Томас подошел к Элизе и схватил ее за руки.
– Если вы не прикусите язык, никто вам не поможет.
– Ничего мне от них не нужно! – Она резко вырвала руки. – И вы уберите от меня руки. Какое право вы имеете меня трогать? Я сама поведу фургон.
– Не поведете, – внезапно вмешался Майлз, умоляюще взглянув на Джули. – Это нас сильно задержит. А мы не можем себе этого позволить. Я не хочу, чтобы Тереза рожала в дороге. Джули, ты справишься с нашим фургоном? Тогда я пересяду к миссис Тэтчер.
Джули кивнула, хоть и без особой радости. Но Майлз был прав – им нельзя терять времени! Внезапно вперед вышел Лонни Брюс.
– Мистер Маршалл, если вы поедете с миссис Тэтчер, я поведу ваш фургон. Я просто не хочу работать на эту женщину, но вашей жене и вашей сестре с радостью помогу.
Эстер промолчала.
Майлз с благодарностью принял его предложение, а Джули сказала, что с удовольствием ему поможет. Майлз пошел запрягать волов Элизы, а Лонни Брюс и Джули отправились к своей повозке.
Уже сидя в фургоне, Тереза повернулась к Джуди и вздохнула:
– Я вот все думаю, почему Элиза так себя ведет? Она же делает все для того, чтобы настроить окружающих против себя. Зачем?
– Ты же сама не устаешь повторять, – напомнила Джули, – что не стоит никого осуждать: ведь мы не знаем, что творится в душе другого человека и заставляет его вести себя так, а не иначе.
Тереза задумчиво покачала головой.
По прошествии некоторого времени Джули решила перебраться вперед к Лонни Брюсу – на тот случай, если ему понадобится помощь. Вскоре она пожалела об этом, так как мальчуган был целиком поглощен жуткими историями об индейцах и тараторил всю дорогу не умолкая. Уж в этом он был точной копией своей матери.
– Не стоит верить всему, что слышишь, Лонни Брюс, – не выдержала наконец Джули. – Иногда в подобных рассказах действительность несколько преувеличивается.
– То, что я вам рассказываю, не преувеличение, – с негодованием возразил мальчик. – Мой дед служил здесь почтальоном, а когда вернулся домой, то объяснил мне, почему Кочиз и остальные чирикауа вышли на тропу войны.
Вообще Джули не одобряла подобных разговоров, но любопытство пересилило.
– Ну и что же он рассказывал?
– Ну, – глубоко вздохнул Лонни Брюс, его прямо-таки распирало от важности, – дедушка приехал сюда в пятьдесят восьмом, и до шестьдесят первого с чирикауа не было больших проблем. Кочиз вел себя вполне дружелюбно. Но потом его по ошибке арестовали – обвинили в похищении людей. Он как-то ухитрился сбежать, но несколько его людей были убиты. Вот с тех пор чирикауа и вышли на тропу войны. И Кочиз не единственный, кто мечтает отомстить белым, – с видом знатока заявил он. – Вы слыхали когда-нибудь о бойне у Песчаного ручья?
Джули покачала головой.
– По словам дедушки, южные племена шаиеннов всякого натерпелись в конце пятидесятых – начале шестидесятых. Дичь у них почти перевелась, и многие умерли от голода. Потом было восстание сиу в Миннесоте, там полегло немало белых, а те, что жили на равнинах, прослышали об этом и жутко перепугались. Пошли слухи, что южные шайенны движутся к северу, чтобы, соединившись с сиу, атаковать приграничные поселения. Тогда полковник Шивингтон из Колорадо стал нападать на стоянки шаиеннов, как на воинственные племена, так и на дружественно настроенные. Он сказал так: «Встретил шайенна – убей его».
– Какой ужас! – прошептала Джули. – Он прямо так и сказал?
Лонни Брюс кивнул.
