. Однако сосед крепко схвати его за руку, что-то прошептав себе под нос.
— Спокойнее, господин Валер, спокойнее, — викесарий поднял тощую высохшую руку, напоминающую куриную лапку. — Садитесь, а вы, госпожа Юлиса…
Старик гневно сверкнул глазами из-под сурово сведённых к переносице бровей.
— Не забывайтесь, где находитесь и с кем говорите! Ещё раз позволите себе подобное вызывающее поведение, и мы не станем вас слушать. Вам ясно?
— Да, господин Квант, — мысленно переводя дух, Ника поклонилась. — Прошу простить мою несдержанность, господа Сенат. Я признаю свою ошибку и обещаю больше не позволять себе лишнего.
Несмотря на грозное предупреждение и суровый вид, девушке показалось, что в голосе собеседника прозвучали нотки одобрения. Но, видимо, это заметила только она, потому что крайне недовольная физиономия дядюшки не предвещала племяннице ничего хорошего, а демонстративно скрещённые на груди руки только усиливали тревожные ожидания.
— Доброе имя господин Госпула Юлиса Лура восстановлено уже двенадцать лет назад, — вкрадчиво проговорил сенатор, сидевший на скамье позади викесария. — Почему же вы вернулись только сейчас?
Ника обстоятельно поведала о тот, как после смерти матери убитый горем отец перестал интересоваться новостями из Империи и только после вещего сна попросил своего друга выяснить судьбу оставшихся в Радле родственников.
— Вернувшись на следующий год, господин Картен рассказал, что негодяя, оклеветавшего Госпула Юлиса Лура, казнили, и сенатор с сыновьями оправдан. К сожалению, отец к тому времени настолько отчаялся, что просто не поверил хорошим новостям и дал задание мореходу перепроверить всё ещё раз. Один из торговых партнёров господина Картена, посещая столицу, зашёл в здание Сената, и ему показали выбитое на стене имя моего деда. Только после этого отец поверил.
— И почему же он не вернулся на родину, о которой так мечтал? — не давая ей закончить, насмешливо фыркнул Аттил.
— Он посчитал себя слишком старым для такого долгого и тяжёлого путешествия, — разъяснила девушка, и предвосхищая уже ставший привычным вопрос, добавила. — Я долго отказывалась плыть одна, умоляя отца позволить мне остаться, чтобы скрасить остатки его дней. Но он приказал мне отправиться в Радл, и я не смогла ослушаться.
Вытащив из-за тоненького пояса чистенький белый платочек, Ника торопливо промокнула заблестевшие глаза.
— Неужели вы и теперь не видите, что она просто морочит нам головы?! — вновь возопил скандальный сосед Аттила.
— Почему вы так решили, господин Валер? — с какой-то странной усмешкой поинтересовался сенатор с выпирающим брюшком.
— Вы бы сами, господин Фабий, рискнёте отправить свою дочь одну на корабле, полном разнузданных матросов? — вопросом на вопрос ответил тот, и не дожидаясь ответа с жаром продолжил. — И не один радланский отец, дорожащий честью своей дочери так не поступит. Не мог этого сделать и Лаций Юлис Агилис! Вот почему я утверждаю, что перед нами самозванка, подлая мошенница, обманом пробравшаяся в семью уважаемого господина Септиса!
И вновь, как уже случалось совсем недавно, девушка с тревогой заметила, как, слушая эту ахинею, важно кивают "народные избранники", а из глубины коридора явственно донёсся тихий одобрительный шепоток.
— Что вы на это скажете, госпожа Юлиса? — недобро усмехаясь, поинтересовался викесарий.
— Мой отец говорил, что у каждого настоящего мужчины обязательно есть враги, — медленно, словно шагая по тонкому льду, пробормотала Ника, приписав Наставнику вольную переделку высказывания Тита Турия Плавста из его "Записок наблюдателя". — И друзья, всегда готовые прийти на помощь в самый трудный час, прикрыть в бою и не предать даже под угрозой смерти.
Она обвела взглядом невольно притихший зал.
Большинство присутствующих, как на мраморных скамейках, так и в коридоре, внимали ей, едва ли не затаив дыхание. Так что наступившую тишину нарушало только монотонное жужжание вившихся под куполом мух. Теперь ораторше предстояло самое трудное: с толком используя всеобщее внимание, ненароком не испортить ту еле наметившуюся приязнь со стороны слушателей, которую она начинала явственно ощущать.
