— Вы отведите госпожу к эдилу Акву, — бодро проговорил бородач, "ловко" выцыганивший у "наивной" задержанной деньги. — А мне тут кое с кем поговорить надо. Да смотрите, чтобы к ней отнеслись как полагается. Она ещё только обвинённая.
— Сделаем… Курций Таил, — с трудом сохраняя серьёзное выражение лица, заверил его коллега, второй сопровождающий, чтобы не рассмеяться, отвернулся. — Идите, госпожа.
— Эй, Орес, кто это такая? — с любопытством спросил часовой, разглядывая закутанную в плащ Нику.
— Клеар обвинил в святотатстве, — охотно ответил конвоир. — Прямо на форуме.
И опять Ника обратила внимание на странное спокойствие, с которым воспринял его ответ часовой, лишь удивлённо вскинувший редкие, белесые брови.
— Чего же она такого натворила?
И всё! Ни возмущённых криков, ни требований немедленно, тут же наказать, покарать, посадить на кол и так далее. Нет даже раздражения. Обычное любопытство. Возможно, служители правопорядка настолько привыкли иметь дело с разного рода нарушителями закона, что их уже не впечатляют самые страшные преступления?
Впрочем, долго размышлять над этими странностями не пришлось. Сопровождающий мягко втолкнул её в небольшую комнату с широкими лавками вдоль стен и большим столом, за которым восседал, мрачно таращась в глиняную кружку, тучный дядечка в овчинной безрукавке, надетой поверх светло-зелёной туники.
Услышав шум, он поднял на вошедших слегка пьяненькие глазки, и подавшись назад, отодвинул в сторону блюдо с горкой куриных костей.
— Это ещё что такое? — недоуменно протянул мужчина, стараясь придать лицу строгое выражение.
— Господин Акв, — заискивающе, словно извиняясь за то, что оторвал столь занятого человека от важных дел, сказал конвоир. — Эту женщину арестовали по приказу магистрата Проба Фаба Лиса на основании обвинения выдвинутого преосвященным Клеаром.
— И что она наделала? — живо поинтересовался эдил.
— Святотатство, господин Акв, — вздохнул стражник. — Вот господин Фаб и велел отвести её в тюрьму.
— Он велел! — фыркнув, передразнил собеседник. — А чем я её кормить буду? Тридцать два узника, а на еду всего пять риалов в день! Пять! Лучше бы Фаб об этом подумал, а не сажал к матёрым преступникам глупых девчонок.
— Неладное на форуме случилось, господин Акв, — понизив голос, заговорил второй конвоир. — Её чуть не растерзали.
— Опять "неистовым" неймётся, — поморщился эдил. — Мало им повторного жертвоприношения, игры под себя подгребли, да ещё и на людей бросаются. А чего они на форуме торчали, а не в храме?
— Так сегодня Сул Опус обещал выступить с речью о городских неустройствах, — пояснил первый стражник. — Вот и пришли слушать. Они же все за него.
— Ещё бы! — фыркнув, криво усмехнулся Акв. — Мало того, что муж племянницы Клеара, так он ещё и колоннаду к храму пристроил, художников из самого Радла вызвал росписи подновить…
И с горечью посетовал:
— Что за люди? До выборов почти полгода, а они уже народ мутят.
"Мужиков хлебом не корми — дай поболтать о политике", — усмехнулась девушка, внимательно прислушиваясь к разговору.
Очень скоро она уяснила, что местной элите бросил вызов честолюбивый богатей, да ещё и не коренной этригиец, а сын перебравшегося из Цилкага купца. Пользуясь поддержкой наместника императорского префекта и верховного жреца храма Дрина, он собрался выставить свою кандидатуру на выборах магистрата, пытаясь тем самым разрушить вековечный порядок чередования у городского "кормила" представителей древних этригийских родов. А ей как всегда "повезло" нарваться на ревностных почитателей владыки недр, составлявших значительную и самую активную часть электората здешней "оппозиции".
Только придя к глубокомысленному выводу о том, что чужакам нечего делать в магистратах, а жрецам не следует так откровенно вмешиваться в политику, самодеятельные политические аналитики вспомнили о скромно молчавшей арестантке.
— И куда мне её девать? — спросил эдил, взяв со стола стопку потрёпанных листов папируса, прошитых в углу суровой ниткой. — В подземелье?
Испуганно вздрогнув, Ника резко обернулась к стражникам.
— Зачем же так сразу, господин Акв, — заюлил стражник, скорбно качая головой. — Суда-то ещё не было.
— Да ладно! — снисходительно рассмеялся эдил, махнув рукой. — Это так, шутка. Я законы знаю.
Он озабоченно глянул в заляпанную бронзовую чернильницу и продолжил:
— Пойдёт в угловую. Там у меня базарная торговка плетей дожидается, да двух проституток утром привели. Пусть вчетвером посидят. Места хватит.
Хихикнув, дядечка разгладил лист папируса и буднично спросил:
— Как тебя записать?
— Ника Юлиса Террина, — представилась девушка.
— Ишь ты! — хмыкнув, покачал головой Акв. — Юлиса! Ещё скажи, что их тех самых…
— Из них, — невозмутимо подтвердила попаданка. — Дочь Лация Юлиса Агилиса и Тейсы Юлисы Верты, внучка сенатора Госпула Юлиса Лура.
— Ты, девка, не шути так, — нахмурился эдил, а конвоиры озадаченно переглянулись.
