Мадлен отрицательно покачала головой.
- Вот увидишь, и не ответят! Они боятся иметь с нами дело!.. Когда они приезжают в Париж, то даже боятся ходить по нашим улицам!.. Их возят в автобусе.
- А чего они боятся? - удивилась Мадлен.
- Разве ты не знаешь? - воскликнула мадам Дюбуа. - Ведь в России постоянный голод!.. Они даже не пьют кофе! - В ее представлении это было крайней степенью нищеты. - А их дети не ходят в школу!..
- Почему?
- И школ мало, и ходить им не в чем! У них нет ботинок! А потом детей там заставляют работать бесплатно…
- Неужели бесплатно?..
- Ну да! Только чем-нибудь покормят! Представляю себе, как они испугались, когда получили письмо из нашего свободного мира!.. Впрочем, они, наверно, его и не получили! Все письма у них задерживает полиция!..
- А как же Артек? - спросила Мадлен.
- Какой Артек? - удивилась мадам Дюбуа.
- Жак рассказывал, что на Черном море есть лагерь, куда летом приезжают ребята со всего мира. И там они дружат с русскими ребятами!..
Мадам Дюбуа пожала плечами.
- Может быть!.. Но это все хитрости! Коммунисты создают что-то хорошее в одном месте, а потом кричат, что у них всюду так хорошо!.. А если кто-нибудь хочет их проверить, его тут же обвиняют в шпионаже и посылают в Сибирь!..
- А отец Жака говорит, что в России нет капиталистов!.. - сказала Мадлен, отпивая из чашки кофе.
Мадам Дюбуа вскинула брови.
- Ну, а я что говорю?.. Там все бедные!..
Мадлен замолчала. Несколько минут она молча следила за короткими, пухлыми пальцами мадам Дюбуа, которые удивительно легко и ловко двигали вязальным крючком.
- А месье Шантелье честный человек! - вдруг произнесла она, как бы отвечая своим мыслям.
Мадам Дюбуа усмехнулась и на мгновение перестала вязать.
- Но он хочет меня разорить!.. - Она перехватила удивленный взгляд Мадлен. - Да, да, - повторила она, - он хочет меня разорить! Он считает - если я имею свою лавку, значит, я уже капиталистка! А я ведь бедная женщина и едва свожу концы с концами!.. Нет, Мадлен!.. Если коммунисты придут у нас к власти - все погибнет!.. Разве это честно, отнять у человека дом и не заплатить ему ни одного франка?
Мадлен вздохнула. Мадам Дюбуа умело нажала на самое больное место. Ведь если бы сбылась бабушкина мечта и она получила бы деньги за свой дом, их семье стало бы легче жить. Отцу не пришлось бы столько работать, а она, Мадлен, смогла бы учиться пению.
Вскоре мадам Дюбуа заторопилась. Она каждый вечер ходила играть в карты к жене владельца бара Далишана. Когда Мадлен вышла во двор, в окнах ее квартиры было по-прежнему темно, не горел свет и у Шантелье. Мадлен постояла немного и пошла к Марии.
Вдруг сзади ее окликнули. Она узнала голос Мориса Шантелье. Мадлен бросилась к воротам ему навстречу. Высокий, чуть сутулый, в темном пальто, он казался спокойным. Только в прищуре его глаз жила затаенная тревога.
- Дядя Морис, у вас были полицейские!.. - быстро заговорила Мадлен. - Они делали обыск…
И, волнуясь, она сбивчиво рассказала о том, как увидела тени людей в его квартире, как крикнула «Воры!» и как Шарль ее защитил от человека в плаще. Шантелье слушал, покусывая губы.
- Теперь я все понимаю! - проговорил он. - Не случайно, значит, меня задержали по дороге, обвинили в том, что я нарушил правила уличного движения, и два часа продержали в полиции. Это был сговор! - Он усмехнулся. - Но только зря старались!.. Ничего интересного для себя они найти не могли…
- Они унесли какой-то сверток, - сказала Мадлен. - Я видела, как один из них прятал его под плащом!
- Может быть, это были мои старые черновики статей?!. - Улыбка осветила лицо Шантелье, но сразу же исчезла, как только Мадлен спросила про Жака.
- Спасибо твоему отцу!.. - сказал Шантелье. - Он приезжал ко мне! С его помощью мы напали на след!..
Он кивнул Мадлен и зашагал к подъезду.
Как будто тяжелый камень упал с души Мадлен, так легко сразу стало ей от этих слов. Она подпрыгнула на месте и быстро заскакала на одной ноге к подъезду, в котором жила Мария. Надо скорее поделиться с Марией этой новостью!.. Но не успела Мадлен добраться до подъезда, как чья-то рука схватила ее за плечо, и она услышала голос бабушки:
- Идем домой, Мадлен! Мария уже, наверно, уложила своих ребят, и тебе там делать нечего!
Но и сухой тон бабушкиных слов не смог сейчас испортить Мадлен настроения. Перескакивая с одного события на другое, она принялась рассказывать бабушке все, что произошло сегодня. Бабушка часто прерывала ее, заставляя вспоминать подробности. Особенно интересовал ее обыск у Шантелье.
Однако когда Мадлен с радостью сообщила ей, что отец ездил к Шантелье, ее любопытство сменилось гневом.
- Это просто невозможно! - воскликнула она. - Сейчас не такое время, чтобы можно было общаться с коммунистами!.. Он поступил как глупый мальчишка!.. Ему от меня сегодня за это хорошо достанется!..