– В конце ноября около пятисот шаиеннов стояли лагерем у Песчаного ручья, в Колорадо. Их вождь, Черный Котелок, был одним из тех трех вождей, которые подписали мирный договор. Он каким-то образом прослышал о словах Шивингтона и насторожился, но другие американские офицеры сказали ему, что у Песчаного ручья индейцы будут в безопасности. Вот… – рассказчик сделал паузу. – Но это оказалось неправдой. На них напали семьсот колорадских волонтеров под командованием полковника Шивингтона. Он приказал не брать пленных. Когда они ворвались в индейский лагерь, Черный Котелок выкинул белый флаг. Но все индейцы были вырезаны – маленькие дети порублены на куски, женщины убиты. А на следующий день солдаты сняли с трупов скальпы, прикрепили их к седлам и поскакали в Денвер хвастаться победой.
Джули почувствовала, как у нее сводит желудок.
– Да как же это? Это же были мирные индейцы.
Мальчуган фыркнул.
– Ну и что? Когда у них луки и томагавки, это уже достаточно скверно, но дайте хотя бы одному из них пистолет, и вот тогда посмотрим, что из этого выйдет!
Джули содрогнулась.
– На сегодня достаточно рассказов, Лонни Брюс.
Джули никак не могла выбросить эту историю из головы, и под вечер, когда фургоны уже были выстроены кругом, она отвела Майлза в сторону и пересказала ему все услышанное. Майлз вовсе не удивился.
– Я знаю, Джули. Слышал об этом еще в Сан-Анджело.
– И не рассказал нам? – поразилась Джули.
– Еще покидая Саванну, мы знали, что нам придется пересечь индейские земли. Зачем же лишний раз пугать самих себя? Каждая движущаяся на запад колонна переселенцев может подвергнуться нападению индейцев. Просто нужно быть очень осторожными. Ты что, думаешь, Арнхардт каждый день уезжает, чтобы посмотреть, нет ли на пути поваленных деревьев? Да нет же, черт побери. Он смотрит, нет ли поблизости индейцев.
– И что?
Майлз отвел взгляд и пожал плечами.
– Майлз! – хватая его за плечи, закричала Джули. – Я имею право знать!
– По моим сведениям, до Аризоны мы доедем спокойно, – размеренно произнес брат. – Если хочешь узнать побольше, спроси Арнхардта сама. Хотя я сомневаюсь, что он скажет тебе больше, чем нам, мужчинам. А нам он сообщил не много. Он не считает нужным расстраивать людей без крайней необходимости.
Джули и в самом деле пошла к Дереку. Он поведал ей еще несколько ужасных историй, а в заключение твердо сказал:
– Я полагаюсь на то, что ты сохранишь все это в секрете. Мужчины об опасности знают, но не стоит пугать женщин.
– Ах да, разумеется, вы оберегаете женщин от излишнего беспокойства, – саркастически сказала она. – Пусть они ни о чем не волнуются до тех пор, пока улюлюкающий индеец не бросится на них с томагавком. Вот тогда уж им, конечно, придется немного поволноваться.
Внезапно в глазах Дерека промелькнула какая-то искра, и он подался вперед, обхватил Джули своими могучими руками и притянул к себе.
– Плевать на все, Джули! Тебе нечего бояться. Или ты не знаешь, что я, если потребуется, отдам жизнь, чтобы уберечь тебя от опасности?
Джули ждала, когда же ее разум скомандует ей вырваться из его рук, но не услышала никаких сигналов, кроме звука своего бешено колотящегося сердца. Неожиданное чувство переполнило ее – доброе, приятное, восхитительное чувство теплоты. Она поняла, что уже долго молча улыбается.
– Да, Дерек. Я это знаю, как и то, что люблю тебя и буду любить, как бы ни складывалась дальше наша жизнь.
Его губы коснулись ее обжигающим поцелуем, и, не помня себя, Джули прильнула к нему, желая только одного – чтобы этот миг никогда не кончался.
– Знаешь, – чуть отстранившись, недовольно сказал Дерек, – ты вошла в мою плоть и кровь словно жажда, которую нельзя утолить. Когда я каждый день уезжаю на разведку, воспоминания преследуют меня: радость, боль – все, что у нас было. С тобой происходит так же, я знаю.
