Женщина моргнула, затем нахмурилась.
— Комната одиннадцать, — сказала она. — Идите и стучите сами.
Она повернулась и пошла по коридору.
— Какой этаж? — крикнул Джонни ей вслед.
— Второй, направо.
— Спасибо.
Ответа не последовало.
Джонни и Хенк переглянулись, пожали плечами и поднялись по лестнице. Комната номер одиннадцать была в дальнем конце коридора. На двери висела афиша концерта, который группа давала летом в «Радуге». Джонни громко постучал, никто не ответил, и он постучал еще раз.
— Никого нет, — сказал Джонни со вздохом и постучал в третий раз.
Хенк нагнулся и посмотрел в замочную скважину.
— Я могу открыть.
— Нет, так не пойдет. Это нехорошо.
— Может, твоя скрипка лежит там и ждет тебя, Джонни. Если, конечно, вечером Джеми тебе зубы не заговаривала.
— Мда, но...
— Это займет всего пару секунд.
— Тетка внизу знает, что мы здесь. Она наверняка подслушивает.
— Ну и пусть.
Хенк вытащил кредитную карточку и засунул ее между дверью и косяком. Дверь прилегала не плотно, возможно раньше кто-то уже попадал внутрь подобным способом.
— Зачем тебе кредитка? — спросил Джонни.
— Вместо удостоверения личности. Не мешай. Он поводил карточкой вверх-вниз, и язычок поддался, Хенк повернул ручку и открыл дверь.
— Видишь? — сказал он. — Нечего делать. Джонни нервно оглянулся.
— Давай же, — сказал Хенк, вталкивая его в комнату и закрывая за ними дверь.
Теперь, когда они оказались внутри, Джонни с любопытством рассматривал все вокруг. Он не обнаружил ни своей скрипки, ни саксофона Джеми, зато увидел двуспальную кровать, занимавшую около четверти комнаты, комод, эркер, в котором стояли торшер и кресло, небольшую тумбочку рядом с кроватью, набитую книгами, по-видимому заменявшую туалетный столик.
Парни быстро обошли комнату.
Под кроватью стояла дюжина пар туфель и ботинок. Шкаф был битком набит яркими платьями, которые носили в сороковые — пятидесятые. Но были там и джинсы с футболками. На подоконнике лежал в футляре саксофон-сопранино, а вокруг целая пригоршня жестяных свистулек. На комоде стояла всякая разная косметика и валялась бижутерия. С одной стороны зеркала свешивались ожерелья из горного хрусталя, искусственного жемчуга, бисера и разноцветных стекляшек.
— Посмотри-ка на это, — сказал Хенк.
Джонни подошел к комоду и взглянул на вещицу, которую держал в руках приятель. Это была маленькая резная флейта на кожаном шнурке. Джонни вытащил из кармана свою скрипочку.
— Они похожи, — сказал он. Хенк кивнул.
— Словно сестрички.
Джонни нахмурился, вспоминая страдальческое лицо Джеми.
— Пойдем отсюда.
— Возьми-ка это, — сказал Хенк, протягивая флейту. — Обменяешь на свою скрипку.
— Это же просто побрякушка.
— Мне почему-то кажется, что не просто, Джонни тоже так казалось; в отличие от Хенка, он в этом даже не сомневался. Дотронувшись до нее, он ощутил покалывание, почему-то ему показалось, что две фигурки тянутся друг к другу, словно железо к магниту.
Он взял безделушку из рук Хенка и повесил ее на место.
— Я ничего не возьму, — сказал он. — А теперь пойдем.
Джонни открыл дверь и огляделся, но в коридоре никого не было. Он сделал знак Хенку, они вышли в коридор и направились к лестнице.
Джонни чувствовал себя отвратительно. Он потерял скрипку, а прошлая ночь казалась каким-то сумасшедшим коллажем из разрозненных образов. Но это не давало ему права копаться в чужих вещах, вторгаться в личное пространство другого человека.
Они спустились и вышли на улицу, никого не встретив. Только через несколько кварталов Джонни стало легче дышать.
— Послушай, — сказал Хенк. — Мне пора на работу. Обойдешься без меня до вечера?
Днем Хенк работал в магазине музыкальных дисков на Риде.
— Да, — ответил Джонни. — Все будет нормально.
— Как быть со скрипкой?
— Завалюсь к ним на репетицию.
— Ладно, вечером поговорим, и смотри не пропускай девушек с розовыми волосами.
Слабая улыбка тронула губу Джонни и тут же исчезла.
— Хорошо, — сказал он. — Еще раз спасибо, Хенк.
Хенк помахал рукой и зашагал на работу, оставив Джонни на углу Лаурир и Кинг-Эдвард. Джонни решил отправиться домой по велосипедному маршруту, вдоль канала. Когда он наконец добрался до квартиры, в голове у него немного прояснилось, хотя он по-прежнему не мог разобраться в том, что же на самом деле произошло прошлой ночью. Он перекусил и позвонил Грегу. Жена Грега, Дженет, дала ему телефон Труди МакДоналда, у которого проходили репетиции. Когда Джонни дозвонился туда, Грег сообщил ему, что Джеми еще не появлялась.
— Уж и не знаю, что случилось, старик. Обычно она не пропускает репетиций.
— Если она появится, попроси ее мне позвонить.
Он оставил Грегу номер телефона.
— Не вопрос, — сказал Грег. — А если ты увидишь ее первым, то скажи, чтобы она двигалась сюда, ладно?
