Дикари легко могут убить, причём очень жестоко, но до такого утончённого скотства им просто ни за что не додуматься.
Очень возможно, она совершила главную ошибку своей жизни, когда покинула Некуим? Внезапно земля под ногой исчезла и потерявшая бдительность разведчица рухнула в темноту. От тяжёлых увечий её, скорее всего, спас зажатый в руках дротик.
Воткнувшись в стенку канавы он, развернув Нику, замедлил падение. Мягко шлёпнувшись в протекавший по дну ручей, она опомнилась, прекратив заниматься самокопанием. С облегчением убедившись, что кроме синяков и шишек её драгоценная тушка не понесла серьёзного урона, девушка осторожно выбралась из траншеи.
К счастью, путешественница успела уйти достаточно далеко, чтобы обитатели усадьбы могли слышать шум падения. Выругав себя за потерю бдительности, Ника пошла вдоль дороги, старательно глядя себе под ноги.
Чуть позже ей показалось, что из поместья донёсся чистый голос Балка Круна, а ещё минут через двадцать впереди послышался громкий храп. Под высоким, раскидистым деревом, одиноко росшим на краю виноградника, кто-то мирно спал. Не собираясь его будить, девушка обошла то место стороной, и перебежав через дорогу, торопливо скрылась в овраге.
— Ой, госпожа! — с облегчением выдохнула Риата. — Как же я рада, что вы вернулись!
— Я тоже, — хозяйка без сил рухнула на расстеленное овчинное одеяло.
Какое-то время они молчали. В стороне мирно сопел ослик, остро пахло навозом.
— Вы, наверное, пить хотите, госпожа? — как-то наигранно встрепенулась невольница.
— Наливай, — кивнула путешественница.
Женщина аккуратно нацедила из амфоры разбавленного вина. Осушив стакан, Юлиса вытерла губы рукавом и тут же скривилась от отвращения, совсем позабыв, что намочила одежду в канаве.
— Развесь где-нибудь, — проговорила она, стаскивая рубаху. — Пусть подсохнет
— Слушаюсь, госпожа, — поспешно отозвалась Риата, с гордостью сообщив. — Ваше платье я отчистила.
— Лучше ночную рубашку принеси, — буркнула Ника, развязывая ремешок на штанах. — Может, успею немного поспать.
— Ой, простите рабыню глупую! — всплеснула руками невольница. — Совсем забыла.
Охая и явно напоказ ругая себя, она метнулась в фургон, что-то там опрокинула, зашипев от боли.
"Довыпендривалась!" — усмехнулась про себя девушка, с негромким шлепком размазав по голому плечу комара.
— Скорее, не лето тут голышом стоять!
— Несу! — отозвалась Риата. — Уже несу.
Помогая хозяйке одеться, она всё же не смогла удержаться от вопроса:
— Что там, госпожа? Видели артистов? Кто так кричал?
— Один чересчур любопытный раб, — проворчала путешественница. — Хозяин приказал посадить его на кол, а чтобы не мешал пировать, велел вырвать язык.
— О, Дрин, пошли ему быструю смерть, — прерывисто вздохнув, прошептала женщина.
— Из актёров видела только Гу Менсина, — госпожа зябко передёрнула плечами.
Возможно, ей следовало сохранить в тайне постыдные подробности, но Нику буквально распирало желание высказаться и не про себя, а вслух наградить Сфина Бетула теми эпитетами, которые тот безусловно заслужил, от души жалея, что радланский язык так беден ругательствами.
— Хозяин, этот бессильный лагир, мерзкий жирный мешок с дерьмом, заставил его изображать… хряка! Чтобы спасти Менрана его отцу пришлось… со свиньёй! На помосте! А эти гнойные рожи ржали, как… как… кобылы на случке!!!
— Ой, госпожа!
В царившей вокруг полутьме девушка скорее угадала, чем увидела, как собеседница в ужасе прикрыла ладонью рот.
— Даже думать не хочу, что пришлось делать остальным…
— Мне в Преграме рассказывали про одного богача, — пролепетала Риата. — Он специально покупал по дешёвке старых и больных рабов, чтобы мучить и убивать их всякими хитрыми способами. Городские невольники больше всего боялись, что хозяева продадут их ему.
"Вот где раздолье всяким маньякам и извращенцам, — ёжась подумала попаданка. — Купил говорящее орудие труда и делай с ним всё, что заблагорассудится. Никто и слова не скажет. Частная собственность, батман".
— Ты только помалкивай о том, что я рассказала, — сурово сдвинув брови к переносице, предупредила хозяйка.
— Да, госпожа, — смиренно поклонилась невольница. — Клянусь Такерой.
Зевая, Ника забралась в фургон, но прежде, чем рухнуть на шкуры, пробормотала:
— Лучше вообще не говори, что я куда-то ходила ночью.
— Слушаюсь, госпожа, — покладисто согласилась женщина.
— И разбуди меня… как только… перед рассветом…
Путешественнице казалось, что после всего увиденного и услышанного она глаз сомкнуть не сможет. Слишком много страшных впечатлений свалилось на неё этой ночью. Но перегруженный негативом разум просто выключился, словно уже позабытая электрическая лампочка, погрузив сознание в блаженную темноту.
Увы, отдых оказался очень недолгим, и вкрадчивый голос вырвал Нику из небытия.
— Проснитесь, госпожа. Заря над горами. Скоро рассвет. В усадьбе давно тихо.
При последних словах девушка вздрогнула, вспомнив всё, что случилось. Рывком сев, протёрла глаза.