– Да. Не стану тебе лгать, но…
– Черт возьми, Джули, так больше не может продолжаться! Пора нам еще раз поговорить. Я много думал и многое понял, и я решил… есть кое-что, что ты должна знать… это поможет тебе понять меня лучше. Я не такой бессердечный ублюдок, каким ты меня себе представляешь.
К своему изумлению, Джули внезапно поняла, что нечто очень важное Дерек все это время скрывал от нее. При мысли о том, что сейчас наконец она все узнает и поймет, дрожь пробежала по ее телу.
– Тогда скажи мне, Дерек, – попросила она. – Скажи мне об этом скорее.
– Мы будем вместе, – хрипло сказал он, еще крепче сжимая ее в объятиях. – Так или иначе. Ты будешь моей, и…
Вдруг совсем рядом раздался негодующий возглас. От неожиданности они отпрянули друг от друга. Из темноты вышла Элиза Тэтчер.
– Какая гадость! Я специально прихожу сюда поговорить с вами, капитан Арнхардт, о тех неприятностях, которые доставил мне этот сбежавший ниггер, и убеждаюсь в том, о чем подозревала все время: эта… эта шлюха отвлекает вас от работы!
Джули едва справилась с охватившей ее яростью и была очень благодарна Дереку, который с усмешкой произнес:
– Элиза, моя личная жизнь вас не касается, и вы поступили бы умнее, если бы прикусили свой злобный язычок. Какого черта вам нужно?
Неожиданная резкость вопроса выбила Элизу из колеи.
– Мой… – начала она заикаясь, – мой ниггер, М-Мика… сбежал.
– Я в курсе, – кивнул Дерек.
– Тогда поищите мне кучера, капитан! – потребовала она.
– Сделаю что смогу. Позже. А сейчас мы вас не задерживаем. Вы не заметили, что мешаете?
– О, несомненно! – визгливо рассмеялась она. – Но боюсь, вам придется ненадолго прерваться и осмотреть одного из моих волов – он, кажется, заболел.
Дерек тяжело вздохнул и виновато взглянул на Джули.
– Извини, но лучше это проверить сразу. Бедные волы в отличие от Мики не могут сбежать от нее.
– Очень смешно! – огрызнулась Элиза. – Можете быть уверены, мой муж непременно узнает, как вы себя вели, капитан. И тогда вы можете остаться без работы.
Дерек дотронулся пальцами до подбородка Джули и прошептал:
– Увидимся позже, – а затем решительно направился к фургону Элизы.
Джули, опечаленная, смотрела ему вслед: прекрасный момент откровения был испорчен. Что же такое Дерек хотел ей сказать? Желая побыть наедине со своими мыслями, она неторопливо пошла вдоль зарослей мелкого кустарника и кактусов. Не подозревая о том, что следом за ней…
Глава 8
Закутавшись поплотнее в шерстяную накидку, Джули неторопливо прогуливалась, вдыхая свежий морозный воздух. Она никогда не боялась темноты, наоборот, ей всегда нравилась ночь, ее загадочное очарование. Вокруг никого, тишина и покой. Ночь, казалось, дружелюбно раскрывала ей свои черные бархатистые объятия, в которых можно было спрятаться, забыть все свои обиды и невзгоды. Мерцающие звезды словно вопрошали: как же можно печалиться, когда вокруг столько красоты? Джули остановилась и, запрокинув голову, залюбовалась ночным небом; одна звезда, которая была ярче остальных, приковала к себе ее взгляд. Одна звезда ярче других, размышляла она. Не так ли устроена жизнь? Чьи-то души являются фоном, окружением для одной, избранной? В подобные минуты ее собственное бренное существование казалось ей такой мелочью, что просто кощунственно было даже задумываться о нем. Наверное, ее существование заметно для Бога не больше, чем самое тусклое мерцание самой крошечной звездочки на Его небесах.