- Бабушка, милая!.. - обняла ее Мадлен. - Папа ведь должен был сказать правду!.. Надо спасать Жака!..
Сердце старухи невольно смягчилось. Властная и строгая, она не могла долго сердиться, когда Мадлен обращалась к ней с лаской.
- Конечно, Жак ни в чем не виноват! - вздохнула она. - Ну ладно, ладно, не проси. Не буду пугать твоего друга!..
Отец вернулся поздно вечером. Мадлен уже спала. А когда она проснулась рано утром, на столике у ее кровати лежала записка: «Мартышка! Я все сделал, как ты приказала. Теперь мое сердце чисто. Твой жираф».
Жирафом Мадлен прозвала отца, когда еще была совсем маленькой. Он казался ей тогда невероятно высоким.
- Что ты ему приказала? - полюбопытствовала бабушка.
Мадлен улыбнулась.
- Он обещал сделать мне подарок!
- Ты, наверно, считаешь меня дурочкой! - обиделась старуха. - Что ж, теперь я тоже буду иметь от тебя тайны!..
Глава третья
В школе ребята каждый день спрашивали Мадлен про Жака. Даже долговязый Эдмон Далишан, сын владельца бара, который постоянно дрался с Жаком, и тот проявлял участие к его судьбе. На переменке он подсел к Мадлен. Его интересовало, не знает ли она, какой марки была машина, на которой похитили Жака. Ведь по ней можно понять, к какому кругу людей они относятся. Если машина дорогая, значит, это люди богатые, влиятельные, имеющие власть.
Учительница математики Жозетт Зиглер вызвала Мадлен в свою комнату. На ее худощавом лице было выражение озабоченности. Она тоже спросила у Мадлен, нет ли новостей о Жаке.
- Что теперь будет делать Шантелье?! - сказала она. - Завтра собрание коммунистов нашей мэрии, он будет выступать и громить ультра… За это они могут убить Жака!..
Мадлен наморщила лоб.
- Пусть дядя Морис не выступает! - сказала она.
Жозетт покачала головой.
- Тогда ультра решат, что их боятся!.. Бедный Жак!.. Бедный Жак!.. - проговорила она. - В какое страшное время мы живем!..
После уроков Мадлен на минутку забежала домой пообедать. У нее сегодня было серьезное дело. Магистрат района поручил школьникам собирать на улицах пожертвования для бастующих в Лотарингии шахтеров.
Мадлен жила в Шуази ле Руа, на территории «красного пояса» Парижа. «Красным поясом» в Париже называют те районы города, во главе которых стоят коммунисты. Большинство населения в них - рабочие. Из года в год они голосуют за коммунистов, доверяя им управлять своим районом.
Конечно, власти бы желали, чтобы во главе мэрий стояли сторонники де Голля. Но это им не удавалось. Как их ни запугивали, рабочие выбирали тех, кого хотели.
Большую часть муниципальных средств коммунисты расходовали на то, чтобы улучшить жизнь рабочих, они строили для них новые дома, а для ребят - школы и детские сады, поддерживали те рабочие семьи, у которых были небольшие заработки. Но на все нужды денег не хватало. Их приходилось собирать.
Иногда приходилось помогать и рабочим других городов Франции. Ведь нельзя оставить товарища в беде. Когда в стране начались забастовки, тысячи школьников Парижа выходили на улицы с кружками собирать пожертвования.
…И вот Мадлен с железной кружкой в руке бродит по улицам. Рядом с ней идет Эдмон Далишан. Он несет плакат с надписью: «Шахтер ждет твоей помощи!»
Собирать пожертвования для Мадлен - дело привычное. Она уже собирала для детей, больных туберкулезом; для детей, отцы которых погибли при наводнении; для пострадавших от землетрясения в Марокко. Никто, как Мадлен, не умеет с такой подкупающей скромностью протянуть кружку, взглянуть на человека с уверенностью, что он щедр и отзывчив к чужому горю. В ее кружку монеты падают одна за другой. Каждый, конечно, дает, сколько может: кто франк, а кто и полфранка. Кружка постепенно тяжелеет, и, когда она ее встряхивает, монеты подпрыгивают все грузнее.
Когда Мадлен устала, она передала кружку Эдмону. Однако за полчаса, что он ее таскал, в кружку упали только две мелкие монеты.
Они проходили мимо мэрии. Она помещалась в старинном двухэтажном дворце. Он стоял в глубине сада, окруженного развалинами старых укреплений. По преданию, этот дворец принадлежал мадам Помпадур, приближенной короля Людовика XIV.
Мадлен представляла себе, что по этой улице едет карета, запряженная шестеркой белых лошадей, вот она поворачивает к воротам, у которых вытянулись гвардейцы в расшитых золотом камзолах. Мадам Помпадур, с лицом Брижит Бардо, выглядывает из кареты и платочком приветствует ее, Мадлен!..
Вдруг сильный толчок в спину, и уже нет никакой кареты. Мадлен отлетела в сторону и едва удержалась на ногах. Мимо нее пронесся огромный грузовик.
- Ты с ума сошла!.. - кричит Эдмон. - Если бы я не толкнул тебя, ты бы попала под грузовик!.. О чем ты думаешь?!.
Эдмон прав, что ругает ее! Незачем думать о прошлом, когда у тебя сейчас столько важных дел.
- Ну, куда мы теперь пойдем? - спрашивает она у Эдмона так спокойно, как будто ничего не произошло.
- Пойдем к художнику! - предлагает Эдмон.