— Спасибо, что разбудила. Давай выбираться отсюда.
Первым делом она, вновь обрядившись в дикарский костюм, принялась расчищать путь. Пришлось изрядно повозиться, прежде чем подгоняемый руганью, проклятиями и ударами палки ослик, натужно хрипя, втащил фургон на дорогу.
Не желая попадаться на глаза обитателям поместья, путешественница отогнала повозку за холм, где переоделась и велела Риате заняться причёской.
Чувствуя, что не в силах просто так сидеть и ждать, Ника прошла немного назад, так чтобы видеть усадьбу Сфина Бетула, где этой ночью творились чересчур гнусные даже для этого мира дела.
Кутаясь в меховой плащ и переступая с ноги на ногу, чтобы не замёрзнуть, она не забывала оглядываться по сторонам. Но в этот серый, предрассветный час дорога всё ещё продолжала оставаться пустынной.
Возле господского дома уже суетились какие-то фигурки, когда ворота усадьбы распахнулись, выпустив большой фургон артистов.
Только после этого девушка вернулась к своей повозке.
— Едут, госпожа? — робко спросила невольница.
— Едут, Риата, — кивнула хозяйка, и погрозив пальцем, ещё раз предупредила. — Запомни, я ночью никуда не ходила. Всё остальное можешь рассказывать как есть: и про сторожей, и про крик.
— Я лучше буду говорить, что всю ночь спала и ничего не слышала, — предложила собеседница.
— Не поверят, — возразила госпожа, усаживаясь на скамеечку. — Какой сон в таком месте?
Она потёрла озябшие пальцы ног. Надо бы шерстяные носки раздобыть. А то так и ревматизм заработать не долго… Или артрит какой-нибудь?
Ждать артистов пришлось довольно долго. Но вот из-за холма появилась полотняная крыша фургона, потом державший поводья Анний Мар Прест с сидевшим рядом Тритсом Золтом и головы мулов, как будто выраставшие из-под земли.
По мере приближения путешественница всё яснее видела бледные, осунувшиеся лица, а скулу Тритса Золта украшал внушительный синяк.
— Где мальчики? — крикнула Ника.
— Здесь, госпожа Юлиса, — глухо ответил Анний Мар, кивнув себе за спину.
Когда их повозка проезжала мимо, девушка услышала за матерчатыми стенками рыдания, которые не мог заглушить даже грохот колёс по плотно утрамбованным камням.
— Давай за ними, — приказала она Риате, хмыкнув про себя: "Что-то не видно большой радости. Но, может, они просто переживают те унижения и мерзости, которые пришлось перенести? Ну и сволочь же этот Сфин Бетул!"
Когда их маленький караван выехал на ведущую в город дорогу, та оказалась уже заполнена повозками, вьючными животными и просто пешеходами. Хотя, как зевая отметила про себя путешественница, интенсивность движения все же уступала той, что ей пришлось видеть в день прибытия в Гедор.
Привычно оглядываясь по сторонам, она наткнулась на осоловелый, неподвижный взгляд рабыни. Риата медленно, как большая кукла-неваляшка, раскачивалась из стороны в сторону, казалось, только чудом не выпуская поводья из рук. Присмотревшись, поняла, что хитрая невольница обвязала их вокруг запястий и теперь дремлет с открытыми глазами, рискуя в любой момент упасть на дорогу.
— Ты ночью спала? — спросила хозяйка, ткнув невольницу в бок.
— А, что? — встрепенулась та.
— Я говорю: ты ночью спала? — терпеливо повторила Ника.
— Нет, госпожа, — жалобно всхлипнув, покачала головой Риата. — Уж очень там страшно было. И вы же приказали вас разбудить…
В последних словах прозвучал явный упрёк.
Покачав головой, девушка мысленно проворчала: "Разбаловала я её совсем", но вслух проговорила:
— Полезай в фургон и спи. А то ещё свалишься.
— Ой, госпожа, да как же так…, — без особого энтузиазма запричитала невольница. — Это вам…
— Лезь, я сказала! — рявкнула хозяйка, отбирая поводья. — Не беспокойся, долго разлёживаться я тебе не дам.
— Спасибо, добрая госпожа, — картинно всхлипнув, рабыня не удержалась от широкого зевка. — Пусть небожители наградят вас многими милостями.
Через минуту из-за неприкрытой дверки послышался лёгкий, размеренный храп. Какое-то время путешественница ещё бубнила себе под нос, награждая спутницу не самыми лестными эпитетами. Но пригревшись в меховом плаще, очень скоро сама стала зевать во весь рот. Она тёрла глаза, трясла головой, даже ущипнула себя пару раз. Однако, это слабо помогало.
Ночные приключения так вымотали тело и разум, что они настойчиво требовали отдыха, полагая короткий сон под утро совершенно недостаточным для восстановления сил.
Можно, конечно, пинком разбудить рабыню и посадить её на облучок. Вот только Ника опрометчиво решила, что позволит ей спать по крайней мере до остановки на обед. А показывать слабость даже самой себе как-то не хотелось. В конце концов девушка спрыгнула с повозки и долго шла рядом, стараясь прогнать сон ходьбой.
Солнце перевалило за полдень, а фургон артистов по-прежнему катил вперёд. Не в силах более бороться с наваливавшимся сном, путешественница уже собиралась поднять Риату, чтобы самой занять её место, когда повозка урбы вдруг свернула на какую-то неприметную малоезжую дорогу.