— Обязательно.
Джонни повесил трубку и уставился на телефон. Он думал о Джеми, о том, как она кричала, запрокинув голову...
Если это ему не привиделось, решил Джонни, то нет ничего удивительного в том, что она не пришла сегодня на репетицию. Что же делать? У него тоже намечались концерты в субботу и в воскресенье. К тому же скрипку подарил ему Том. Он вручил ее Джонни со словами: «Думаю, ты до нее дорос».
До этого Джонни никогда не доводилось играть на такой прекрасной скрипке. Басы гремели, высокие ноты пели. Все, что на ней игралось, звучало превосходно, — но с тех пор, как Джонни впервые взял ее в руки, Том учил его еще двенадцать лет, пока не передал все, что знал сам.
Джонни поднялся и стал смотреть в окно, засунув руки в карманы. Он нащупал скрипочку, вспомнил флейту в комнате Джеми, вспомнил дом в холме...
Он простоял так несколько минут, просто глядя на улицу, затем сел на велосипед и поехал в парк Винсент Масси.
«Паксилл, — подумал он. — Я отправляюсь на поиски Пэка из Паксилла».
Он произнес эти слова вслух и улыбнулся, подумав про книгу Киплинга.
Дом Данробина Финна находился под зеленым склоном, отделявшим Риде-драйв от самой реки. Лет пятнадцать назад на этом самом месте был общественный пляж. Теперь от него остался лишь низкий каменный парапет у воды. Песчаный пляж зарос тростником и камышом. Летом там плавали утки и лебеди. Зимой с реки дул холодный ветер. Но в доме Финна летом было прохладно, а зимой тепло.
На самом деле он находился в Волшебной стране, так что дверь, поросшая травой, и дымок из очага были видны лишь тем немногим смертным, которые могли заглянуть в Срединное Королевство.
Внутри дом представлял одну большую комнату с низким потолком, кровать в углу была отгорожена занавеской. Очаг использовался для приготовления пищи. В этот самый момент на теплых камнях рядом с очагом стоял чайник, а огонь почти погас. Пол устилали плетеные тростниковые циновки, а у старого дивана лежал потертый восточный ковер, подарок Кейт и Джеки. Как большинство своих сородичей, Финн предпочитал старомодную удобную мебель: мягкие диваны и стулья с подушками.
У очага возвышался сосновый буфет со столешницей, использовавшейся вместо кухонного стола. Неподалеку стоял стул, Финну приходилось вставать на него, чтобы дотянуться до верхних ящиков, где он держал целебные травы и настойки. На стенах комнаты были развешаны старинные портреты. Финн собирал черно-белые фотографии прошлых лет, ему нравилось разглядывать их долгими зимними вечерами. Каждый снимок был помещен в деревянную резную рамку, которые хоб делал сам.
Кейт и Финн сидели у очага и молча пили чай с медом. Караид лежала рядом на диванной подушке. Кейт только что закончила рассказ о своих изысканиях, предпринятых прошлой ночью. Она валилась с ног от усталости, когда пришла, но разговор и чай быстро ее взбодрили.
— Это точно друихан, — наконец сказал Финн. — Теперь их совсем мало. Те немногие смертные, которые верят в существование Волшебной страны, не пытаются завладеть тайным знанием.
— Он очень напоминает подданных Неблагословенного двора, — сказала Кейт.
— Тут ты не права, это совсем разные вещи. Несмотря на давнюю вражду, у Благословенных созданий и Воинства много общего: как и мы, они получают удачу, в дар от Арн, Матери Луны.
— Да, но они творят зло...
— На самом деле мы не такие уж разные. Как две страны, постоянно находящиеся в состоянии войны. Народы обеих стран едят одну и ту же пищу, нуждаются в сне и отдыхе. То же самое и с нами, не совпадают только наши взгляды на жизнь. Но друиханы... С ними все обстоит совершенно иначе. В старину они были оборотнями — подменышами, которых привечали то в одном, то в другом дворе. А иногда разные зловещие события начинали происходить как бы сами по себе, и никто не знал, в чем причина.
— Караид говорит, что друиханы также могут быть великанами или ограми, но в основном они гругаши.
Финн пожал плечами:
— Я сам не очень-то много о них знаю. Но то, что обычно друиханы становятся гругашами, — это верно. Эта твоя книга — ученая!
Кейт улыбнулась:
— Мне кажется, словно она у меня всю жизнь.
— Только гругаш способен создать подобную вещь с помощью своего волшебства. Я бы не мог вышить такого заклятия, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
— Я просто воспользовалась волшебными камешками.
— Камешки можно использовать по-всякому: на добро и во зло, — сказал Финн. — Как тебе самой хорошо известно.
Внезапно его лицо расплылось в улыбке. Обычно его глаза казались хитрыми, даже коварными, но когда он бывал в хорошем настроении, они излучали какой-то чудный свет, и тогда все удивлялись, как могли они опасаться этого веселого хоба.
— Пойми, — добавил он. — Эта книга откроет тебе путь к знаниям, Кейт. Может, даже превратит тебя в гругаша. У тебя уже есть имя — ты единственная Кейт Щелкунчик в Кинроуване, но когда-то это имя было довольно распространенным. Ты умна. Все, что тебе нужно, — это обучиться магии. Я не знаю, хочешь ли ты этого, но если да, то я сам мог бы показать тебе кой-какие заклинания. Еще не поздно начать.