— Теперь-то я понимаю, — с сочувствием глянув на криво ухмылявшегося Валера, вздохнула девушка. — Что даже не все сенаторы благословлены этим даром богов. Но в отличии от них у моего отца есть верный и надёжный товарищ. Это господин Мерк Картен — мореход и консул вольного города Канакерна, что на Западном побережье. Он сказал, что на его корабле моей чести ничего не угрожает и, как достойный человек, сдержал своё слово. А те, кто с умным видом рассуждают о разнузданных матросах, не иначе как встречали их только в кабаках, ни разу не выходя в море. Иначе знали бы, что власть капитана в плаванье абсолютна и непререкаема. Одного его слова достаточно, чтобы нарушитель приказа отправился в царство Нутпена с перерезанным горлом. Надеюсь, я ответила на ваш вопрос, господин Квант?
Викесарий величественно кивнул, а регистор Трениума, наконец-то расцепив руки, довольно улыбнулся, с гордостью посмотрев на соседа, в котором Ника к несказанному удивлению узнала Вилита Тарквина Нира — младшего сына императора Константа Великого.
— Так вы утверждаете, что пересекли Западный океан? — с нескрываемым недоверием поинтересовался молодой сенатор, самое большее лет на пять старше Ники. — Разве это возможно? Там же край земли.
— О лежащих за океаном землях писал ещё Генеод Феонский в трактате "О сути вещей", — ответила девушка, изо всех сил стараясь избежать наставительного тона. — В городах Западного побережья никто из мореходов не считает Некуим сказкой. Другое дело, что путь туда долог тяжёл и опасен. В чём я смогла убедиться лично. Вначале небожители не слишком благоволили нашему путешествию…
Решив хотя бы немного отдохнуть от злых вопросов, она обстоятельно рассказала о злоключениях их корабля, попавшего в объятия Змеи, о страданиях, голоде, жажде и о горячих молитвах богам, которые в конце концов оказались услышаны.
— Но кто это может подтвердить, госпожа Юлиса? — всё с тем же скепсисом усмехнулся собеседник.
— В первую очередь сам господин Картен, — сказала Ника и стала перечислять. — Потом ещё Крек Палпин — его старший матрос. Матросы: Мулмин, Нут Чекез, Гас Мрек. Вам достаточно?
— Они из Канакерна? — пожелал уточнить сенатор.
— Да, — подтвердила рассказчица. — Там их дома и семьи, о которых надо заботиться.
— Предлагаю отправить в Канакерн гонца с письмом! — вскричал Аттил. — Пусть консулы выяснят: проживают ли в городе эти люди и возьмут с них клятву в том, что на одном корабле с ними из Некуима прибыла дочь Лация Юлиса Агилиса. И только после получения этих сведений вернуться к рассмотрению прошения господина Итура Септиса Даума.
Из коридора донёсся тихий, но явственный вздох разочарования. Регистор Трениума сморщился как от зубной боли, а сенатор Касс Юлис Митрор ядовито осведомился:
— К чему все эти сложности, господин Аттил? Всё же и так ясно. Девушка — внучка Госпула Юлиса Лура. Родственники её узнали. На все вопросы она дала чёткие и аргументированные ответы. Так зачем же откладывать?
— Чтобы принять единственное правильное решение, мы обязаны во всём разобраться! — огрызнулся оппонент. — Сенат не может позволить себе ошибиться в решении столь уникального и щекотливого вопроса.
— Это не разбирательство! — решительно возразил Касс Юлис Митрор. — Это мелочные придирки. Вы пытаетесь тянуть время, господин Аттил. Но почему? Возможно, потому, что бывшие родовые земли младших лотийскох Юлисов теперь принадлежат вашему брату?
Зрители глухо зароптали.
— Вы обвиняете меня в нечестности, господин Юлис? — вскричал собеседник.
— Я лишь спрашиваю, господин Аттил, — с тонкой, понимающей улыбкой уточнил Касс Юлис Митрор.
— Нет, конечно! — гордо вскинул подбородок Аттил. — Я забочусь только о строжайшем соблюдении имперских законов и надлежащем исполнении поручения государя.