— Тюрьма — не место для шуток, господин Акв, — спокойно проговорила арестантка. — Да и мне совсем невесело.
— А где живёшь? — сухо поинтересовался собеседник, всё ещё не решаясь занести в тюремные анналы провинциальной Этригии наименование столь знаменитого рода.
— Я еду к родственникам в Радл, — пояснила Ника. — Из Канакерна. Вчера вечером спутники ограбили меня и пытались убить. Об этом я и хотела рассказать магистратам, когда… появился господин Клеар и выдвинул своё нелепое обвинение.
— Не слышал, чтобы Юлисы на Западном побережье жили, — проворчал мужчина. — Не знаю, как насчёт святотатства, но самозванство тебе точно могут вменить в вину. А это очень серьёзное преступление. За такое на кол сажают. Так как записывать?
— Ника Юлиса Террина, — твёрдо отчеканила она.
Ткнув в её сторону обгрызенным кончиком пера, эдил так же раздельно отозвался:
— Я тебя предупредил!
И принялся, сопя, выводить на папирусе имя новой арестантки. Затем, оставив чернила подсыхать, встал, сняв с гвоздика в стене связку плоских ключей.
— Пошли.
Лязгнув засовом, он распахнул массивную, окованную железными полосами дверь в просторное, полутёмное помещение, прорезанное узкими полосами дневного света.
На девушку пахнуло густой, застарелой вонью, напомнившей ей смрад рыбозасолочных сараев Канакерна. По сравнению с этими миазмами запах самого запущенного вигвама аратачей мог показаться ароматом фирменного магазина косметики.
— Чего встали? — проворчал по-прежнему сопровождавший её конвоир.
Справа шла глухая стена, сложенная из грубо отёсанных камней, скреплённых раствором. А слева почти от пола до потолка тянулась частая решётка из деревянных брусьев, за которой что-то копошилось в темноте.
Бивший из-под потолка дневной свет слепил глаза, мешая рассмотреть подробности. Зато уши прекрасно слышали сиплое дыхание и неясное бормотание.
Вплотную к ограждению следующей камеры стоял сухой, жилистый старик в каких-то лохмотьях поверх грязного хитона. Поймав взгляд новой арестантки, он широко оскалил розовые дёсны с редкими пеньками зубов.
— Эй, Сухан! — прокаркал он на редкость противным голосом. — Ты глянь, ещё одну шлюху ведут!
— Никак магистрат решил в тюрьме публичный дом открыть, — отозвался из темноты ломкий, юношеский басок.
— А нам в нём бесплатно давать будут! — мерзко хихикнул старик, вытирая текущую из уголка губ слюну грязной, покрытой струпьями рукой.
— Подожди немного, Рояш, — ухмыляясь, бросил через плечо шагавший впереди эдил. — Стражники с Визгуном уже закончили. Сейчас за тебя примутся. И всё бесплатно.
Сопровождавший Нику конвоир угодливо захихикал неуклюжей шутке начальства. Её привели к той самой угловой камере, о которой говорил Акв. Там оказалось немного светлее из-за дополнительного окна в боковой стене. Вдоль неё шла каменная лежанка, кое-как прикрытая соломой, на которой, тесно прижавшись друг к дружке, словно озябшие котята, сидели две женщины с короткими причёсками, но без рабских ошейников и табличек.
Заметив тюремщиков, арестантки почему-то бодро вскочили, то ли выполняя некий ритуал, предусмотренный местными правилами, то ли просто чтобы лучше видеть посетителей. Ника в свою очередь тоже смогла как следует разглядеть короткие, явно не по сезону хитоны, да ещё с разрезами по бокам, открывавшие тощие, посиневшие от холода ляжки соседок по камере.
— Ну, заходи, — криво усмехнулся эдил, открыв пронзительно заскрипевшую дверь.
Сердце девушки, и без того колотившееся, как сумасшедшее, едва не выскочило из груди, когда она, пригнувшись, шагнула через высокий каменный порог, только тут заметив третью женщину.
Закутавшись в тряпьё, она скрючилась в тёмном углу, поблёскивая глазками, словно застигнутая врасплох испуганная мышка.
— Ну, девочки, не ссорьтесь, — хохотнул стражник, а эдил усмехнулся, вытаскивая из замка ключ. — Теперь вам скучно не будет.
Похоже, надзиратель оказался прав. Судя по физиономиям представительниц древнейшей профессии, мирного сосуществования не получится, решила Ника. Слишком зло кривились бледные со следами помады губы. И какими-то не в меру многозначительными взглядами обменивались коллеги по многотрудному ремеслу.
Однако попаданка продолжала стоять, пока не представляя, что сказать и как себя вести. Нетерпеливые сокамерницы взяли начало ссоры на себя.
— Смотри, Кирса, — шмыгнула покрасневшим носом одна из девиц. — Какую к нам знатную даму подсадили. Неужели убила кого?
— Не иначе храм ограбила, — хихикнув, поддержала подруга. — Или дом магистрата обворовала.
— И плащ у неё тёпленький, — довольно осклабилась первая, демонстрируя отсутствие передних зубов, как снизу, так и сверху. — А мы с тобой мёрзнем, не зная, как согреться…
Несмотря на рост и субтильное по-сравнению с новенькой телосложение, они с удовольствием дурачились и вели себя столь вызывающе нагло, видимо, потому, что полагали, будто имеют дело со скромной домашней девочкой, оказавшейся в узилище п