— До свидания, ваше высочество, — прощаясь с сыном императора, девушке хотелось никогда с ним больше не встречаться, однако где-то в глубине души почувствовала некоторое сомнение в искренности своего желания.
— Надеюсь, ещё увидимся, госпожа Юлиса, — улыбнулся на прощание принц.
Проходя по залу, Ника ещё какое-то время чувствовала спиной его странный, изучающий взгляд.
— Садитесь! — едва ли не прорычал дядюшка, кивнув на стоявшие у дверей трактира носилки, а сам стал о чём-то беседовать с сыном.
Усаживаясь на подушки, она с беспокойством гадала: в последних словах Вилита в самом деле прозвучал какой-то скрытый подтекст или он ей только послышался?
Забравшись в паланкин, регистор Трениума приказал рабам поторопиться и заявил:
— Вы очень сильно меня разочаровали, госпожа Юлиса! Я же запретил вам произносить речи!
— Да я и сказала-то всего несколько слов, — буркнула племянница, у которой сложилось стойкое ощущение, что её выступление явно пришлось сенаторам по вкусу.
— Это не имеет значение! — выпятив нижнюю челюсть, зло зашипел мужчина. — Я приказал тебе помалкивать или нет?!
— Приказали, — пролепетала девушка.
— Тогда почему распустила язык?! — лицо собеседника исказила гримаса нешуточного гнева. — Или мои слова для тебя ничего не значат?! Забыла, в чьём доме живёшь?!
— Простите, господин Септис, — потупила взгляд Ника, чувствуя, как перехватывает горло, а на глаза наворачиваются слёзы обиды и горечи. — Я всё поняла, и больше такого не повторится.
— Но если бы дело ограничилось только этим, ещё полбеды! — продолжал бушевать родственник. — Вы же вели себя с сенаторами дерзко и даже грубо!
— Так они же обвинили моего отца в трусости, а меня в самозванстве! — огрызнулась племянница, пытаясь, если не оправдаться, то хотя бы объяснить своё поведение.
— Да ну и что!? — приподнявшись, рявкнул регистор Трениума. — Они сенаторы, лучшие люди Радла. Выше их в Империи только государь! А ты никто и ничто!
— Я Ника Юлиса Террина! — отчеканила попаданка, понимая, что зарвавшись, вновь ступила на чрезвычайно тонкую грань, шагнув за которую, она рискует потерять всякое расположение родственников и стать в их доме пленницей, а то и чем похуже. — И я не позволю оскорблять моего отца! Иначе какая я Юлиса?!
— Сенаторы принадлежат к не менее знатным родам, — чуть сбавил обороты дядюшка, видимо, сыграло свою роль впитанное с молоком матери почтение к аристократам.
— Так я же им ничего плохого не сказала, господин Септис, — робко напомнила племянница.
— Но как вы с ними разговаривали!? — вскричал собеседник, явно накручивая себя. — Грубо, без малейшего почтения к возрасту и общественному положению! Забыли, кто был перед вами?! Что теперь люди подумают о вас и о нас!?
Чтобы не разреветься от унижения, Нике пришлось крепко прикусить нижнюю губу, но слёзы всё равно бежали по щекам, оставляя на коже мокрые, противные дорожки.
— А что вы там наплели принцу? — продолжал отчитывать её регистор Трениума. — С чего вы решили, что справитесь с имением, а не угробите его, окончательно пустив по ветру родовое поместье младших лотийских Юлисов? Умение читать и писать ещё не значит способность хозяйствовать на земле!
— Эти слова предназначались только Вилиту! — с дрожью в голосе выпалила девушка. — Мне показалось полезным, если все подумают, будто я сама собираюсь владеть Домилюсом, по крайней мере на первых порах. Чтобы никто не говорил, что вы с господином Юлисом для господина Авария стараетесь!
— Вот как! — озадаченно вскинул брови дядюшка.
— Принц и его приятели не будут молчать о нашем разговоре, — постепенно беря себя в руки, продолжила племянница. — Вот пусть и думают, что вы пока ещё не хотите выдавать меня замуж.
— А я, признаться, поверил, — хмыкнул собеседник. — Решил, будто вы с ума сошли.
И пристально посмотрев на вздрагивавшую от с трудом сдерживаемых рыданий спутницу, добавил:
— Да, о вашей свадьбе лучше помалкивать до разрешения вопроса с имением. Аттил предлагал вообще вам его не возвращать, ссылаясь на то, что тот закон принимался в чрезвычайных обстоятельствах. Тогда шла война, а сейчас мы живём в процветающей Империи, где женщины занимают своё, отведённое богами, место и находятся под защитой мужчин. И ещё он говорил, что имение всё равно достанется не внучке Госпула Юлиса Лура, а её мужу. Кое-кто из сенаторов его поддержал. Хвала богам, большинство всё же чтит наши законы. Вот и решили пока отправить письмо в Канакерн. Наверное, Аттил рассчитывает за это время уговорить или как-то по-другому повлиять на колеблющихся. И я думаю, если станет известно о вашем браке с Аварием, сторонников у него прибавится, и имение вам не отдадут, что бы там не написали консулы Канакерна.
— Вот об этом я и хотела с вами поговорить, господин Септис, — Ника достала платочек, ужасно довольная тем, что судьба вновь предоставила ей хоть какую-то отсрочку.
— А что такое, госпожа Юлиса? — нахмурился регистор Трениума.
— Западное побережье далеко, — вытерла та покрасневший нос. — Я боюсь, кто-то может попытаться подделать письма консулов.
— Не переживайте, такого не случится, — категорично заявил собеседник. — Правда рано или поздно выяснится, в наказание за подобный подлог очень серьёзное. Для сенатора — пожизненная ссылка, для прочих — каторга или смерть на колу.
— И всё-таки, господин Септис, было бы лучше, если бы вы с господином Юлисом послали своих людей в Канакерн, — с нажимом проговорила девушка. — Пусть они встретятся с господином Картеном, другими консулами; возьмут с них письменные расписки о том: кто я такая, и откуда взялась. А главное — заверят их в храме Нутпена.
— Ваши страхи совершенно безосновательны, — недовольно проворчал дядюшка. — Как ни любит Сцип Аттил брата, своё положение ему дороже. А посылать людей в такую даль я не буду.
— Воля ваша, господин Септис, — раздражённо дёрнула плечом племянница. — Только Аттил с братцем могут провернуть всё это через посредников. Тогда точно никто концов не найдёт.
— Успокойтесь, ничего подобного не случится! — с апломбом заявил регистор Трениума. — Уж поверьте. Я лучше вас разбираюсь в политике. Примерно через месяц, может, чуть позже, придёт ответ из Канакерна, и вопрос с Домилюсом будет решён в нашу пользу.
Мужчина жёстко усмехнулся.
— Если, конечно, вы будете вести себя прилично, а не так, как в Сенате. И не станете где попало повторять ту чушь, что несли его высочеству.
— Господин Септис, — она тщательно сложила мокрый платочек. — Тогда, быть может, мне стоит пока вернуться в имение? Боюсь, что если при мне вновь начнут оскорблять отца, я могу не сдержаться. Нас с госпожой Септисой уже ждут в гости. Возможно, стоит объявить, что после вызова в Сенат мне стало плохо, и вы отправили меня за город поправлять здоровье?
Глубокомысленно хмыкнув, собеседник задумчиво потёр гладко выбритый подбородок.
— Вот сейчас вы рассуждаете разумно, госпожа Юлиса. Действительно, после того, что вы наговорили, вам лучше покинуть Радл. Не будем откладывать. Завтра же отправлю кого-нибудь из коскидов в поместье за фургоном, и через пару дней отправляйтесь.
— А нельзя ли мне на прощание ещё раз сходить в бани Глоритарква? — пользуясь сменой дядюшкиного настроения, попросила племянница.
— Ни в коем случае! — энергично замотал головой тот. — Да вам там проходу не дадут! Разве не знаете, что бани — одно из тех мест, где обсуждают самые свежие новости? Или думаете, женщины не умеют задавать обидных вопросов?
— Умеют, конечно, — смущённо пробормотала Ника, понимая, что по сути возразить родственнику нечего. — Каких только глупостей я от них не наслышалась.
— Вот видите, — усмехнулся регистор Трениума.
Но тут в голову девушке пришла совершенно неожиданная мысль.
— Тогда не сможете ли вы исполнить другую мою просьбу, господин Септис?
— Какую, госпожа Юлиса? — сейчас же насторожился собеседник.
— Мне бы очень хотелось посмотреть на Домилюс, — проникновенно заговорила та. — Посетить склеп с могилами предков, принести жертвы.
— Даже не думайте! — с прежней решимостью оборвал её дядюшка. — Да если вас поймают на чужой земле, неприятностей не оберёшься! Обвинят, сохрани небожители, в воровстве и сделают рабыней. Мало ли таких случаев. Выручай вас потом. Нет уж, госпожа Юлиса. Вот станете там хозяйкой, выйдете замуж и ходите где вздумается.
— Ну хоть издали посмотреть на него можно, господин Септис? — взмолилась племянница. — Отец рассказывал, что там дорога по холмам проходит, а с них прекрасно видно и усадьбу, и склеп. Я понимаю, что уже доставила вам много хлопот, но пожалуйста, позвольте мне хотя бы взглянуть на родительский дом! Обещаю, что обязательно отблагодарю вас и вашу уважаемую супругу за доброту и внимание, с которым вы ко мне отнеслись.
— Хорошо! — недовольно поморщился регистор Трениума. — Я подумаю, что можно сделать, но ничего не обещаю.
— Спасибо, господин Септис, — улыбаясь сквозь слёзы, поклонилась девушка. — Да хранят вас бессметные боги.
Известие о том, что супруг собирается вновь отправить племянницу за город, тётушку явно не обрадовало, однако в присутствии Ники она воздержалась от комментариев, ограничившись недовольной гримасой.
Несмотря на то, что его царственная пациентка по-прежнему не проявляла никакого интереса к судьбе Ники Юлисы Террины, охранитель здоровья государыни не смог пропустить визит столь необычной девушки в Сенат.
Не то чтобы Акций испытывал какое-то чувство вины за то, что, пообещав передать письмо, внушил ей ложную надежду на помощь императрицы. Он был вообще мало подвержен подобным переживаниям. Да и большой беды в её замужестве за господином Аварием не видел. Главный смотритель имперских дорог, богач и приближённый императора, — не самая плохая партия для непонятно откуда взявшейся девицы не самой первой свежести даже с приданым в виде имения под Радлом. Тем более, всё явственнее проявлявшийся недуг Авария позволял рассчитывать на то, что данный брак, скорее всего, окажется не слишком продолжительным. А та неприязнь, которую явно испытывала к своему жениху госпожа Юлиса, в понимании умудрённого жизнью царедворца не имела никакого значения.